ШЕСТОЙ МОРЯК - Евгений Филенко

   Да что там, я и сам пребывал в растерянности.

   Никто не бывает абсолютно всемогущ. Даже Создатель Всех Миров вынужден  действовать в рамках неких ограничений, неизвестно кем на него налагаемых. Возможно, что и им самим. Всегда мечтал задать  ему этот вопрос, хотя никогда не рассчитывал получить ответ... Чего уж тут ожидать от каких-то там «терминальных эффекторов» вроде меня! (Сей наукообразный термин изобрел Мефодий во время одной давней посиделки, растолковать как следует не смог, но всячески на нем настаивал, и после второй бутылки водки, когда всем стало все равно, мы приняли его за основу. Повода вернуться к мало актуальной по нынешним временам теме исследования меня как единственного экземпляра вида «Самоорганизующиеся  мыслящие процессы (Processus autotemperaris sapiens)» и единственного представителя редкой профессии «терминальный эффектор» ожидать не приходилось.) Не скрою, своими способностями иногда  я  и впрямь производил оглушающее впечатление на незрелые умы. О пределах же своего могущества, увы — без приставки «все-», я и  сам зачастую мог только догадываться... пока внезапно не натыкался на них со всей дури.

   Это означало, в частности, что я не мог в единый миг перенестись к конечной цели своего путешествия. Ни тогда, с опустелого вокзала в Нахратове, ни сейчас, от нелепых бетонных руин — чтобы прямиком в Силурск, к Мефодию на кухню.

   А открыть мне путь... не было на то никакой Высшей Воли. Так что оставалось полагаться исключительно на себя самого.

   — Эй, подождите меня!

   — Ну вот еще.

   — Я не могу идти так быстро!

   — Вам незачем меня  преследовать. Я не нуждаюсь  в компании.

   — Вы что, хотите меня бросить?

   — Точно.

   — После того, как спасли от этих... этих..?

   — Вот именно.

   — Сумки очень тяжелые. Но я не могу их оставить.

   — Мне все равно. Я не собираюсь вам помогать.

   — Куда вы идете?

   — Не знаю. Куда-нибудь. Не торчать же на месте до самого конца,  в рассуждении, что мост сам собой вдруг  срастется...

   — В Силурск?

   — Допустим.

   — Я тоже в Силурск.

   — Мои поздравления.

   — Нам все равно по пути.

   — Не уверен.

   — Ну подождите же...

   — Ни за что.

   — Ну почему?..

   — Потому что хочу успеть.

   — Но я тоже...

   — Хотите честно?

   — Хочу... нет, не хочу... хочу!

   — Вы все равно не успеете.

   — А вы что же, успеете? .

  — Я — да. По крайней мере, у меня есть шанс, и я не намерен его упускать из-за вас.

  — Это жестоко!

  — Мир вообще несправедлив...

  — Вы ведете себя, как... как...

  — Подонок?

  — ...мой бывший.

  — Наверное, это еще более оскорбительно.

  — Еще бы!

   Я энергично шагал вдоль берега реки в направлении полусгоревших строений, а она тащилась за мной в некотором отдалении, со своими нелепыми  сумками, по одной в каждой руке, и с каждым мгновением отставала все сильнее. С чего она взяла, что я буду обязан заботиться о ней и после того, как поезд окончательно остановился? Хуже было только то, что за ней — а значит, и за мной, — увязалось еще несколько пассажиров, а замыкал растянувшуюся на  полверсты процессию лично  машинист Хрен Иванович, которому участь капитана, последним покидающего тонущее судно, пришлась не по душе. Остальные, вероятно, предпочли торчать возле моста и лелеять пустые надежды. Я чувствовал себя чрезвычайно глупым Моисеем, который никак не мог оторваться от хвоста. Интересно, кто внушил им порочную идею, будто я  знаю, куда идти, и непременно всех выведу к желанной цели?! Сказать по правде, я не знал даже, на что мне сдались эти горелые стены и что я рассчитывал там найти. Так,  голая интуиция, да еще чуточку  здравого смысла — коли есть следы человеческой жизнедеятельности, то могут остаться и какие-нибудь транспортные средства... вроде катера с полным баком или лодки  с целыми веслами. А включать всевидение ради таких пустяков — только силы тратить попусту.

   Это действительно была лодочная станция в самом жалком состоянии. Какие-то нелепые бытовки с намертво приколоченными спасательными кругами, обшитый досками сарай, исполнявший здесь функцию пакгауза, будка охранника с выбитыми стеклами, провалившийся причал — все разграблено, выжжено  и только  что наизнанку не  вывернуто. Между фонарями, как забытое застиранное тряпье, мотались рекламные растяжки, где среди пропалин  читались посулы автозвука, тюнинга, систем охраны, мойки-чистки катеров и прочих Даров  Нептуна. В довершение  удручающей  картины прямо  над водой  торчала  искосившаяся  доска почета с почерневшей надписью «База отдыха завода «Коммунар» ордена Трудового Красного Знамени города Мухоморска» и скукожившимися от жара портретами ударников труда. И над всем этим безобразием на высокой металлической мачте с идиотской фанаберией реял синий флаг.

   Да, на катер здесь рассчитывать не стоило.

   Я поднялся по жалобно заскрипевшим сходням к сараю, надеясь прояснить судьбу хотя бы лодок, и сразу же наткнулся на свою нежеланную спутницу. Она сидела на скамейке у ворот сарая, а сумки стояли рядком и чуть в сторонке.

  — Меня зовут... — начала она.

  — Мне это неинтересно.

  — ...Анна. А у вас есть имя, господин Первородное Зло?

  — Есть, — солгал я и распахнул ворота.

   Лодки были, и даже две. Вот только у первой имела место непоправимая пробоина  в борту, а у другой напрочь отсутствовала хвостовая часть, словно ее кто-то откусил. То есть повреждения, несовместимые с плавучестью.

   Я выругался сквозь зубы.

  — Хреново, да? — спросил машинист Хрен Иванович.

   Он и еще трое, кажется, из числа преферансистов, обнаружились у меня за спиной, и у всех на небритых физиономиях укоренилось одинаковое выражение глубокой озабоченности общей бедой. Очень знакомое выражение, скрытый смысл которого  можно было проартикулировать следующим образом: ты, мол, давай действуй,  а уж мы  всегда готовы тебя поддержать... искренним сочувственным словом.

  — А если заделать как-нибудь? — спросил один из преферансистрв,  неопределенного возраста, с прежних еще времен сытой физиономией кирпичного цвета, массивным  пористым  носом и  лохматыми бровями. Такого Шерлок Холмс квалифицировал бы как «отставного флотского сержанта», я же отнес бы к числу полковников, никогда ни одним полком не командовавших — таких здесь хватало, — и мысленно  нарек Колонелем.

  — Неплохая мысль, — сказал я. — Приступайте.

   И двинулся прочь с этого кладбища плавсредств, без особых церемоний раздвинув плечом честную компанию. На миг меня с головой покрыло густым пиво-водочным выхлопом. «А чего так невежливо?» — прилетело мне в спину.