Темная королева - Сьюзен Кэррол

Чтобы не нарушать гармонии их сегодняшнего общения, девушка изменила ответ на более неопределенный.

– Думаю, что просто хочу посмотреть мир более широкий, чем наш остров Фэр.

– Мир за пределами этого острова зачастую бывает не очень приятным местом, – серьезно заметил Реми.

– Мой мир будет, – твердо заявила Габриэль, стряхивая с лица нагретые солнцем волосы. – Полный прекрасных дворцов, празднеств и маскарадов, роскошных бальных залов с танцами до рассвета.

– И, несомненно, со множеством пылких поклонников, – грустно улыбнулся Реми – Наверное, даже не вспомнишь… – он помедлил, и у Арианн замерло сердце, – э-э… этот островок, – неловко закончил он.

У Габриэль отлегло от сердца. Она очень боялась, что он скажет: «не вспомнишь меня». Пока Реми ограничивался редкими восхищенными взглядами, и она страстно молила, чтобы он не заходил дальше. Тогда ей пришлось бы ответить отказом, и простота их отношений исчезла бы навсегда. А ее вполне устраивала непринужденность, существовавшая между ними большую часть времени. У нее еще никогда не было друзей среди мужчин.

Реми сосредоточенно сорвал еще один цветок. Собирался, было бросить его в ручей, но остановился, до смешного пораженный.

– О господи, забыл. Так не полагается. Мири говорила, что в лесу живут феи. И мне ничто не будет грозить, пока я не причиню вреда лесу.

– Да, именно так сказала бы Мири.

– Она также сообщила мне, что в этих лесах пасется единорог, но поскольку я просто мужчина, то не могу рассчитывать на то, чтобы его увидеть, – добавил Реми.

– О, будто сама она когда-нибудь его видела, – насмешливо заметила Габриэль. – Хотя могу поклясться, что Мири охотится за ним с тех пор, как научилась ходить.

Реми бросил на нее странный косой взгляд:

– Но ты, должно быть, видела единорога.

Габриэль засмеялась:

– Почему ты так думаешь?

– А картина, которую ты написала для Мири?

Улыбка Габриэль увяла. Значит, Мири показала это Реми. Дурочка. Она была готова свернуть ей шею.

– Картина эта – пустяковина на забаву Мири, – сказала она. – Будь моя воля, я бы ее порвала, а полотно и раму пустила бы на растопку.

– Было бы очень обидно, потому что я в жизни не видел такой замечательной картины, – путано принялся объяснять Реми, не привыкший выражать чувства словами. Чуть смутившись, он продолжал по-солдатски настаивать на своем: – Мне казалось, что если я протяну руку, то дотронусь до настоящего загривка единорога и почувствую живую кожу. А пальцы ощутили бы его теплое дыхание. Картина была словно…

Габриэль отвернулась, надеясь, что Реми не задаст пугавший ее вопрос. Но он задал:

– Почему ты ее не закончила?

Эта картина была самой последней из ее картин, над которой она работала, когда появился Дантон, нарушивший покой на ее острове. В тот день, когда он уехал, она встала с постели, почему-то надеясь, что, если не обращать внимания на телесные синяки и болячки, жизнь будет продолжаться, как и раньше.

Она, как часто делала прежде, приволокла мольберт, палитру и полотно на берег ручья. Но проходили часы, а она только смотрела на картину. День подходил к концу, росли тени. И ее отчаяние.

Всякий раз, когда она подносила кисть к незаконченному участку полотна, где единорог все еще ждал ног, чтобы помчаться, словно ветер, пальцы тряслись, и она была не в состоянии сделать ни единого мазка.

Серебристый единорог, казалось, обращал к ней печальный укоризненный взгляд. «Извините, моя госпожа. Но надеяться когда-нибудь поймать меня может только дева, чистая и истинная. Ваше волшебство утрачено».

Но это горе теперь позади. Габриэль напомнила себе, что у нее другие мечты, другие честолюбивые стремления. Обернувшись к Реми, она даже сдержанно улыбнулась.

– Почему перестала рисовать? Есть… есть дела поважнее. Кроме того, эта картина только потворствует ребячеству Мири. Ты, может, не знаешь, а моей сестренке почти тринадцать лет. Если бы все было по ее, мы с ней до сих пор шумно бегали бы по лесу, играя в рыцарей и драконов.

Габриэль не знала, поверил ли Реми ее объяснению насчет картины, но он был слишком порядочным, чтобы допытываться дальше. Поморщившись от боли, переменил позу, чтобы сесть поудобнее.

– Рыцари и драконы? – переспросил он – Что же это такое?

Габриэль недоверчиво поглядела на него:

– Ну, знаешь, рыцарь спасает красавицу от огнедышащего дракона. Наверное, играл в нечто подобное в детстве.

– Нет, не скажу, что доводилось.

– Тогда во что же ты играл?

– Насколько помню, ни во что. К шести годам я уже занимался строевой подготовкой в полку отца, барабанил, когда шли строем в бой.

Габриэль пораженно раскрыла глаза.

– Удивляюсь, как такие вещи позволяла твоя мама.

– Мать мало, что решала в этом деле. Она умерла, когда мне не было трех лет. Я почти не помню ее, разве что нежное прикосновение по ночам, когда она поправляла одеяло.

Реми говорил спокойно, буднично, но в глазах было столько тоски, что у Габриэль защемило сердце. Она потеряла мать лишь два года назад. Ей было шестнадцать, и все же это было достаточно тяжело. Но остаться без матери в трехлетнем возрасте…

Пряди золотых на концах волос Реми опять упали на лоб, и она снова потянулась было, чтобы поправить, но удержалась и убрала руку.

Габриэль прокашлялась, намереваясь перевести разговор на более легкие предметы.

– Так вот, мы с Мири частенько играли в рыцарей и драконов как раз здесь, на этом самом месте.

– И, несомненно, ты была попавшей в беду красавицей с золотыми волосами, – тихо добавил Реми, восхищенно глядя на спадавшие по спине волосы своей собеседницы.

Габриэль, заносчиво фыркнув, затрясла густыми кудрями.

– Это говорит о том, что вы плохо меня знаете, месье. Я всегда была отважным, смелым рыцарем. А Мири была принцессой.

– А Арианн была… драконом? – с сомнением спросил Реми.

Габриэль от такой мысли захлебнулась смехом. Придя в себя, сказала:

– Признаюсь, Арианн вроде бы очень хорошо подходит к этой роли. Нет, она вообще никогда не играла с нами. Была слишком занята, училась у мамы целительству, готовилась стать очередной Хозяйкой острова Фэр. – На ее лице появилась озорная улыбка. – Значит, ты никогда не играл в рыцарей и драконов? Неудивительно, что ты такой важный и серьезный. Думаю, тебе надо поиграть прямо сейчас.

– О, нет, – ужаснувшись, как и ожидала Габриэль, затряс головой Реми.

– Прошу прощения, – притворно вздохнула она. – Совсем не подумала. Забыла, что ты такой слабенький.

– Я не слабый, – запротестовал он. – Это был лишь короткий приступ… я совсем поправился, спасибо.