Женский клуб - Това Мирвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но этого не случилось. До нас постепенно доходило, что бегство Ширы не выдумка; и мы делали то, что всегда делаем в тяжелые времена: мы носили супы и жаркое к Фельдманам. Мы сидели с Бекки, вглядываясь в ее красные глаза и измученное лицо, и пытались подобрать хоть какие-то слова. Хелен Шайовиц болтала о том, что заметно потеплело и весна не за горами. Рена Рейнхард пробовала завести разговор о Песахе – как много всего нужно успеть подготовить. Но любая тема наталкивалась на глухое молчание. Впервые в жизни мы притихли. Мы совсем не находили нужных слов.
Фельдманы обратились в полицию, но, поскольку Шире исполнилось восемнадцать и она уехала по своей воле, там ничего не могли сделать. Бекки стала каждый вечер названивать Илане – узнавать, не звонила или не писала ли ей Шира. Но никто ничего о ней не слышал; она просто-напросто исчезла. Мы вспоминали истории про бегства, о которых читали, про то, как люди живут на улицах в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, кормятся едой из помоек, побираются, творят вещи, о которых мы боялись говорить вслух. Мы слышали о таких случаях, но и помыслить не могли, что это коснется нас самих. И мы волновались за наших детей. Мы жили с ощущением, что они вот-вот тихонько ускользнут от нас; оказалось, что в сетке безопасности, натянутой под нами, зияют такие дыры, что дети с легкостью могут в них провалиться.
Мы пытались поговорить с нашими дочерьми. Мы присаживались на край кровати и спрашивали, что их тревожит. Мы хотели, чтобы они излили нам душу, признались, что совсем запутались и им нужны наша помощь и опыт, чтобы пережить непростой подростковый период. Мы хотели взять их на ручки и обхватить крепко-крепко, как в детстве. Но они отвечали, что не в настроении разговаривать. Макияж и модная одежда не могли обмануть нас – мы видели, что в них нет ни капли от искушенных взрослых, за которых они пытаются себя выдать. Мы целовали их в макушку и выходили из их комнат, отчаянно желая найти способ пробиться сквозь эту броню.
На той же неделе в продуктовом Хелен Шайовиц долго возилась у кассы. Она сдирала ценники с упаковок с хлопьями, отколупывала уголки этикеток. История с Широй совсем выбила ее из колеи.
– Кто бы мог подумать, что такое может случиться? – пробормотала она и тяжело вздохнула.
Рэйчел Энн Беркович стояла в очереди позади нее.
– Когда я отвела Авиву к Бат-Шеве, сразу поняла: что-то не так. Бат-Шева расстаралась и явно не хотела, чтобы я заходила, как будто я испорчу им все веселье.
В химчистке Наоми Айзенберг столкнулась с Рут Бернер, обе пришли сдать детские карнавальные костюмы, перепачканные после Пурима маком и шоколадом.
– Какой Пурим вышел, а? – заметила Рут.
– Я говорила утром с Бат-Шевой, она сама не своя, – ответила Наоми.
– Но Бат-Шева наверняка знала, что Шира что-то замышляет. Они ведь так сблизились.
– Она мне поклялась, что ни сном ни духом. Сказала, что была поражена не меньше нас. По-моему, ей даже тяжелее, чем нам. Она сегодня едва ходит, так ей плохо от всей этой истории.
– Но даже если ее прямой вины нет, уверена, что тут не обошлось без некоторого влияния на Ширу. Девочки без ума от Бат-Шевы, прикажи она – они бы и с крыши спрыгнули. И был период, когда она отходила от религии. Почему же и девочкам тогда не попробовать?
Спустя пару часов похожий разговор состоялся между Реной Рейнхард и Ципорой Ньюбергер.
– Я совсем не люблю это «я же тебе говорила», и тем не менее, – начала Ципора.
– Если ты была так уверена, что может произойти нечто подобное, почему ничего не предприняла? – поинтересовалась Рена.
– Я пыталась, но меня никто не слушал. Все считали, что я просто предвзята, но, видишь, в конце концов я оказалась права.
Толику удовлетворения от собственной правоты Ципора все же испытала, но в большей степени она чувствовала себя виноватой. Она не спала всю ночь, переживая, что не сделала всего, что могла, особенно после того как заметила Ширу в «Макдональдсе». Может, надо было взять да войти и заставить Ширу отправиться вместе домой.
Когда Леанна услышала про бегство Ширы, ей первым делом вспомнился их разговор с Бат-Шевой в «Шик перекусе». Значит, это есть цена свободы? – думала она. Она посмотрела на свою дочку Дину, которая читала книжку. Она была таким хорошим ребенком, послушным, милым и прилежным. Может, Бат-Шева права: чем больше ограничений, тем больше сопротивления. Ширу особенно донимали правилами, может, поэтому она и сбежала. Если же давать детям полную свободу, никогда не угадаешь, чем это закончится. Конечно, есть некая золотая середина, но как ее найти?
Миссис Леви пыталась отвлечься на домашние заботы. Она старалась уйти с головой в готовку, надеясь, что мерное жужжание миксера подействует умиротворяюще. Но все казалось таким пустым и бессмысленным. Что толку в домашних халах и яблочных пирогах, если не осталось детей, которые их съедят? Она пыталась спасти общину, но явно не преуспела. В ужасе от того, что, быть может, даже ей не по плечу эта битва, миссис Леви выключила миксер, отложила кулинарную лопатку, опустилась в кресло и принялась молиться. Она просила Всевышнего спасти общину, которую строила всю свою жизнь. После всего случившегося она чуть ли не кожей чувствовала, что наша община погружается на самое дно Миссисипи. То же, наверное, испытывали евреи, когда уничтожался Храм. Подобно мученикам, оплакивавшим объятый пламенем родной город, миссис Леви вдруг поняла, что готова жизнь положить на то, чтобы сохранить этот Южный Иерусалим.
Когда девочки вернулись в школу после праздника, там царила полная неразбериха. Большую часть времени они толклись в коридоре, вновь и вновь обсуждая, до чего невероятно это бегство Ширы. Учителя не понимали, что делать. Девочки были так подавлены, что ни у кого не хватало духу заставлять их штудировать математику или Хумаш.
Йохевед Абрахам сообразила, что пришел ее час, и решила вмешаться и проявить себя настоящим лидером. Девочки были по-прежнему страшно злы на нее из-за истории с марихуаной, когда она сдала Хадассу с Иланой, но теперь, когда над Бат-Шевой сгустились тучи, Йохевед могла реабилитироваться – могла стать их конфиденткой, новой крутой, молодой учительницей. Йохевед поговорила с директором, и он, пребывая в полной растерянности, разрешил
