Что было, что будет - Элис Хоффман

— Мне понадобилось твое прощение.

Дженни рассмеялась, хотя у нее и болело горло. Потом она взглянула на Уилла. Он не шутил.

— И я должна это сделать, потому что…

— Потому что для нашей дочки будет лучше, если мы станем действовать заодно.

Дженни уставилась на него, как громом пораженная:

— И когда на тебя снизошло сие откровение?

— Вообще-то я не самостоятельно додумался до этого, — признался Уилл, — Мне помогли.

— Женское влияние, — догадалась Дженни. — Мариан Куимби?

Мариан всегда ревновала, она хотела Уилла для себя. Все годы учебы она обзывала Дженни наездницей дохлой лошади и блудницей из Кейк-хауса. Она как тень бродила за Уиллом, хотя без всякого толку: в конце концов Мариан уехала учиться на юриста, и сейчас у нее была практика в Норт-Артуре.

— Кто-кто? — Если начистоту, то эта самая Мариан была первой девушкой, с которой у него случился секс, на диване в подвале дома ее родителей. Летом после восьмого класса. — Господи, нет, конечно. — Тут его пронзила ужасная мысль. — Ты ведь не думаешь, что Стелла закрутила с внуком доктора Стюарта? Ты ведь не думаешь, что она с ним спит?

— Конечно нет. И сейчас мы разговариваем о тебе, так что не пытайся увиливать. Кто эта женщина?

— Лиза.

— Лиза Халл? Моя Лиза?

Дженни сбросила с колен акварель. Уилл, который прежде никогда не смотрел в глаза собеседнику, теперь уставился прямо на нее. Только сейчас до Дженни дошло, что он стал стройным — видимо, сбросил вес, — и цвет лица у него улучшился. Пил он теперь только воду, носил кроссовки, что было совершенно не в его стиле. Когда в последний раз он пропускал стаканчик виски, лгал, портил кому-то жизнь? Как могло случиться, что он изменился, а Дженни этого не заметила?

— Та самая Лиза, — ответил Уилл.

Самая некрасивая девочка в их классе, теперешний босс Дженни, женщина, которую больше волновал рецепт теста, чем собственный вид. До недавнего времени. Лиза уже несколько раз поинтересовалась у Дженни, что та думает по поводу ее нарядов — какого-то старомодного брючного костюма или скучного практичного платьица, — и только на прошлой неделе Дженни застала Лизу в ту минуту, когда она рассматривала свое отражение в зеркале буфета, надув губы, как будто ее внешность вдруг стала иметь значение.

— И ты отвечаешь на это… — Дженни пришлось подыскать слово, — чувство?

— Лиза — удивительная женщина. Она знала, что я невиновен, задолго до того, как с меня сняли все обвинения. Ты видела ее в телевизионных новостях? Она стояла рядом со мной, рука об руку.

— Нет, ну надо же. И теперь ты хочешь, чтобы я тебя простила?

— Очень хочу. Мы столько с тобой пережили, Джен, столько всего повидали в нашей взрослой жизни. Твое прощение много бы для меня значило.

Что такое с Уиллом сотворила Лиза Халл? Околдовала, что ли? Помогла ему найти собственное «я»? Или просто-напросто поверила в него?

— Скажи мне одно. В тот день, когда вы с братом впервые пришли сюда, ты признался, что я описываю твой сон.

Уилл кивнул:

— Черный ангел, пчела, которая не кусает, бесстрашная женщина.

— Да. Именно это.

— Я хотел бы, чтобы это оказался мой сон, но в ту ночь я слишком боялся, чтобы уснуть. Ты знаешь меня, в хорошую ночь я редко вижу сны, но в тот раз я был напуган до смерти, что из озера поднимется дохлая лошадь. Так и пролежал, не сомкнув глаз. Брат рассказывал, что лошадь принадлежала Чарлзу Хатауэю и что она встала на дыбы, когда он пытался заставить ее проехать по тропе, где некогда ходила Ребекка Спарроу. Мэтт уже в то время увлекался местной историей, но кто бы мог подумать, что внутри его сидел такой сон.

Люди все время совершают ошибки, иногда стоит кого-то простить, пусть даже этим кто-то оказывается Уилл. Пусть даже его первые слова, сказанные ей, были лживыми.

— Неужели ты не догадывалась, что это был Мэтт? Вы даже гриппом умудрились заболеть одновременно, — заметил на прощание Уилл. — Это должно было бы тебе что-то подсказать.

Что любовь заразна, как обычный насморк? Или она больше похожа на вирус, поражающий человека постепенно, до тех пор, пока ничего не подозревающая жертва полностью не заболевает, оказываясь во власти всех последствий? Как только Уилл ушел, Дженни Спарроу почувствовала, что кровь в ее жилах буквально вскипает. Так, может, голова у нее кружилась не столько от гриппа, сколько от мыслей о Мэтте? Почему только разобраться в собственном сердце оказалось столь же трудной задачей, как нанизать бусины на призрачную нить, или разжечь костер сырыми дровами, или найти дорогу в темноте без лампы, фонарика и даже тонкого полумесяца?

В дверь постучали. Вошла Элинор. Она опиралась на палку, но все же умудрилась принести поднос. Она услышала звон колокольчика, когда Уилл приподнял его с тумбочки, и вот явилась на зов с чаем, который не принесла своей дочери тридцать лет тому назад, чаем, который так и не был приготовлен, зато явился причиной немалой горечи.

— Что это? — удивленно спросила Дженни.

— Жаропонижающий чай по рецепту Элизабет Спарроу. Мята с лимоном и лавандовым медом. А еще я принесла какое-то ужасное месиво, которое мне удалось приготовить. Пудинг «Птичье гнездо». По-моему, он тебе не повредит.

И действительно, на подносе стояла тарелка с печеным яблоком, залитым чем-то невообразимым, похожим на пудинг. Меньше всего Дженни сейчас хотелось есть, но она заставила себя отведать пудинга. Чтобы доставить удовольствие матери, как она сама поняла. «Странно, — подумала Дженни, — мы стараемся доставить друг другу удовольствие. Как все это поздно. Как не похоже на нас».

— Нежный пудинг, — сказала Дженни. — Сама приготовила?

Любовь никогда не бывает ошибкой, даже если она безответна. Она совсем как те флоксы из сада Кэтрин Эйвери — забытая, заброшенная, но цветет себе, и все тут.

— Уверена, что это в рот нельзя взять, — сказала Элинор. — Тебе вовсе не обязательно стараться мне потрафить.

— А я думала, ты всегда различаешь, говорит ли человек правду. По крайней мере, так всегда казалось.

— Я различаю ложь. Это не то, что знать правду. Ну не странно ли, но, насколько я могу судить, Уилл перестал лгать.

— Он влюбился в Лизу Халл.

— Нам стоит порадоваться за Лизу или посочувствовать ей?

— Порадоваться. — Дженни кивнула. — Определенно.

Элинор потянулась к небольшой акварели с тигром на холме.

— Прелестно. Мне приснилось это прошлой ночью. Вот этот холм за озером.

— Но в Юнити нет никаких тигров.

— Я знаю. Мне снились тигровые лилии.