Монумент - Йан Грэхем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баллас повернулся к спутникам, но те уже все поняли сами.
– Стражи, определенно, – сказал Краск, нервно облизывая губы.
– Да.
– Что будем делать?
– Мы не сможем их обогнать, – сказал Баллас.
– Нет? – переспросил Краск. – Кажется, только один из нас замедляет всех… – Он посмотрел на Элзефара.
Тот кивнул.
– Мне следовало бы предложить вам бросить меня и спасать свои шкуры. Это было бы благородно, верно? Тема для песен и баллад. Но Баллас такого не допустит. Почему? Потому что у него благородное сердце? Потому что мы с ним – товарищи? – Калека покачал головой. – Потому что я ему нужен. Он желает знать то, что знаю я. Я еще не открыл ему имя проводника. Без моей помощи Балласу не добраться до Белтиррана.
– Мертвецу проводник ни к чему, – буркнул Краск. – Баллас, Элзефар – не единственный, кто это знает. Найдутся и другие. Другие люди, более надежные… и порядочные.
– Мы не бросим Элзефара, – заявил Баллас.
– Баллас… – начал Краск.
– Мы не бросим его, – повторил Баллас несколько раздраженно. – Нет необходимости.
– А что ты предлагаешь? – спросил Краск. – Мы в милях от выхода из этих проклятых туннелей. В милях! Понимаешь? Что мы… – Старик вздохнул. – Опять собираешься драться?
Баллас кивнул.
– Прости меня, конечно, – сказал Краск, – но ты слишком часто испытываешь судьбу. Рано или поздно удача тебя покинет. Ты устанешь или оступишься, и…
Баллас не слушал. Он развернул карту и несколько минут тщательно ее изучал. Потом посмотрел в темноту туннеля.
– Там впереди удачное место, – сказал он.
Чуть поодаль коридор раздваивался. Баллас оглядел оба туннеля и обнаружил, что правый несколько шире.
– Я останусь здесь, – решил он. – Все остальные спрячутся в другом коридоре. Когда стражи окажутся здесь, они задумаются, в какую сторону мы пошли, и на время остановятся. Пока они будут думать, мы нападем на них. Ясно?
Краск кивнул. Лицо его было серовато-бледным. Старик вынул из ножен небольшой кинжал и нервно перебрасывал его из руки в руку. Эреш, напротив, была абсолютно спокойна. Она заново перевязала растрепавшиеся волосы и исчезла в коридоре. Краск и Элзефар последовали за ней, Баллас же направился в правый туннель. Он закрыл шторки фонаря, так что свет превратился в едва видимое глазу мерцание, и сел на каменный пол. Вынув кинжал, Баллас повозил по лезвию рукавом, стирая засохшую кровь. Он чувствовал неимоверную усталость, и дело было отнюдь не только в физическом напряжении. Все ослабляло его – Церковь, стражи, ополчение и жители города, которые преследовали его. Краск бесил Балласа. Старик был полон страха и тем раздражал. Да, Краск пытался держать себя в руках, но даже это вызывало ярость. Краск постоянно напоминал, что страх существует – и живет в самом Балласе ничуть не менее, чем во всех прочих…
То ли дело Эреш – более решительная, более волевая. Однако ее неопытность тоже испытывала терпение Балласа. Девушка готова была сражаться, но не имела должной сноровки. В глубине души Баллас понимал, что несправедлив. Жизнь Эреш прошла на болоте, где самой большой опасностью были угри, – откуда же она могла получить боевые навыки? И тем не менее неумелость девушки вызывала раздражение…
А Элзефар? Баллас так и не сумел раскусить калеку-переписчика. Разумеется, он умен и самовлюблен. Кто может поручиться, что Элзефар действительно откроет Балласу имя проводника, когда очутится в своем безопасном месте? Да, он может назвать какое-нибудь имя, но как проверить его подлинность? Возможно, такого человека и вовсе не существует на свете. И если Баллас вернется в безопасное место, чтобы отомстить Элзефару, калеки там просто не окажется. Что, если все его обещания – не более чем уловка?
Пластинка засохшей крови прилипла к лезвию. Баллас отцепил ее и скинул на пол. Из тени вынырнула ящерка. Она обнюхала кровь и, видимо решив, что предпочитает более свежую пищу, метнулась по стене – к паукам. Некоторым удалось разбежаться. Другие исчезли во рту ящерицы…
– Пауки и ящерицы… – послышался голос Краска. – В сущности, люди не так уж сильно от них отличаются…
Баллас обернулся.
– Сколько стражей нас преследуют? Можешь сказать? – спросил Краск.
– С полдюжины.
– Как ты думаешь, они нашли вторую карту? Или просто гонятся за нами, надеясь на везение.
– Просто гонятся, – буркнул Баллас. – У них не было времени разыскать карту. Не так уж много народу знает о канализации. Возможно, стражи просто не отдают себе отчета, какой тут лабиринт, и не подумали, что им понадобится план.
– Шесть человек, – тихо сказал Краск. – Ты уверен, что мы с ними справимся?
– Бывало и хуже.
Краск зябко повел плечами.
– Я бы отдал что угодно за глоток виски. Выпивка придает мне храбрости. – Он помолчал, потом тяжко вздохнул. – Баллас, скажи честно: кто ты такой?
Баллас нахмурился.
– Что за странный вопрос? Я – человек, за которым охотится Церковь…
– Не только. Я долгое время наблюдал за тобой. Ты вор и убийца – и в обеих этих сферах равно искусен. У тебя есть дар, Баллас. Тут ты превосходишь большинство людей. Ты убиваешь быстро и чисто. А вдобавок ты способен рассуждать. В любой ситуации ты можешь составить план. Да, часто аморальный и опасный, но он работает. Он оказывается лучшим из всего, что можно было сделать. И это…
– Кто я такой, – перебил Баллас, – мое личное дело. – Он удивился внезапному интересу Краска. Или тот полагал, что им не удастся одолеть стражей, и решил напоследок удовлетворить любопытство?
Отповедь Балласа не смутила Краска. Он продолжал:
– Тот старик – в подвале борделя – сказал, что при взгляде на тебя его посетило видение.
– Да ну?
– Он увидел три сосуда, наполненные разным содержимым. Сосуды символизируют прошлое, настоящее и будущее человека. В первом сосуде – твоем прошлом – была пшеница. Это обозначает, что сперва ты жил спокойно и счастливо.
– Вот дерьмо, – пробормотал Баллас.
– Второй сосуд – твое настоящее – был наполнен кровью. Баллас хрипло рассмеялся.
– И почему меня это совершенно не удивляет? А?
– Что означает… – сказал Краск, не обращая внимания на сарказм, – жестокость и хаос.
– Ничего удивительного, – хмыкнул Баллас.
– Кровь принадлежала львице, – продолжал Краск. – Она лежала подле сосуда. Ее горло было перерезано. Это указывает на то, что в твоей жестокости было что-то… э… благородное. Но и что-то трагическое. Видишь ли: львица была беременна.
Баллас пробормотал что-то себе под нос.
– Третий сосуд… – начал Краск.
– Да-да, – перебил Баллас – раздраженно и несколько встревожено. – Что на этот раз? Еще больше крови? Или, может, козье дерьмо?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});