Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

В субботу я выпил чашку молока, в понедельник тоже выпил чашку молока и выпил еще разведенной печатной глины и сильного терьяка. От молока меня здорово прослабило… я изверг какое-то черное-пречерное вещество, похожее на перегоревшую желчь. Благодарение Аллаху, сейчас нет и следа болезни. До сих пор я так хорошо не знал, что жизнь столь дорога. Благодарение Богу, мне снова пришлось увидеть свет дня. Все окончилось хорошо и благополучно.

Разбитый и слабый, я снова живу.Отведав вкус смерти, я понял цену жизни.

Чтобы у вас в уме не возникло никакой тревоги и беспокойства, я записал все это во вторник, двадцатого числа месяца раби первого, находясь в Чар Баге».

«В те дни, – добавляет Бабур, – один за другим начали являться люди от Махди-ходжи с такими вестями: «Рана Санга несомненно подходит. Хасан-хан Мевати тоже, говорят, намерен присоединиться к нему. Об этих людях следует подумать прежде всего. Если спешно послать в Биану вспомогательный отряд войска, это будет способствовать вашей удаче».

К тому времени Тигр уже отозвал из восточных областей отряды под командованием Хумаюна. Усилив свое войско лояльно настроенными афганцами, Бабур решительно двинулся на армию сепаратистов, – он сам называл их мятежниками, – под командованием Назир-хана и его союзников из Джаунпура и Ауда. Переправившись через истоки Ганга, монголы обнаружили лагерь Назир-хана неподалеку от Гогры. Повинуясь приказу отца, Хумаюн оставил отряд разведчиков присматривать за афганцами, а сам направился в Агру, по дороге заехав в Калпи, чтобы захватить с собой местного хана, намеревавшегося принести клятву верности падишаху. Эта стремительная кампания, имевшая целью очистить окрестности Агры от противников Бабура, завершилась блестяще. Однако то, что последовало за ней, понять довольно сложно.

В начале января 1527 года Хумаюн ожидал своего отца в еще не завершенных Четырех Садах Агры, чтобы принять от него традиционные почетные одежды, подарки и восхваления, на которые Бабур никогда не скупился. Здесь же или вскоре после их встречи Хумаюн начал просить у отца позволения вернуться в принадлежавшую ему провинцию Бадахшан, находившуюся в нескольких днях пути от Агры.

Вызывающую просьбу своего сына Бабур практически обходит молчанием, в отличие от подробного сообщения об эпизоде с отравлением. Удовлетворить требование Хумаюна было невозможно. Сын падишаха не мог уехать, забрав с собой крепкий бадахшанский контингент, в тот момент, когда вся армия лихорадочно готовилась к походу на войска Раджпута.

Зачем Хумаюн предпринял эту обреченную на провал попытку расстаться с отцом в самый напряженный момент? Возможно, между неприветливым царевичем и его наставником Ходжой Каланом существовало некое соглашение. Калан и некоторые полководцы были полны решимости вернуть Бабура в Кабул. Не вызывает сомнений, что Хумаюн был трусоват и принял участие в походе против своей воли, поддавшись уговорам матери; ему не нравилось командовать войсками под руководством более опытных военачальников, относившихся к любым распоряжениям его отца так, как будто это были заветы Корана. Весьма вероятно и то, что его бадахшанские подданные, уже больше года не видевшие своих близких, стремились вернуться домой и привезти своим семьям богатую добычу, пока ненавистная Индия не потребовала от них участия в новых сражениях. Возможно, поведение Хумаюна объяснялось какими-нибудь тайными мыслями или неопытностью.

Бабур пообещал, что отпустит Хумаюна в Бадахшан сразу после сражения.

В те дни Бабур, повинуясь неожиданно охватившему его приступу великодушия, освободил другого царевича, который содержался в Агре в качестве заложника. Это был сын Хасан-хана из Милвата, расположенного к западу от Агры. Снабдив юношу почетными одеждами и заверениями в дружественных намерениях, Бабур отпустил его к Хасан-хану, который не находил себе места от беспокойства за сына и никак не мог решить, встать ли ему на сторону монголов или примкнуть к войску Раджпута.

Получив сына, Хасан-хан склонился в пользу Раджпута, а Бабуру сообщили, что небольшой отряд, отправленный им в Биану, потерпел поражение и поспешно отступал перед лицом надвигающегося противника.

«Восемь звезд восстали на нас…»

Этот противник был на порядок сильнее, чем те, с которыми моголам приходилось сталкиваться до сих пор. Беженцы из Бианы откровенно признавались, что боятся воинов Раджпута.

Обычно враждующие между собой вожди Раджастхана объединялись, когда возникала необходимость противостоять пришлому врагу, что они и проделали теперь, когда этим врагом стал мусульманский падишах. Около восьмидесяти тысяч всадников под командованием семи раджей и сотни менее значительных вождей включились в этот военный союз, усиленный несколькими сотнями боевых слонов. Перечень их имен напоминает текст героического эпоса, поскольку под знамена Мевара собрались лучшие воины Читара, Рантхамбхора и Чандери. Свою храбрость эти истинные хозяева Хиндустана, взявшиеся за оружие против мусульманских захватчиков, унаследовали от самих ариев.

Сломить дух защитников Раджпута было невозможно; они не уступали поля боя, пока последний воин не падал на землю, разрубленный на куски в рукопашной схватке. Их союзники, как, например, хан Милвата, готовы были поддержать их в случае успеха, однако едва ли пошли бы на это в ином случае.

Предводитель армии Раджпута пользовался таким же авторитетом у своих солдат, как и Бабур у своего войска. Рана Санга – Санграм Сингх из Читара – с детства держал в руках оружие. Одна его нога была изуродована, один глаз не видел, а руку он потерял в сражении. Рассказывали, что перед смертью на его теле насчитали восемьдесят ран. «Свою власть Рана Санга завоевал своей храбростью и своим мечом», – признавал Бабур.

Настрой армии во многом зависит от национальных особенностей и традиций; большую роль играет также личность полководца, – например, в случае с Ганнибалом, который повел свое многонациональное войско против гораздо более многочисленной римской армии, сплоченной к тому же национальной идеей, – однако на него влияют и те события, что происходят непосредственно перед сражением и обрастают слухами во время разговоров у ночных костров.

Состояние духа у воинов Агры было скверным, и Бабур знал об этом. Современная армия, столкнувшись с превосходящими силами противника, могла выстроить линию укреплений вдоль берега Джамны. Бабур не мог пойти на это, без риска потерять хиндустанскую равнину со всеми укрепленными городами. Он уже и так лишился Бианы. Ему пришлось осторожно продвигаться навстречу наступающему противнику, высылая вперед разведку и постоянно следя за перемещениями врага. Как и при Панипате, он предусмотрел строительство линии укреплений, чтобы защититься от атаки конницы. Не доверяя хиндустанским бекам, недавно примкнувшим к его войску, он отослал их в тыловые гарнизоны, такие, как, например, крепость Самбхал.