Зона поражения - Василий Орехов

Аи, молодец, умная тварь. Придумано шикарно. После такого меня можно будет даже не убивать – просто оставить посреди двора на коленях, воющего от бессильного отчаяния и горя. Счет будет один – один.

Диночка, радость моя, хорошая, ласковая, мысленно взмолился я, уйди оттуда, встань за угол, появись на секунду в окне, покинь линию огня, зараза этакая! Однако Динка по-прежнему стояла за дверью, держа руку на замке, напряженно вслушиваясь в происходящее на улице. Она непременно должна была впустить меня в дом, чего бы ей это ни стоило. Умница девочка, золото мое, но сейчас твое геройство мне совсем ни к чему. Уйди с линии огня!..

Подавшись всем телом вперед, совсем как в Собачьей деревне, чернобыльская сука смотрела на меня бешеными глазами, в которых сверкал лунный свет. Она ждала, когда я стану стрелять. Но я не стрелял. Я стоял и молча ждал. В другой раз, подруга.

Ее нервы сдали первыми. Она двинулась на меня, оскалив страшную пасть, скользнула по траве, резко ускорившись через пару шагов. Спасибо, тварь: теперь я мог стрелять без опасения убить свою девочку. Ощутив бесконечное облегчение, я заклинил палец на спуске.

Вы знаете, что такое закон подлости? Нет, ни черта вы не знаете, что такое закон подлости. Закон подлости – это когда на вас стремительно летит бешеная от ярости чернобыльская сука, а в автомате, который вы сжимаете в руках, нет ни одного патрона.

Моя рука метнулась к бедру, но выхватить штыкнож я не успел – массивная тварь врезалась в меня всем своим весом и опрокинула в грязь. Жесткая шерсть прошлась мне по лицу, словно наждаком, расцарапывая его в кровь. Неистово рыча, собака притиснула меня к земле, и в лунном свете надо мной склонилась, заслонив собой все видимое пространство, омерзительная морда с торчащими наружу зубами, влажными раздувающимися ноздрями и черными провалами глаз. Пленка, затянувшая пробитый сверху череп собаки, вдруг выпятилась наружу и снова опала – похоже, мозги в голове мутанта бултыхались совершенно свободно. Из распахнутой пасти дохнуло смрадом и тленом. Все это напоминало безумный кошмарный сон, мне хотелось немедленно проснуться, перевернуться на другой бок, обнять Динку и заснуть снова. Однако пробуждение не наступало.

Вывернув из-под тяжелого, воняющего псиной, покрытого радиационными язвами тела руку, я воткнул левый локоть в пасть собаки, пытаясь пропихнуть его как можно глубже, чтобы ей тяжелее было сомкнуть челюсти. Трюк был рискованным и, в общем-то, я предпринял его от безысходности: чернобылец, поднатужившись, вполне способен перекусить человеку предплечье. Однако тварь поступила проще, судорожно мотнув головой. Мой локоть потерял точку опоры и вывалился из ее пасти. Я попытался ударить собаку коленом, резко согнув ногу, но этот прием, который эффективно сработал бы против самца, тоже не достиг цели. Удар, конечно, вышел болезненным, но не настолько, чтобы собака отпустила меня. Она только глухо ухнула.

Чернобыльская тварь не торопилась. Если бы она хотела сожрать или даже просто прикончить меня, она уже давно бы это сделала. Но она не торопилась. Она любовалась в лунном свете моим перекошенным лицом, упивалась моей беспомощностью. Можно было не сомневаться, что она станет убивать меня медленно, со вкусом, с расстановкой, чтобы я ощутил все до конца.

Я плюнул в плоскую, словно приплюснутую собачью морду, снова и снова ударяя ее в брюхо то одним, то другим коленом. Тварь глухо гавкнула и шваркнула меня по руке страшной нижней челюстью. Защитный костюм хорошо справился с задачей, но незащищенную кисть рассекло словно бритвой. Я взревел и попытался скинуть собаку с себя, но она крепко упиралась в землю задними ногами. Усмехаясь во всю пасть, тварь шваркнула еще раз, по другой руке, – и один из ее зубов попал точно в промежуток между защитными пластинами, разодрав кожу у локтя.

Когда собака примерилась укусить меня в третий раз, я перехватил ее правой рукой за горло. Чернобыльская сука напирала, медленно, сантиметр за сантиметром приближаясь к моему горлу, словно не чувствуя собственной перехваченной глотки, а я мало-помалу сдавал позиции. Когда ее кошмарный оскал оказался на таком расстоянии от моего лица, что она при желании могла лизнуть меня в нос, я отчаянным рывком выбросил вперед левую руку и, сложив пальцы на манер крабьей клешни, ударил ее в темя, туда, где регенерация закрыла отверстие в голове тонкой пленкой, стянув в огромный уродливый рубец кожу головы, мозговое вещество и осколки кости. Хорошего удара без замаха не вышло, однако пальцы увязли в мягком, и я начал пропихивать их внутрь, в череп своего безумного противника.

Как ни странно, собака не обеспокоилась вторжением в свою голову. По крайней мере, она никак не отреагировала, продолжая тупо напирать на меня. Парадоксально, но мозг не имеет собственных нервных окончаний: его можно резать на куски и понемногу вынимать из черепа, при этом пациент способен догадаться о происходящем только по внезапно возникающим нарушениям мозговых функций.

Пропихнув руку достаточно глубоко, я изо всех сил стиснул пальцы. Что-то лопнуло у меня в ладони, между пальцев брызнуло теплое. Собака напирала по-прежнему, но я вдруг ощутил, что теперь ее уже не интересует мое горло. Я убрал голову из-под ее челюстей, однако тварь продолжала тянуться в том же направлении, что и раньше. Глаза ее остекленели, взгляд стал неподвижным. Правой рукой я с натугой отогнул ее морду в сторону, продолжая крепко сжимать левую. Бесформенный мозг собаки вязко потянулся из черепа вслед за моим левым кулаком.

Правая передняя нога мутанта вдруг начала ритмично содрогаться, словно тварь пыталась сплясать. Челюсти резко сомкнулись с неприятным звуком, голова животного конвульсивно дернулась, затем еще раз и еще. Задние ноги задрожали, заскребли по земле, собака потеряла опору, и я сумел наконец сбросить ее с себя.

Привстав на одно колено, я с трудом перевел дух. Поднял голову, посмотрел на обескураженно замерших посреди двора слепых псов, настороженно изучающих бьющееся в агонии тело своего вожака.

– Съели, гаденыши? – прохрипел я, швырнув в них тем, что было зажато у меня в левой руке. Слепцы посторонились, и мозг чернобылской суки шлепнулся в самую середину стаи; собаки тут же начали почтительно его обнюхивать.

Пристально наблюдая за слепцами, я начал медленно отступать. Когда я наткнулся ногой на крыльцо, дверь за моей спиной открылась и Динка втащила меня в дом. Неподвижные вытянутые морды собак с невидящими глазами были устремлены на нас, но ни одна из тварей не попыталась прорваться следом за нами.

Динка быстро ощупала меня с ног до головы, желая определить, что мне ничего не отгрызли. Похоже, смертельных ран обнаружить не удалось. Мне хотелось обнять мою героическую девочку, приласкать ее, но я был грязен как черт и весь в крови, поэтому я пока решил повременить.

– С тобой все в порядке, милая? – хрипло спросил я.

Подруга кинулась на кухню – по-прежнему в полном молчании. Странно. Сбросив автомат в прихожей, я на негнущихся ногах двинулся в комнату. И, едва я переступил порог, как навстречу мне шагнул мужской силуэт.

– Кто здесь? – вскинулся я, невольно принимая оборонительную стойку.

Одним взглядом я сразу ухватил всю обстановку. Придвинутый к дивану стол, на нем небольшая оплывшая свеча, едва освещающая комнату. Еще на столе бутылка водки, два стакана, на подносе остывшая курица с отломанной ногой. Две грязные тарелки, в пепельнице кладбище окурков и пустая сигаретная пачка. Аи, как плохо-то. И пахнет индийскими благовониями. И свежее белье на постели, заботливо взбитые подушки, кокетливо отогнутый уголок одеяла – милости просим типа.

И еще мужик, вставший мне навстречу из кресла.

Это был бармен Джо. Ну, разумеется. Аи да Айвар! Пропавший Айвар. Шустрый Айвар.

– Сыворотка есть? – первым делом спросил я. – Быстрее, я сейчас копыта откину!

Динка уже вернулась с кухни с прозрачным пластиковым инъектором из аптечки пехотинца НАТО. Я воткнул его в локоть – метил в окровавленную прореху, но как всегда всадил прямо через одежду. Не умею я толком в себя инъекторы всаживать. Впрочем, сыворотке по барабану, как именно ее ввели.

– Меня послал сюда Журавель, – быстро проговорил бармен, наблюдая, как я выдавливаю в себя содержимое инъектора. Я не сразу понял, о ком он, но потом до меня дошло: да это же фамилия Бубны. – Когда началось. Попросил присмотреть за Динкой, чтобы с ней ничего не случилось.

Вот, значит, как. За Динкой, значит.

Я почувствовал, как во мне понемногу закипает лютое бешенство. Как всегда в такие моменты, внешне я выглядел абсолютно спокойным. Многих моих противников это жестоко обманывало, о чем они впоследствии очень жалели. Либо не жалели – уже ни о чем и никогда.

– Из постели присматривать удобнее? – ласково, точно Бубна, поинтересовался я, выдергивая инъектор и ощущая под кожей знакомое горячее шевеление. Ну вот и отлично: значит, и сегодня выживем, а там посмотрим.