Потрясение - Лидия Юкнавич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воображение Лайсве раз за разом рисует эту картину – миг, когда тиктаалик ступила на землю и задержалась там; ее неспособность рассказать свою историю.
Вечером дети заходят в дом послушать сказку; их голоса и лица обращены к ночному небу. Они придумывают названия новым созвездиям.
Говорят, иногда киты подпевают песням Лайсве в воде; их крики вплетаются в ее истории. Говорят, если бросить монетку в воду и загадать желание, оно может стать началом целой эпохи. Заключенные друг в друге бесконечные истории обеспечивают себе выживание.
Но Микаэль считает, что пищу для воображения можно найти в чем угодно – в улыбке на лице рабочего в конце трудового дня, посвященного строительству будущего для будущих неизвестных людей; в лице ребенка, который верит во что-то большее, чем он сам, в красоту, которую можно зажать в ладони, как целый мир, как маленький стеклянный шарик.
В свободу.
Кода
В клетках мы стараемся заботиться друг о друге. Через две недели я перестала думать, когда мы сможем принять душ, когда у нас будет чистая одежда, зубная щетка, кровать. С нами были дети – двухлетние, трехлетние, без взрослых. Одному мальчику одиннадцать; он заботится о своем трехлетнем брате. Он так устает, что спит на ходу. Есть девочка двенадцати лет; она заботится о четырехлетней девочке, которую не знает, делится с ней едой и защищает, если кто-то ее обижает. Младшая девочка еще в подгузниках. Старшая их меняет. Если кто-то простудится, его отводят на матрас в камеру для больных. Иногда у кого-то из нас поднимается температура. Но никто не измеряет нам температуру, прижав ко лбу ладонь. Когда я заболела гриппом – если это был грипп, – в нашей цементной клетушке было еще двадцать семь детей, и у всех была температура; некоторые дрожали, и все спали на полу на общих матрасах. Никто за нами на ухаживал. Иногда нам давали таблетки, но чаще нет.
В другой Америке, где началась жизнь большинства из нас, всякая девочка прежде всего учится бросать камни. Бросая камни, мы выбираем жизнь, а не смерть. Если девочку могут побить за то, что она учится, изнасиловать за то, что вышла на люди, похитить с улицы, почему не научиться отбиваться? Отбиваться, чтобы выжить. Дети быстро понимают, что кричать бесполезно. Мы все это поняли. Прежде чем отправиться в путешествие, я видела солдата, который тащил девочку за волосы. Он ударил ее, она упала, а он стал бить ее ногами, пока она лежала на земле. Бил сапогом. Девочка не кричала. Потом она встала и побежала. Он выбежал за ней на крышу. Ударил ее снова и пригрозил сбросить с крыши. Давай, сказала она и запрыгнула на самый край, дразня его. Вчера девочка, спавшая рядом со мной на полу, умерла во сне. Я накрыла ее лицо серебряным термоодеялом. Произнесла молитву про себя. Иногда яркий свет горит всю ночь.
Порой я представляю, что в стене этой камеры, где нет окна, вдали от слишком искусственного электрического света и твердых бетонных полов бушует океан. Стоит закрыть глаза, и я чувствую запах соли. Волны укачивают меня. Я думаю обо всех, кого принесла вода, кто канул в воду, желая лучшей жизни. Мы придем за вами. Настанет день, когда нас начнут принимать всерьез. Я имею в виду детей. Нас и наше воображение. Нас не остановить. Однажды мы восстанем.
Вы не убьете в нас будущее.
Благодарности
Нравится ли вам идея о том, что история – живой организм? Этой книги попросту бы не существовало, если бы я не читала другие книги и не впитывала идеи, льющиеся непрерывным потоком; если бы не плавала в океане идей. Статуя и история в «Потрясении» и реальны, и вымышлены, а может, существуют на грани между реальностью и вымыслом. Идею «курьера» я взяла у своей наставницы и подруги Урсулы К. Ле Гуин; та упомянута в ее очерке 1986 года «Литературная теория как сумка» (The Carrier Bag Theory of Fiction). Из многочисленных книг и статей, на которые я опиралась в исследованиях истории строительства Статуи Свободы, меня сильнее всего заворожила история Элизабет Митчелл, рассказанная в книге «Факел свободы: большое приключение строителей Статуи Свободы». Я очень благодарна этой книге и автору, особенно за детали биографии Бартольди – скульптора, ставшего прототипом моего Фредерика и послужившего магической точкой отсчета. Эта же книга помогла мне описать подробности путешествия статуи. В книге Митчелл немало захватывающих (и порой тревожных) рассказов очевидцев о строительстве колосса и приеме, оказанном статуе в Америке. Помимо этой книги и многих других мое внимание привлекла важная статья Анджелы Серраторе, напечатанная в журнале «Смитсониан» 28 мая 2019 года: «Американцы, увидевшие в Свободе ложный идол нарушенных обещаний». Именно в этой статье я нашла цитату из той самой «Кливлендской газеты», которая тогда только появилась, отзывы суфражисток, афроамериканцев и китайских иммигрантов того периода. Статья побудила меня заглянуть за фасад официальной версии истории и раскопать другие истории. Я прочла огромное количество книг об иммиграции, захвате земель первопоселенцами и этнографии рабочего класса периода зарождения американского государства. Научившись слушать прошлое и слышать совсем другую историю, не ту, что мне рассказывали все это время, я изменилась навсегда.
Шлю благодарность и любовь моему дорогому другу Дж. М. Л. Б., который провел для меня полноценный ликбез по истории, структуре семьи и общества хауденосауни и посоветовал потрясающий источник – книгу Одры Симпсон «Прерванный могавк: политическая жизнь вдоль границы штатов, занятых поселенцами», а также несколько статей о могавках, занятых в наследственной профессии сварщика-высотника («канаваке, ходящие по небу»). Меня также вдохновила статья Люси Левин от 25 июля 2018 года в журнале 6SQFT: «Стальные люди: как бруклинские коренные американцы строили Нью-Йорк».
Из этнографических трудов меня поразила книга «Деколонизация этнографии: нелегальные иммигранты и новые направления в социологии» Каролины Алонсо Бехарано, Лусии Лопес Хуарес, Мириан А. Михангос Гарсиа и Дэниэла М. Голдстайна. Эта книга вывела меня на множество других книг и статей об изменчивой природе этнографии. Воображаемые этнографические заметки в «Потрясении» являются моей попыткой оживить литературную форму романа посредством гетероглоссии (термин, живо описанный М. М. Бахтиным). Заключительная этнографическая заметка («Кода») вдохновлена реальными показаниями детей, записанными Кларой Лонг 11 июля
2019 года на слушании Подкомитета по гражданским правам и свободам Комитета палаты представителей США по надзору и реформам, протокол которого можно прочесть на сайте организации Human Rights Watch. Я знаю, как важно помнить, что в