Билет в никуда - Михаил Рогожин

Кишлак соглашался, все больше веря в ее ум и интуицию. До Тамары таких образованных, европейских женщин у него не было. И к бабским мозгам он всегда относился с презрением. А тут обалдел. Что ни слово – подарок. Она умудрялась давать советы, не унижая, а как бы между прочим. Обычно в постели. В перерывах между ласками. А ласкать Тамара умела. Резкий, злобный и жестокий Кишлак замирал под ее руками и позволял делать с собой что угодно. Становился послушным мальчиком и ни разу не сделал ей больно. В такие минуты Тамара царствовала над ним, испытывая от этого такой же нервный подъем, какой, возможно, испытывают дрессировщики, лаская хищника в клетке. А ведь бояться было чего. Несколько раз Кишлак в разговоре со Скрипачом вспоминал какую-то Нюру, которую выбросил из окна девятого этажа за то, что в момент любви она назвала его чужим именем. При этом Кишлак с сожалением вздыхал – мол, зря погорячился. Нюре и двадцати не было. Следствие установило причину падения – несчастный случай. А Кишлак с ребятами переехал в другую гостиницу.

О Марфе Кишлак знал только то, что она жена Унгури. Его врага. Ни Тамара, ни Алла Константиновна понятия не имели, какой мощный клан стоит за спиной этой элегантной женщины. Им она казалась случайно разбогатевшей бизнесвумен. Он же чувствовал в ней серьезного противника.

Однако сама ситуация подталкивала Кишлака на встречу с Марфой. Было решено устроить чей-нибудь день рождения. Несколько дней в столовую Дома творчества завозились продукты. Повара были выписаны из ресторана «Метрополь». На каждого блуждавшего по территории престарелого писателя приходилось по нескольку охранников. Литературные дамы угрюмо наблюдали за падением нравов и сообща в беседках хоронили свою последнюю общую влюбленность в российскую демократию.

Тамара предложила виновником торжества выбрать Кургана. Кишлак отправил к нему Мирчу.

Александр выслушал предложение и задумался. Он никак не мог сообразить, в каком месяце родился.

– То, что человек не ведает даты смерти – полбеды, но то, что не знает дня рождения – катастрофа, – витийствовал Мирча, убеждая приятеля. – Сам посуди, жизнь наша – штука непредсказуемая. К примеру – убьют тебя завтра, а что писать на памятнике? Вместо даты рождения – прочерк?

Александр растерянно посмотрел на него.

– А какого числа будут справлять?

– Послезавтра.

– В пятницу?

– А разве послезавтра пятница?

– Я не знаю… – тоскливо ответил Курганов.

Мирче стало стыдно, потому что за гулянками потерял счет времени. Что за окнами август – знал точно, а об остальном только догадывался. Но нельзя же предлагать человеку праздновать день рождения неизвестно какого числа?

– Короче, неважно, – продолжил он. – Рождаешься послезавтра – и точка!

– Можно и послезавтра, – согласился Александр, удрученный неспособностью вспомнить день своего рождения. – А что от меня требуется?

– Быть трезвым.

– Но это же не получится…

– Получится. Я поручу тебя двум девицам.

Курганов с ненавистью взглянул на Мирчу. Встал, подошел к зеркалу, висящему на стене в коридоре, долго всматривался в свое отражение.

– И их не стошнит от моего вида?

– За пять сотен будут считать тебя красавцем! Александру стало противно. Он схватил пустую бутылку и бросил ее в зеркало. Но зеркало, по странной случайности, не раскололось, а бутылка разбилась вдребезги. Мирча подбежал к нему и с облегчением вздохнул.

– Фу ты, слава Богу! Разбитое зеркало к несчастью. А тебе, вишь, не судьба. Хороший знак.

– Сам знаю, – заторможенно произнес Курганов и почувствовал, что впервые за много дней в душе екнула надежда. Ни на что… просто обозначилась сама по себе. Ему не хотелось размышлять о том – действительно ли она есть. Он только ощутил в себе момент ее рождения.

Словно не доверяя глазам, потрогал поверхность зеркала рукой и довольный вернулся в комнату. Налил полный стакан водки, залпом выпил и попросил Мирчу:

– Вынеси из номера все спиртное. Я трезветь буду… Мирча засуетился в сборе пустых и недопитых бутылок.

Через десять минут ни капли спиртного не осталось. Александр сел в кресло и включил телевизор. Ему почему-то очень захотелось тихо уставиться в экран и смотреть все подряд, пока окончательно не сморит сон.

На следующий день Кишлак встретил Курганова, гуляющего по асфальтированным дорожкам среди буйно и неухоженно растущих кустов.

– У тебя завтра день рождения, – напомнил он.

– Знаю, – кивнул Александр.

– Как самочувствие?

– Завязал.

– Давно?

– С утра.

– Главное – перетерпеть утром, – согласился Кишлак со знанием дела.

– Теперь надолго. Я ведь алкоголик. Мне пить нельзя. Дурным становлюсь, – Александр признался не столько Кишлаку, сколько себе.

– Я тоже… – услышал в ответ честное признание.

Съезд гостей был назначен на семь вечера. Их было немного. К старинному особняку подъехало два лимузина, из которых появились Марфа и Алла Константиновна в окружении охранников. На такси приехала Майя Зарубина. Без охраны. Всех их встречали Кишлак и Скрипач, одетые во фраки, одолженные в Большом театре. За ними возвышался Мирча, с артистическим шиком нацепивший розовый пиджак прямо на бронзово-загорелое тело и вместо галстука повязавший белый шелковый шарф. Курганов, как и положено виновнику торжества, держался поодаль, одетый, как всегда, в мешковатый костюм гангстерской моды тридцатых годов. Лицо его поражало бледностью и нервным беспокойством.

Тамара на правах хозяйки руководила встречей. Небольшая толпа из бесприютных писателей, которым был обещан роскошный ужин в дальней беседке, оттеснялась крепкими парнями из охраны Кишлака. Несведущий человек мог бы предположить, что в старинной усадьбе снимается фильм из времен крепостничества. Но случайных людей на этом празднике не было. Конспирация строго соблюдалась. Ни Инесса, ни Цунами с Галиной, ни Ирина с Али, ни Стелла Яковлевна ничего не знали о загородной встрече.

Тамара махнула рукой в сторону Курганова и громко объявила:

– Сегодня мы отмечаем день рождения этого милого человека!

– О! – в один голос воскликнули дамы и оглянулись на охранников, держащих пакеты с подарками.

Но всех опередила Майя Зарубина. Со смущенной улыбкой подошла к Курганову и протянула ему коробочку.

– Поздравляю вас. Вы действительно милый. Что может подарить скромная, одинокая вдова? Всего лишь пустячок. Пусть это сделает вашу жизнь хоть чуть-чуть счастливее, – проникновенно сказала она и, достав из коробочки перстень, сама надела его на мизинец Александра.

Курганов взглянул на подарок и внутренне напрягся. Старинный перстень с сапфиром был ему знаком. Александр хорошо запомнил его, когда навещал вместе с Веней по заданию Цунами Качуевского. Разговаривая, коллекционер без конца жестикулировал руками с тонкими аристократическими пальцами, и перед носом Александра маячил этот самый сапфир. Узнавать, как камень попал к очаровательной, полногрудой женщине с пышными формами, подчеркнутыми белым шерстяным костюмом, было не ко времени. Но, принимая поздравления и подарки от остальных дам, Курганов чувствовал, как холодеет мизинец, перехваченный таинственным перстнем, несущим в себе какой-то неясный знак судьбы.

Марфа, наскоро познакомившись с Александром, устремила из-под кокетливо надвинутой на глаза шляпке вопросительный взгляд на Мирчу. Тот просиял.

– Мадам, позвольте представиться – барон Мирча Соцки.

– Кличка? – насмешливо поинтересовалась Марфа.

– Ну что вы, как можно? – барственно развел руками бывший артист.

– Кличка у него – Цыган, – объяснил Кишлак.

Марфа продолжала с интересом рассматривать этот мужской экземпляр. И, скользнув рукой по лацкану розового пиджака, обронила:

– Вы не педераст?

– Напротив, мадам, – женолюб.

– Слава Богу, а то нынче красивые мужчины годятся только в подружки, – сказала она и последовала за величественной, ничего не замечающей Аллой Константиновной.

Стараниями дизайнеров зал был убран в духе дворянских усадеб времен крепостничества. Тяжелые, бархатные, зеленые с золотом шторы занавешивали окна. Из огромных китайских ваз выглядывали невероятных размеров шелковые цветы. Оркестр цыган приветствовал их «Венгерской рапсодией». В центре залы с голубым потолком, украшенным белой лепниной, стояло несколько составленных вместе столиков, а остальные, предназначенные для людей Кишлака и охранников приехавших дам, располагались кольцом вокруг них. На всех столах пылали свечи в трехрожковых подсвечниках.

Курганов не удивился, обнаружив, что полногрудая женщина, назвавшаяся Майей, оказалась за одним с ним столом. Мирча назвал сам себя тамадой и принялся веселить гостей, кося глазом в сторону Марфы.

– Друзья мои, всех нас, собравшихся здесь, связывает одно – любовь к хорошим людям, – начал он поставленным голосом. – Так вот, поверьте мне, когда я впервые в одном заштатном городке встретил Александра, то сразу понял, что он – нормальный мужик. За это предлагаю и выпить.