Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта - Борис Александровский

— Ваш Чайковский вроде нашего Массне, ничего гениального в его музыке нет — таково было ходячее мнение о великом композиторе у французских музыкантов и публики. Часто исполнялись лишь 4-я симфония, почти исключительно из-за «подгулявших мужичков» третьей части (скерцо) и народного веселья («Во поле береза стояла») четвертой части (финал), а также 6-я («Патетическая») симфония. Но патетическую надрывность и беспросветный пессимизм ее финала французская публика принимала очень неодобрительно. Вместе с 1-ми фортепьянным и скрипичным концертами это было все из творчества великого гения, что попадало на французскую симфоническую эстраду.

Бородин был представлен на ней 2-й («Богатырской») симфонией, симфонической картиной «В степях Средней Азии» и неизбежными для каждого «фестиваля русской музыки» «Половецкими плясками» из «Князя Игоря», то есть опять-таки чистейшей «экзотикой».

Мусоргский — «Ночью на Лысой горе» и «Картинками с выставки» в инструментовке Равеля.

Римский-Корсаков — «Шехерезадой», «Испанским каприччио», «Пасхальной увертюрой» и сюитами из «Золотого петушка» и «Царя Салтана».

Балакирев лишь «экзотической» Тамарой. Обе его симфонии, на моей памяти, не исполнялись в Париже ни разу.

Лядов — «Восемью русскими песнями для оркестра», «Кикиморой» и «Бабой-ягой».

Из всех многочисленных произведений величайшего симфониста Глазунова в программы «фестивалей» включались только «Стенька Разин» да скрипичный концерт.

Другие крупные русские симфонисты — Танеев, Калинников, Спендиаров, Скрябин, Ляпунов, Рахманинов — никогда не фигурировали в этих программах (исключение составляли лишь изредка исполнявшаяся скрябинская «Поэма экстаза» и более часто — 2-й фортепьянный концерт Рахманинова).

Советская симфоническая музыка в 20–30-х годах почти совершенно не проникала на французские эстрады.

Имена Василенко, Глиэра, Мясковского, Шапорина, Шостаковича, Хачатуряна для подавляющего большинства заполняющей французские концертные залы публики долгое время практически оставались неизвестными. Исключение представлял лишь Прокофьев, который и сам неоднократно лично появлялся на этих эстрадах в качестве исполнителя своих фортепьянных концертов.

Только после Победы к «фестивалям русской музыки» присоединились и «фестивали советской музыки».

Говоря о том вкладе в пропаганду русской и советской музыки, который русские артисты, певцы и музыканты сделали, находясь за рубежом, я должен поделиться с читателем воспоминаниями о зарубежных русских хоровых коллективах, объехавших, кажется, все страны земного шара, избороздивших все моря и океаны обоих полушарий.

Родились эти коллективы в разных местах русского зарубежья — в Берлине, Париже, Праге, Белграде, Софии, Риге, Галлиполи, на острове Лемнос Эгейского моря и на Принцевых островах Мраморного моря, но родились в неоформленном виде.

Некогда Пушкин сказал: — Мы все от ямщика до первого поэта поем уныло.

Если отбросить последнее слово, совершенно несозвучное нашим дням, то изречение великого поэта сохраняет свою жизненную правду и для нашей эпохи. Действительно, поют у нас все.

Русский народ не принадлежит к числу «молчаливых» народов. Русская песня звучит по родной земле во всех случаях жизни. Она раздается в детском саду, в школе, университете, воинской части, на встрече и проводах друзей, товарищеской вечеринке, свадьбе, праздниках, в поле, на работе и на прогулке в лесу, на речных просторах, на горных пастбищах.

Зазвучала она и за рубежом, лишь только там послышалась русская речь.

В 1921 году в Софии в русской церкви на главном проспекте города, называвшемся тогда улицей Царя-освободителя, сорганизовался и пел хор донских казаков, только что перевезенных на работы в Болгарию с острова Лемнос. Церковное пение не могло служить единственным источником существования этих певцов. Они начали попутно давать концерты в софийских залах, сначала робко и только на эмигрантских сборищах, потом более смело для болгарской публики и бывавших в Софии иностранцев.

Через два или три года хор настолько окреп, что решился на «вылазку» в Европу — поехал в свою первую гастрольную поездку в Вену.

Широкие круги так называемой «эмигрантской общественности» в ту пору не допускали мысли о всепобеждающей силе русской песни и недооценивали мастерство отечественного хорового исполнительства.

Эмигрантские «пророки» брюзжали: — Вот дурачье! Нашли куда ехать — в Вену, мировой музыкальный центр, город Моцарта и Шуберта! Полный провал этому сиволапому донскому мужичью, вне всякого сомнения, обеспечен. И правильно! Не суй своего суконного рыла в калашный ряд! Кому, спрашивается, нужны эти «Вниз по матушке по Волге», да «Во поле береза стояла»?

Оказалось, что нужны всему миру. И «Волга», и «Береза» нашли доступ к глубинам души всех людей под всеми географическими широтами и меридианами и растопили самые ледяные сердца. Русскую песню с благоговением и восторгом слушали и молчаливый скандинав, и житель субтропиков и тропиков Азии и Африки, и сдержанный англичанин, и пламенный испанец, и далекий аргентинец, и житель Гавайских островов.

Донской хор имел в Вене головокружительный успех.

Австрийская пресса писала о его выступлениях как о выдающемся событии музыкальной жизни столицы. За него ухватились концертные антрепренеры всех стран. Предложения выгодных контрактов на гастрольные поездки сыпались со всех сторон.

Через несколько лет он сделался знаменитостью, побывал во всех странах Европы, в Северной Африке, в обеих Америках, на Ближнем и Дальнем Востоке, в Австралии.

Но параллельно росту его славы шло снижение его художественного потенциала. Творческие искания первых лет его существования сменились погоней за выгодой и легкой наживой. В исполнение вклинились трюкачество и сомнительной ценности эффекты, имевшие целью потакать вкусам не слишком взыскательной аудитории.

В хоре начались обычные эмигрантские склоки, раздоры, «подсиживания», борьба самолюбий и тщеславий.

Он раскололся на две части, из которых каждая считала себя «настоящим» хором, а своего соперника и конкурента «эрзацем». Одна часть под управлением Жарова продолжала поездки по странам Европы, Азии и Америки, другая под управлением Кострюкова концертировала преимущественно в Германии и государствах Центральной Европы. Обе называли себя в афишах и программах «знаменитым хором донских казаков», хотя с течением времени казаков в обоих хорах осталось очень мало: в оба хора стали принимать и неказаков. Но сохранить название «казаки», равно как и форму — белые гимнастерки, шаровары с лампасами, сапоги, было необходимо из-за коммерческих соображений. Все это ведь тоже «русская экзотика»! А за нее иностранец платит большие деньги…