Русские хроники 10 века - Александр Коломийцев

– Се благое дело. Правая греческая церковь поможет тебе в том. Имя твоё прославится навеки.

Архиерей обещал великому князю русов всё, что тот просил, дал совет:

– Окрести в Херсоне всю дружину свою, всю рать, ближних своих. Иначе как станешь Русь крестить.

В полдни сотники собрали жителей на главной площади у семи храмов. Для выхода великого князя, дабы нового владыку мог лицезреть и старый, и малый, соорудили степень. Бирич огласил княжью волю.

Отныне Корсунь – руський город. Воеводой в нём назначен боярин Ждберн. Жители и города, и всяких весей, пригородков, посёлков должны вернуться к своим занятиям.

Дочь стратига, под угрозой насилия, князь повелел отдать в жёны новому корсунскому воеводе. Молодых в тот же день и обвенчали. Исполнил княжью волю отец Анастас в церкви святого Василия. Вечером на свадебном пиру Владимир щедро одарил молодожёна. Одарить-то одарил, но насладиться утехами с молодой женой не дал. На следующий день вкупе с боярином Позвиздом отправил послом в Константинополь. Время не ждало, великий князь торопился.

В своём послании Владимир укорял басилевсов в несоблюдении договора. Он-то обещание выполнил, присланная им дружина помогла басилевсам в борьбе с врагами. Они же слова своего не держат, царевну Анну в жёны ему не отдали. В Корсуне с русских купцов брали мыто, а по договору по всей Византии руським гостям торговать безмытно. Стратиг корсунский говорил поносные слова о нём, великом князе. Потому он пришёл в Таврику и взял Корсунь, стратига посадил в каменный поруб. Коли басилевсы не отдадут ему в жёны царевну Анну, он сам её возьмёт, Константинополю же будет то же, что и Корсуню.

3

На свадебном пиру отец Варфоломей надоумил князя заказать архиерею молебен о здравии руськой рати.

Отправив послов, князь вспомнил о том, повелел позвать отца Варфоломея. Взглянув на покачивающегося на ветерке батюшку, поморщился. Вид поп имел непотребный. Ночевал честной отец под столом, утром изрядно опохмелился. Заплывшие глаза пастыря глядели на мир блёклыми голышами, рот невразумительно шамкал, и несло от батюшки, как из бочки с перестоявшимся пивом.

– Уберите эту пьянь с глаз моих, – брезгливо вымолвил князь. Самто после ушата холодной воды и травяного настоя выглядел зеленцом с грядки.

Два отрока, ухмыляясь, подпёрли батюшку с боков, повели вглубь двора. Владимир крикнул вдогонку:

– Спрячьте, чтоб не видал никто.

Отец Варфоломей, приближённый к великому князю, благодаря совершённому обряду крещения не имея над собой сдерживающего начала, брал отплату за годы вынужденного воздержания, опускался в бездну бражничанья и ласкосердия.

– Княже, нешто к архиерею только поп может идти? Меня пошли!

Торопливо, из опаски, кто б не опередил, перед князем встал боярин Воробей. Отправляя послов в Константинополь, князь обошёл его вниманием, и теперь боярин ловил каждое слово Владимира. Путята с Добрыней при виде такого усердия переглянулись, словно словцом безмолвным перекинулись: «Экий пролаза. Как город приступом брали, напередки не лез!»

– Иди. Скажи, великий князь желает отслужить молебен во здравие своей дружины и рати, – Владимир оглядел фигуру молодого боярина, встретился с ищущим взглядом. – Ты вот что, меч-то дома оставь, в церковный двор войдёшь – шапку скинь, на церкву перекрестись. У попа спервоначалу благословения попроси, потом про желание моё сказывай.

Боярин вскорости вернулся. Вид имел растерянный. Его Преосвященство служить молебен отказался наотрез.

– Вот наглый поп, – говорил Воробей с выражением крайнего возмущения на лице, заглядывая в глаза князю.

– Почто отказался? – недовольно морщась от явного подобострастия боярина, спросил князь. – Толком сказывай.

– Сказал, рать у князя языческая, не может просить у бога здравия закоснелым душам. Пускай, мол, окрестятся, тогда и молебен отслужит. Вот вредный поп, нас вона сколько крещёных.

– Ты вот что, ступай в церковь святого Василия, покличь отца Анастаса, он поп тамошний.

– Знаю, знаю. Этот отслужит.

Но боярин ошибался, причём дважды. Ни один иерей не справит службы по язычникам. Да и не затем был надобен Анастас Владимиру. Требование архиерея кольнуло самолюбие, но по сути было верным. Он сам хотел того же, что требовал главный корсунский поп. Ссориться с иерархами церкви и стоять на своём не стоило, да и не имело смысла. Отец Анастас был надобен для организации крещения. Иным честным корсунским отцам Владимир не доверял. Сделают что-либо не так, или сделают с насмешкой, унижением его, великого князя. К иерею же церкви святого Василия чувствовал доверие, как к человеку, с которым не надобно быть постоянно настороже.

Пока ждал отца Анастаса, с вымола прискакал киевский вестник. Боярин Волчий Хвост, оставленный на воеводстве, доносил:

«Здрав ли еси, великий князь!

В Киеве ныне всё добре. Печенегов, пожаров, мора не было. В кресене случились две безделицы. Помер боярин Блуд, Мистишу Киселя нашли поутру мёртвым с разбитой головой, всего в крови. Головников не нашли, ибо видоков нет. Людие же сказывали, шибко бражничал Мистиша.

В остальном всё добре. Кияне желают своему князю здравия, того же его дружине и рати».

Вечером сотники объявили княжью волю – всем, и дружине, и ратникам креститься. Кто не станет креститься, тот не люб будет князю. Сам князь с ближними своими давно крещён и пребывает в благодати. Желает князь, чтобы люди его, уверовав в истинного бога Иисуса Христа, также пребывали в благодати и избегли геенны огненной.

Вечером же посетил великого князя ещё один епископ. Как позже объяснил Анастас, то был не правящий архиерей, даже не имевший своего прихода, а только сан. Но о том Анастас, проводивший в доме князя времени больше, нежели в своей церкви, объяснил позже. По облачению Владимир и сам понял: перед ним не рядовой поп, священник рангом повыше. Как и у архиерея Константина, у пришедшего попа кроме обязательного креста висел круглый образ Спасителя.

Благословив раба божия Василия, поп заговорил с великим князем Владимиром.

– Я епископ Иоаким, живу в Херсоне несколько лет, пришёл в Таврику из Константинополя. Хочу идти на Русь со словом божиим, обращать народ русский в правую веру, спасать от геенны огненной. Для сего изучил язык ваш, накупил книг со священным писанием. Есть у меня и «Новый Завет», и «Послания апостолов», и Четьи-Минеи, и Псалтирь, и богослужебные книги. Я человек не бедный и употребляю богатства свои для вящей славы Господней. Возьми меня с собой в Киев, князь. Принесу твоему народу большую пользу.

– Русь велика, Киев лишь один из городов её, отче.

– Я знаю о том, княже. Я много говорил о Руси с вашими людьми, приходившими в Херсон. Я не останусь в Киеве, уйду в Приильменье, Новгород.

– Не замёрзнешь, отче? Новгород не Херсон. Знаешь ли ты, что такое снег и мороз?

– Я готов к подвигу и готов служить богу среди снегов и морозов Руси.

– Хорошо, честной отец, готовься в дорогу. Я извещу тебя, епископы нужны на Руси.

Владимир понемногу вникал в церковные дела и уже знал, что даёт священнику епископский сан.

Анастас об Иоакиме отозвался двояко:

– Се добре, что епископ на Русь идёт, будет кому достойных клириков в сан рукоположить. Отец Иоаким не в ладах с константинопольскими иерархами, потому и в Херсон пришёл. Но подвержен гордыне отец Иоаким. Человек он просвещённый, читал не только богословов, но и иное – трактат Багрянородного, поэтов византийских и древних эллинов. О том ведёт беседы с мирянами, в коих восхваляет язычников-эллинов. Се не подобает священнику. Возьми его, коли просится, да отправь подале от Киева, к диким племенам, гордыня-то и слетит с него. Там об эллинских художествах не побеседуешь, там иное надобно.

Ревность отца Анастаса была понятна. Просвещённый епископ мог занять главенствующее среди священства место возле наивного в церковных делах князя. А отец Анастас видел возможность из провинциального священника, – при всей своей самодостаточности Херсон был окраиной Империи, – обернуться в первосвященника огромной державы, каковой являлась Русь. Чтобы занять это место, соперника заранее надо было отправить на задворки.

4

Вечером и на следующий день медов, пива кметам не подавали. Десятинники приглядывали, чтоб самовольно вина не испробовали. Утром в становище пришли иереи, диаконы, прочие клирики, принесли книги со священным писанием, иконы, растолковывали символ веры, заповеди божьи. Весь день до позднего вечера гудели голоса ратников, вразнобой повторяющих слова обязательной молитвы: «Верую во единаго бога Отца, Вседержителя, Творца Небу и земли, видимым же всем и невидимым… Верую и в Духа Святаго, Господа, Животворящего, иже от Отца исходящего, иже со Отцем, и Сыном споклоняема и сславима, глаголававшего пророки… И жизни будущего века. Аминь». Попы, для язычников все клирики – попы, учили не только обязательным молитвам и наставляли о поведении во время крещения, ибо крещение есть великое таинство и относиться к нему надобно с благоговением, но и, поражая воображение варваров, рассказывали о чудесах, явленных божественным промыслом. О чудесах, явленных в стародавнее время – слепоте и прозрении князя Бравлина, взявшего Сурож и творившего поначалу в покорённом городе великие непотребства, о епископе Капитоне, вошедшем в горящую печь и вышедшем из неё целым и невредимым, – повествовали одинаково. Те чудеса говорили о существовании бога, о его попечении верующим в него. О недавнем же чуде, свидетельствовавшем о расположении к ромеям Богородицы, рассказывали двояко. В том, что чудо явилось при басилевсе Льве Мудром и патриархе Макарии, и в том, что в то время Византия вела великую брань с сарацинами, и враги подошли к самому Константинополю, в том рассказчики сходились. Далее поведатели описывали чудо вразнобой. Последнее чудо было явлено в Константинополе, никто из корсунян при нём не присутствовал, а слухи есть слухи.