Роман Равдин - User

его ученые коллеги, Пол тихо, на цыпочках добрался до лестничной площадки.

Опасаясь лишнего шума, не стал вызывать лифта, а, сняв туфли, пошел вниз. На

последней площадке он сел, трясущимися от нетерпения руками обулся и

бросился в вестибюль. Но красный мигающий свет остановил его: излучение

включено. Значит, и дверь не открыть!.. Он нажал кнопку переговорного

устройства, и в микрофоне просипел сонный голос:

-- Дежурный Роджерс слушает.

-- Говорит... -- назвал он себя. -- Срочно пропустите! Я сбежал от

доктора Притта, они гонятся за мной, -- дико зашептал он в микрофон.

-- Одну минуту, сэр, -- испуганно ответил охранник. -- Выходите!

Красный свет исчез, послышался щелчок запора двери. Пол стремглав

бросился по аллее к проходной, возле которой его ждал удивленный дежурный.

-- Скорее включите излучение, -- сказал, задыхаясь от бега, Пол, когда

они вошли в дежурку. Роджерс протянул руку к табло, горевшему перед ним, и

повернул рычажок вправо. Рукоятка, с которой он убрал пальцы, вспыхнула

изнутри рубиновым огнем.

-- Ну, вот мы и в безопасности,-- успокоительно сказал охранник. --

Хотите кофе?

-- Спасибо, не откажусь, -- ответил Пол, чувствуя, как страх отпускает

его. И пока Роджерс ковырялся у кофейного автомата, он уже сообразил, как

объяснить этому парню свое суматошное бегство.

-- Понимаете, мы здорово поспорили, -- начал он, отхлебывая маленькими

глотками горячий ароматный напиток. -- Так часто бывает, когда что-нибудь

свое приходит в голову, а другому кажется, что только он изрекает истину в

первой инстанции.

-- Особенно, если этот другой -- твое начальство, -- подхватил

охранник.

-- Ну, да. Вы же знаете доктора Притта. Знаменитость. Не терпит

возражений. Но я вспылил и сказал наконец, что думаю о нем. Он меня

оскорбил, я ответил. Тут его подхалимы Макс и Альберт бросились на меня с

кулаками. Я дал одному...

-- Апперкот? -- не удержался верзила Роджерс.

-- Нет, скорее -- хук, -- улыбнулся Пол такому живому восприятию своего

вранья.

-- Ну, а теперь как быть?

-- Разрешите, позвоню директору Научного центра.

-- Что вы, еще четырех нет! Зачем беспокоить высокое начальство...

-- Нет, нет, нужно. У меня имеется срочное сообщение для него!

Мистеру Майклу до невозможности осточертела эта возня с Приттом, а

теперь вот и ночью покоя нет... Едва сдержав досаду и неприязнь к

собеседнику, он мягко проговорил в трубку:

-- Спасибо, коллега. Ваша преданность интересам корпорации будет

оценена должным образом. Да, вы еще не говорили об этом Лансдейлу? Нет? Ну,

приезжайте. Мы свяжемся с ним отсюда. Дайте трубку охраннику...

Пол вышел на улицу и быстро пошел к стоянке служебного транспорта.

-- Эй, что вам здесь нужно? -- окликнул его какой-то человек, открыв

дверку машины, в которой сидел. Подумав, что это человек Лансдейла, Пол

назвал себя и, подойдя к нему, тихо спросил:

-- А вы из секретной службы?

-- Угу, -- важно промычал О'Малей, а сам вспомнил поговорку удачи: "на

ловца и зверь бежит". -- Садитесь. Вас куда? К мистеру Майклу? Так рано? Ну,

что ж, мне все равно к нему пришлось бы ехать. Служебным самолетом ему

доставили какой-то чемодан, и мы уж сделаем крюк, заберем его. Чтобы мне еще

раз не мотаться.

И он погнал машину на предельной скорости в аэропорт, где его ждал

специальный самолет.

-- Только один? -- удивился командир опергруппы.

-- Отправляйте одного! -- приказал О'Малей. -- И немедленно вызывайте

второй самолет. Остальных привезем через час.

Пол не успел понять, куда он попал, как был усажен в кабину. О'Малей

успел лишь шепнуть ему: "Молчите и слушайтесь, если хотите уцелеть. Мы

раскрываем заговор..."

Проводив самолет, ирландец помчался обратно. С минуты на минуту к

воротам лаборатории должен был подъехать Вартанян с группой боевых парней из

местного отряда минитменов. Их главарю был обещан хороший куш, а парням --

разгром красных заговорщиков. План был прост и дерзок: напасть на охрану,

выключить излучение и, проникнув в лабораторный корпус, схватить ученых,

упаковать их в специальные мешки и немедленно отправить к самолету. Вся

операция должна быть закончена к шести часам утра, то есть до того, как

рассветет...

-- Человек родился! -- крикнул вне себя от счастья доктор Притт.

-- Родился, родился! -- завопили Маргрэт, Макс и Альберт, им было

радостно и страшно смотреть, как приподнялся сначала на локтях, а потом сел,

опираясь на согнутые пальцы рук, смонтированный ими богатырь -- Человек в

искусственной оболочке.

-- Как ты себя чувствуешь, новорожденный?

-- Спасибо, Джонни, как будто я опять живой, -- отозвался Барнет,

удивленно рассматривая себя в новеньком черном костюме, и Притт отметил про

себя, что голос его потерял трубный, металлической оттенок, стал как-то

теплее, человечнее. -- Теперь я снова ощущаю верх и низ, пространство, в

общем. Не то, что в этом саркофаге, в невесомости.

-- Потому что у тебя теперь есть вестибулярный аппарат, -- сказал

Притт. -- До этого он тебе не был нужен: ты все время чувствовал бы себя

лежащим или стоящим, то есть в одном каком-то положении, переменить которое

никак не мог. А это только раздражало бы... Ну, старина, давай слезать со

стола. Ты хоть и новорожденный, но уже взрослый. Так что становись на ноги.

Может, помочь?

-- Думаю, за год лежки в твоем саркофаге я не разучился ходить, -- он

пошевелил ступнями, согнул сначала одну, потом другую ногу в колене, провел

рукой по коленям. -- Вот только не чувствую, не ощущаю своего тела, как

будто оно не мое...

-- У вас, дорогой профессор, отсутствует осязательная система, нет

болевых нервов и вообще...

-- И вообще, дорогая Маргрэт, я бесчувственный пень, вы хотите сказать,

да? И все же я вам благодарен хотя бы за то, что сейчас встану и пойду!

Барнет соскочил на пол, чуть зашатавшись, взмахнул руками, удерживая

равновесие, и пошел навстречу к стоявшим у стены ученым. "Ого, какая точная

реакция мышц на сигналы вестибулярного аппарата", -- невольно подумал каждый

из них, с восхищением глядя на здоровяка, приближающегося к ним тяжелыми

шагами. Если бы не восковая неподвижность лица (оживали только скулы, когда

он говорил), Барнет ничем не отличался бы от простого смертного. Он

подходил, дружески протягивая им свои крупные руки.

-- Профессор, -- воскликнула Маргрэт, -- вы еще не знаете силы своих

мышц. Хочу предупредить вас, чтобы от радости вы кого-нибудь не придушили.

Вот, -- она выхватила из кармана халата толстый пластмассовый карандаш, --

вложите его между пальцев, так, а теперь шевельните средним...

-- Клац! -- и карандаш разлетелся на две половинки.

-- Здорово, -- удивился атлет, -- да я вовсе еще не сделал никакого

усилия!

-- Тебе этими ручищами только подковы разгибать, -- засмеялся Притт, а

Маргрэт серьезно сказала:

-- Прошу вас постоянно помнить, профессор, что ваши мускулы -- это

биомеханическая машина, потребляющая мощность пять и четыре десятых

киловатта. Иначе говоря, пять лошадиных сил в вашем распоряжении, имея в

виду почти девяностопроцентный КПД этой машины... И кроме того, у вас нет в

коже окончаний чувствительных нервов, поэтому вы можете незаметно для себя

причинить боль живому человеку. Будьте осторожны в обращении с людьми.

Остерегайтесь и твердых пред- метов. Например, не советую разгибать подковы,

как думает мой друг, доктор Притт. Делая подобные силовые упражнения, вы не

заметите, как повредите кожные покровы и даже мышцы. Живому телу сигнал

опасности своевременно подает нервная система. К сожалению, мы не успели

создать вам эту систему. Задача очень трудная: приходится обходиться без

спинного мозга...

-- Обещаю следовать вашим советам, милая леди. Но скажите, значит ли

это, что я уже не могу пожать руку своим друзьям?

-- Не знаю, но я боюсь вам дать руку. Может, после некоторой тренировки

у вас выработается чувство нормы...

-- Профессор, представьте себе, что вы благодарно пожимаете руку мисс

Тойнби,-- сказал повеселевший опять Альберт, протягивая Барнету доску от

ящика, в котором были упакованы доставленные в контейнере инструменты.--

Ну-ка, давайте нежненько пожмите эту ручку...

Барнет осторожно обхватил пальцами доску, поданную ребром, и...

послышался треск. Альберт испуганно отско- чил, оставив сломанную доску в

профессорской руке.