Говорит Гитлер. Зверь из бездны - Герман Раушнинг

Между тем, злой рок должен свершиться до конца. И война все равно неизбежна.

Гитлер никогда не позволял своим людям сомневаться в неизбежности войны — несмотря на то, что сам он всеми силами старался избежать ее. "Большого испытания нам не миновать", — сказал он при мне на одном из заседаний руководства. "Нам следует быть готовыми к жесточайшей изо всех схваток, какие до сих пор приходилось выдерживать нашему народу. Только после такого испытания воли мы созреем для господства, которое является нашим призванием. Мой долг — вести эту войну, невзирая на потери. Жертвы будут огромны, каждый из вас представляет, что такое тотальная война. Но она выкует нам стальной народ. Вся "мякоть" отвалится. Останется лишь кованое ядро, которое пребудет вечно. Я не боюсь никаких разрушений. Нам придется пожертвовать многим из того, что сегодня кажется нам дорогим и незаменимым. Города превратятся в руины; шедевры архитектуры погибнут навеки. Но я этого не боюсь. Мы стиснем зубы и будем бороться дальше. И Германия восстанет из этих руин более прекрасной, чем любая страна мира".

Таковы были его восторженные фантазии, так он пытался притупить озабоченность своих ближайших сотрудников. И он все говорил и говорил о безжалостном способе ведения войны, к которому ему придется прибегнуть. Он говорил, что сочтет оправданным любое средство. Ибо это даст понять каждому, что речь идет о жизни и смерти Германии. Если Германия не победит, она навсегда исчезнет. И это хорошо, ибо сознание этого закалит его воинов, вдохнет в них безумную смелость и крайнюю решительность. А решительность заставит их хвататься за любое средство, даже если в глазах всего мира оно будет выглядеть отчаянным и недопустимым. Он не остановится ни перед какими жертвами, ради того, чтобы прорвать "линию Мажино". Он не посчитается ни с чьим нейтралитетом. Он не откажется ни от отравляющих газов, ни от бактерий, если они смогут принести ему успех. Неустанно применяя все средства, какие только будут у него в руках, без сомнений двинув в бой все резервы, он одним огромным, решительным ударом одержит победу.

Безумствуя в своей горной резиденции, Гитлер переживает редкие часы невиданного восторга, видит себя величайшим гением собственного народа и величайшим законодателем грядущего человечества. В бреду он думает о том, что на Земле еще не было человека, который смог бы всего за семь лет совершить столь много неслыханных вещей. И — если взглянуть как следует — уже сегодня все главное сделано. По крайней мере, основа заложена повсюду. И он пересчитывает свои заслуги — с "неукротимой" гордостью, не покидавшей его даже в годы тяжелейших унижений: создатель нового государственного устройства, новой великой империи, какой еще не было в немецкой истории; новых вооруженных сил, нового социального устройства. Не ему ли предстоит решить все социальные проблемы; не он ли создал хозяйственный механизм, который ляжет в основу всей экономики новой эпохи? А новейшая структура его Ордена, иерархическое устройство Рейха, новая стратегия, политика народонаселения, новое искусство? Есть ли такая область человеческой деятельности, которой бы не коснулись его революционные идеи? Он выше Фридриха, выше Наполеона, выше Цезаря!

Он думает о том, что еще семь лет ему придется бороться за внешнее величие и постоянство форм глобального Германского Рейха, а в следующие семь лет посвятить себя последнему, высшему предназначению — стать пророком, провозвестником новой веры, которая будет венцом его творения. Ибо за эрой христианства должны последовать тысячелетия гитлеризма — и это случится не по причине установления внешнего политического порядка, а путем провозглашения нового спасительного учения, которого ждет человечество. То, что погубило Ницше, то что было острейшим противоречием в его учении — одновременное провозглашение жажды власти и дионисийского наслаждения жизнью — именно это указало Гитлеру путь.

Три раза по семь лет, произведение двух священных чисел: за этот срок его жизненная программа будет выполнена.

Но при мысли о будущих боях, о неизбежной работе, его руки начинают дрожать. Уже сама мысль о делах, назначенных на сегодня, причиняет ему почти физическую боль. Он уже не может переносить всех этих приближенных, не может видеть каждый день одни и те же тупые лица. Он становится все чувствительнее. Его нервы реагируют на самые незначительные мелочи. Любой запах задевает душу своей навязчивой ясностью. Это раздражает его. Непонятливость собственных соратников, их несговорчивость, мелочность, мещанская назойливость. Они не соблюдают дистанцию. Они позволяют себе фамильярность, которой он не терпит. Он никуда не двинется с этого места. Уединившись здесь, он будет отдавать свои приказы, как бог из-за облаков. Никто не помешает ему здесь, в Хрустальном дворце, в горах, в его орлином гнезде. Сюда ему должны доставлять всю необходимую информацию. Отсюда он будет править.

И зачем ему все время заботиться об этих назойливых подробностях? Его ли дело командовать административным аппаратом? Пусть другие позаботятся об этом. Он должен быть свободным, чтобы принимать великие решения. Зачем ему вести войну? Усталость овладевает им. Он все чаще думает о смерти. Ему вспоминается "ЗАВЕЩАНИЕ". Там написано все. Оно продлит его жизнь, даже если сейчас ему придется умереть. Мысль о завещании успокаивает его. Там написано обо всем, что еще предстоит сделать. Юные партийцы исполнят его заветы. Для них это будет святыней.

В этом завещании описана окончательная структура его национал- социалистического партийного ордена. Орденом будет руководить его преемник. Гитлер с ненавистью думает о Геринге. Оставить свой пост этому человеку! Но избежать этого никак нельзя. К счастью, это не будет долго продолжаться. Геринг долго не проживет. Завещание Гитлера содержит план Рейха, социальное устройство, новый экономический порядок. И, кроме того, оно содержит самое главное: религиозное откровение, первые сбивчивые строки нового Святого Писания, которое он подарит миру, если останется в живых.

Но он не останется в живых. Он предчувствует это. Он отмечен смертью. Довершать его дело придется другим. Его охватывает страх. Пропадают все счастливые чувства, только что переполнявшие его. За ним следят, его подстерегают. Он слышит, как они шепчутся между собой и смолкают, когда он подходит ближе. Они смотрят все более и более странно. Они беседуют о нем. Что они говорят? Они не шутят. У них мрачные лица. Они замышляют что-то недоброе.

Что они сделают с его завещанием? Не случится ли с ним то же самое, что случилось с завещанием Гинденбурга? Они напишут другое завещание. Все пойдет иначе. Эти мерзавцы изуродуют его творение. Они украдут у него бессмертие. Этот Геринг снова введет монархию. Опустевшее место Гитлера займут Гогенцоллерны. Геринг говорит, что час монархии настал. Не для того ли он трудится, чтобы вернуть на престол Гогенцоллернов? Так хотел старый Гинденбург. Гитлер был вынужден пообещать это старику. Он не сдержал слова.