Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века - Никита Николаевич Моисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Порой бывает очень непросто понять, почему то или иное, иногда очень незначительное, событие может оказаться толчком к полной перестройке мышления.
Как-то в одном из клязьминских пансионатов собралось довольно узкое совещание. Если мне память не изменяет, оно имело место году в шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом. Был на нем организатор совещания В. М. Глушков, был Г. С. Поспелов, были люди из ВПК – человек пятнадцать-двадцать, не больше. Мы хотели выработать общие принципы внедрения современных методов обработки информации в управление народным хозяйством, в политику, в военные дела. К сожалению, из этого совещания ничего не получилось, более того – мы все перессорились. И различие состояло не только в понимании смысла самого понятия «народнохозяйственное управление». Так, например, я придерживался довольно крайней точки зрения, считая, что при любом уровне централизации, при любом уровне совершенства вычислительных машин управление не может быть жестким. Более того, жесткое управление смертельно опасно! Глушков придерживался иной позиции.
Для меня такое утверждение было более чем тривиальным. Занимаясь численными методами отыскания оптимальных решений, я хорошо знал, сколь они неустойчивы. Небольшая неточность в исходных данных – помеха в реализации такого решения, и мы получаем результат, который может быть куда хуже неоптимального. Более того, принятого даже случайно! Расчет оптимума нужен не для практической реализации «оптимального решения» и, тем более, не для директивного его утверждения, а для того чтобы видеть пределы возможного, чтобы не впадать в утопии. По существу, именно с этого момента, с этого обсуждения, на которое меня пригласил Виктор Михайлович Глушков, у меня началось формирование того миропонимания, которое я впоследствии назвал универсальным эволюционизмом, миропонимания, которое мне позволяло не только делать те или иные философские заключения, но и выводы чисто практического характера.
Но тогда, на памятном совещании в клязьминском пансионате, этот, казалось бы, чисто научный спор перешел в ссору. Позднее я понял ее истинную подоплеку. Глушков хотел организовать «шайку», как он говорил («в нынешнее время люди живут шайками!»), то есть группу единомышленников, способных энергично на разных горизонтах реализовать волю атамана. В качестве атамана он, разумеется, видел только себя. Я тоже видел необходимость объединения, но не в шайку, а в команду, где капитан команды работает «на команду». Я тоже видел в качестве капитана такой компьютерной команды Виктора Михайловича – он был и моложе, и энергичнее, вхож в самые высокие инстанции, да и ума у него палата. И самое главное, он хотел быть во главе такой группы единомышленников. Но между командой и шайкой столь велика разница, что найти взаимопонимание, даже при единстве теоретических воззрений, было бы невозможно! А их-то как раз и не было.
Я это понял позднее, понял и то, что своими теоретическими рассуждениями я ему помешал тогда во многом. Мы расстались очень холодно и целый год при встречах только кивали друг другу. Потом отношения нормализовались, но ни прогулок по Голосеевскому лесу, ни совместных поездок за границу, а тем более, долгих, содержательных разговоров уже, увы, больше не было. Но логика жизни именно такова: пересекающихся путей много, а совпадающих практически нет! Может, в этом и состоит прелесть жизни и перспектива развития сообщества тех существ, которые стали осознавать себя людьми!
Вот эта дискуссия стала толчком к изменению всего моего образа мыслей. Понемногу я отошел от чисто информационных и математических проблем. Человечество – часть Природы. Оно возникло в результате сложнейших процессов ее развития как единого целого. Этот факт должен носить совершенно фундаментальный характер и не может не определять особенности процесса общественной эволюции. Марксизм все время подчеркивает особенности общественных процессов. Их определенное противопоставление «естественному» ходу вещей. Но, может быть, надо идти с другого конца: понять, что общего у процессов общественной природы и самой Природы, учиться у нее. Вдумываться, почему все происходит так, а не иначе. Надо постараться не выделять Разум и его носителя Человека из Природы, а научиться видеть их в контексте развития Природы, как явление самой Природы.
И тогда мы поймем, почему в Природе нет оптимальных решений. Или, может быть, еще более точно: почему течение любого природного процесса мы можем рассматривать как некую экстремаль, для которой всегда есть свой функционал, который она минимизирует. Этот факт чисто математической природы неожиданно приобрел для меня глубокое содержательное значение: бесконечное множество целей, а не просто случайный хаос.
Вступив на дорогу подобных размышлений, я оказался неожиданно в глубокой изоляции. Мое окружение, мои ученики и коллеги были «натасканы» на совершенно конкретную, технически и математически ориентированную тематику. Они просто не воспринимали моих мудрствований. Не понял меня и милейший Алексей Андреевич Ляпунов, с которым меня связывали дружеские отношения еще с довоенных времен. Ю. М. Свирежев, который ушел в биологию, также отнесся к моим разговорам без внимания, хотя они и начали составлять основное содержание моей научной жизни. Но он меня свел с Тимофеевым-Ресовским, который в отличие от других отнесся к моим разглагольствованиям вполне серьезно, без иронии и с полным сочувствием. К сожалению, мои контакты с Николаем Владимировичем были очень непродолжительными и случайными. Но я сделал из них два важных для себя вывода. Во-первых, вопросы, меня волнующие, – вовсе не плод дилетантских размышлений. Они достаточно серьезны и обоснованны, чтобы их не отбрасывать, а заняться ими, приобретя определенный профессионализм. А во-вторых, для того чтобы превратиться в целостную конструкцию, они должны преломиться сквозь призму какой-нибудь конкретной работы, связанной с моими профессиональными навыками. Тогда они приобретут ту основу, которая позволит говорить о некоторой научной программе.
Вот так я начал заниматься изучением биосферы как целостной системы. Проблемы математического моделирования, которые на первом этапе составляли основное содержание этой работы, постепенно уступали свой приоритет вопросам методологическим. Я снова вернулся к размышлению над вопросами, которые были подняты в дискуссиях с Глушковым, но уже на совершенно ином уровне. Теперь отправной точкой был для меня тот факт, что в Природе все процессы идут под воздействием стохастических факторов и с огромным уровнем неопределенности. В обществе по-иному быть не может!
Так постепенно начала формироваться та система взглядов,
