Ветер перемен - Корделия Биддл

Эта картина была безмолвной. Никто из погонщиков не бранил заупрямившегося верблюда; никто из детей не раскрыл рта; ни одному взрослому не приходило в голову заговорить. Не слышно было жужжания насекомых, не пела ни одна птица. Закутанные в вуали, тюрбаны и платки, люди смотрели прямо перед собой и не осмеливались заводить разговор.

Это безмолвие навсегда останется в памяти Юджинии. Безмолвие камня в глубине сердца пустыни.

ГЛАВА 9

Огден Бекман изо всех сил старался не заснуть. Он спустился в трюм проверить ящики и удостовериться, что никто не пытался их вскрыть, пока «Альседо» стоит в этой зловонной дыре Тунисе. Но жара взяла свое, и он решил растянуться в гамаке, предназначенном для бдения лейтенанта Брауна. «Только на минуточку, – сказал себе Бекман. – Только прийти в себя». Он чувствовал, что тяготится собственными габаритами, – то, что в Филадельфии считалось показателем силы и мощи, под палящим солнцем Северной Африки казалось громоздким и неуклюжим.

Бекман глубоко вздохнул и устроился в гамаке. В трюме было жарко и душно, гамак слегка покачивался, хотя «Альседо» был совершенно неподвижным, словно сел килем в песок. «С какой стати Тунис? – думал Бекман. – Зачем такая трата времени? Нам нужно двигаться к пункту назначения, а не растрачивать драгоценные дни на осмотр достопримечательностей!»

«Кроме того, – напомнил себе Бекман, теперь уже отпала необходимость скрываться. Что могут сделать наш знаменитый доктор со своей женой-каракатицей? Выпрыгнуть с корабля? Обидеться и отправиться восвояси? Или этот дуралей Уитни? Иди даже Юджиния? У них нет иного выбора, как смириться и плыть дальше: они все под колпаком у Турка. И вообще, черт побери, тому следовало быть жестче. Нужно было строго предписать Джорджу условия: «Перезаправиться, взять на борт все необходимое и снова вперед».

Бекман уставился на темные бимсы[23] над головой. Они поблескивали, как живые, и были похожи на глянцевитую черную кожу. Бекман разглядел, что по ним вперед и назад ползали термиты, жучки и всякие другие крылатые насекомые. У него неожиданно появилось желание раздавить их. Сделать это было нетрудно – нацелиться и ударить ботинком, но двигаться было лень. Бекман лежал и наблюдал за процессией. Он смотрел, как отдельные особи оставляли всех позади, как от массы откалывались индивиды-одиночки, занятые, казалось, своими собственными делами. Он наблюдал, как бок о бок несут общие заботы семьи, как покорно исполняют свой долг те, кто появился на свет обслуживать других. Он видел, как насекомые упорно прокладывают свою тропу по дереву, чтобы безвозвратно исчезнуть там, куда зовет их природа.

«Даже Юджиния, – подумал вдруг Бекман. – Турок дергает ее за ниточки так же, как всех других, всех нас. Ей следовало бы быть поосторожнее. – Но сколько Бекман ни старался убедить себя в этом, сомнения стали вновь овладевать им. – Возможно ею никто не руководит, возможно, она даже не знает, что значит это слово. Может быть, она просто живет своей жизнью, не думая ни о чем, потому что ее не трогает, что делают Турок или Джордж. Невозможно судить о человеке, говорящем на другом языке».

От этой мысли Бекману стало не по себе, он даже загрустил. Он ударил ногой о бимс над собой, и сотни крошечных телец разлетелись в стороны. Раздавленные, изувеченные, с оторванными крыльями и сломанными спинами, они посыпались на пол. Бекман встал и, давя их, подошел к ящикам. У него под ногами хрустели тельца и крылышки. «Нет, Турок не владеет Юджинией, как не владею ею и я». Впервые в жизни Бекман почувствовал себя старым и беспомощным.

Он внимательно посмотрел на ящики, принадлежащие фирме «Экстельм и компания». Аккуратно погруженные, они спокойно стояли на деревянных настилах и, казалось, отвечали взглядом на взгляд, бросая обвинения в сентиментальности и эмоциональности и порицая его. Бекман заставил себя вернуться в сегодняшний день: он пришел сюда проверить ящики, а не мечтать о Юджинии. Придет время, и он сделает то, что нужно. «Всегда можно прибегнуть к запугиванию, потому что это единственное действенное средство, когда все остальное не помогает, – подумал он. – Страх – превосходное оружие».

Бекман подошел к одному из длинных невысоких ящиков и стал взламывать его ломиком; свежее дерево раскололось, и сосновые щепочки упали ему на пиджак. Отделив крышку, Бекман принялся поднимать ее. Вылезли голые гвозди, и он с удовольствием проследил, как на свету блеснули их острия, как будто совершался какой-то ритуал. Его удивило, насколько чистым был металл – серебристым, блестящим и таким острым.

Затем Бекман осторожно снял крышку и положил на пол. Дюжина винтовок «спрингфилд» мирно лежали в своей колыбельке. Они прижимались одна к другой, как спящие дети, – ружейные ложа и стволы, обернутые в клеенку и пергаментную бумагу. Соломенные маты защищали их от любых повреждений, которые мог нанести им корабль или вообще кто угодно. Затаив дыхание, Бекман засмотрелся на них. Винтовки были прекрасны, как живое существо.

Он развернул одну.

– Карабин «спрингфилд», – произнес он, не замечая, что говорит вслух. – Тип A3, абсолютно новая модель этого года. Будет любимым оружием пехотинца. Во всяком случае, так уверяли на заводе в Массачусетсе.

Бекман был склонен верить им. Производители оружия – практичные люди, не какие-нибудь там сопливые поэты, и если они говорят, что то, что он держит в руках, изменит судьбу мира, то кто его знает, может быть, они и правы.

Бекману сказали: «Эта новая модель станет гордостью хорошего стрелка, снайпера, ни одной армии в будущем не обойтись без нее. Винтовка легкая, маленькая, быстро заряжается и, помимо всего прочего, исключительно точная. Мы в Спрингфилде имеем все основания гордиться ею. Все наши испытания показали, что новая винтовка превосходна во всех отношениях. Попробуйте сами, сэр, – настойчиво предлагали Бекману. – Уверены, вы даже не представляете, насколько она мощная, по убойной силе ни с чем не сравнимая, и в то же время так удобно ложится на руку. Другого такого оружия просто нет. Новым здесь, как видите, является размер, мы здесь, на нашем заводе, всегда делали превосходные винтовки, но то, что она укорочена, принесет этой модели славу. Насколько я понимаю, это тютелька в тютельку то, на что вы нацелены. И вот еще, обратите внимание, как без усилия убирается на место штык. Какая прекрасная работа, только полюбуйтесь».

Бекман поднял ствол поближе к свету, любуясь его девственной чистотой, с удовольствием взвесил винтовку на руке и, положив ее на ладонь, сбалансировал, чтобы увидеть, как с ней легко обращаться.