Темная материя - Питер Страуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появление из ничего и ниоткуда, из завихрения воздуха, из бескрайнего черного космоса, запах которого Ботик только что уловил, настороженного человека в опрятном сером костюме и стрижкой «под ежик» лишь подстегнуло Ботика. Лежавшая рядом с незнакомцем большая темная собака с толстым черным кольцом шерсти вокруг шеи и хвостом, как сабля, вскочила и повернула голову, чтобы ухватить Ботика взглядом внимательных сверкающих глаз. Он мог сколько влезет думать о сборе пожитков и о том, чтобы поспеть на поезда к сытым, сонным маленьким городам, но вернуться в «Пфистер» он не мог. Пути назад не было.
И вот агент, можно называть и так, наблюдал за Ботиком, а собака совсем не напоминала настоящую. Если вы спросите Ботика, это его порядком напугало. Агент и его шавка взялись оттуда же, откуда и шумы, что могли — или не могли — доноситься с палубы крупной частной яхты, на которой народ пустился в пьяный разгул.
Если человек кричит: «Мне нужно то же, что и тебе», значит ли это «ты мне нужен»? Означают ли его слова «я хочу тебя»?
Ботику пришлось обойти пруд. Трава казалась жесткой, как щетина. Когда он подошел, утки захлопали крыльями, а когда миновал пруд и оглянулся, они продолжали так же плавать — с поднятыми крыльями, будто пластмассовые игрушки. Агент фланировал в сорока футах позади, уделяя внимание не столько Ботику, сколько свирепого вида собаке.
Небо потемнело. Облака прекратили стремительное скольжение и сразу стали казаться нарисованными на ровной, жесткой поверхности. Уходящий свет, такой тусклый, что виделся почти голубым, не хранил ни капли тепла. Воздух вокруг причалов будто застыл. Трава под ногами стала сухой и ломкой. Сделав еще два хрустящих шага, Ботик удивленно наклонился и присмотрелся.
Словно сошедшие с конвейера, стебельки торчали из чуть выступающих шишечек-конусов темно-коричневого пластика. Закругленными вершинами конусы напоминали крошечные вулканы. Ботик аккуратно, чтобы не порвать, потянул травинку из конуса. Однако зеленый стебель отделился легко, с металлическим щелчком, а из кратера вылетело крохотное облачко. Он поднес к лицу выдернутый стебель и смотрел, как тот съеживается в руке. Когда травинка сделалась похожей на пожеванную зубочистку, Ботик бросил ее, поднялся и продолжил с хрустом шагать, пока не достиг белого бетона на краю пристани.
Сойдя с лужайки, он заметил, что оставленный след становится бледно-коричневым, и оглянулся. Вдоль всего берега утиного пруда его путь был отмечен мертвой, песочного цвета травой. На тротуаре тип в сером костюме раскрыл ладонь параллельно земле и приподнял на пару дюймов над землей. Огромная собака, выполняя команду, задрала хвост, обнажила острые зубы и побежала. Будто выжженная, фальшивая трава умирала под лапами, аккуратные следы потянулись к Джейсону Боутмену. В двадцати футах от него собака остановилась. Тусклой, неподвижной синевой застыл воздух. Большим усилием воли заставив себя стоять на месте, Ботик разглядывал зверюгу. Она напоминала набивное чучело на колесной тележке. Жесткий воротник шерсти казался искусственным, вот только Ботик отчетливо видел каждый жуткий белый зуб в розовой пасти, совсем не походившей на резиновую.
Воздух разбудили хлопанье крыльев и птичья песня, и Ботик посмотрел вверх. Над головой плыл жаворонок, держа курс на него. От пылающей жизнью, победоносной, пылкой и трепетной песни у Ботика едва не остановилось сердце, он лишь успел подумать: «Эта проклятая жизнь полна счастья». И тотчас, так же внезапно, как и появился, жаворонок исчез.
А как, спросите вы, он узнал, что это жаворонок? Наверняка скажете, он ошибся. Этот Ботик ведь был конченым бандитом, а не орнитологом. Он разве не знал, что на этом континенте жаворонков никогда не видели? Что здесь они просто не водятся? Он видел ласточку-касатку. Ну-ка, еще раз отгадайте, ребята. Когда Ботик наконец вернулся домой после встречи с темной материей, он поискал в энциклопедии слово «жаворонок». Птичка с удлиненным коричневым тельцем, черными полосками над крыльями и серовато-белым брюшком. Прилагалась и картинка, и это была птица, которую он видел, точь-в-точь. И знаете, та песня, та мелодия, которую пел жаворонок… В общем, все, что он мог сказать, — он слышал ее, и это было что-то, вот такие дела.
«Как жаль, что меня там не было», — подумал я.
В синеватых сумерках под слепящим солнцем, с тающим воспоминанием о жаворонке Ботик вышел на длинный изгибающийся слип и через несколько минут высмотрел отцовскую яхту — маленький шлюп с ярко-желтым нейлоновым треугольным парусом, обвисшим на мачте. Чтобы убедиться в своей правоте, он опустился на корточки у края причала и присмотрелся к самой верхней секции корпуса. На положенном месте обнаружилась отцовская, чуть выгоревшая метка «Ч. Боутмен, 1974» рядом с его товарным знаком — буквами «Ч» и «Б», начертанными без пробела так, что смахивали на литеру неизвестного алфавита. Но на самом деле особой нужды искать логотип не было: шлюп имел хорошо узнаваемый опрятный вид в стиле «немецкий порядок во всем», свойственном изделиям Чарли Боутмена. Стоит увидеть хоть одно, и точно знаешь: суденышко вдобавок ко всему будет дьявольски проворным. Странно, если задуматься. Человек, жизнь которого представляла собой шумный праздник, человек, который пребывал в крепком подпитии день напролет, не признавал авторитетов и относил себя к рабочему классу, — создавал совершенные суда, становившиеся, по сути, игрушками для богатых людей. Бедные могли научиться ходить под парусом, если росли в правильных местах, но, чтобы купить изделие Чарльза Боутмена, нужно иметь много денег.
Шлюп удерживал только один швартов. Спинакер следовало спустить и уложить в небольшой мешок, называемый «черепахой», однако вместо этого он свисал с мачты, как тряпка. Хозяин, по-видимому, в спешке вернулся к причалу, выскочил, привязал швартов и рванул куда-то, намереваясь вернуться к своей посудине как можно скорее. Но где же грот? Спешащего хозяина не наблюдалось. Да и вообще, не видно ни души, кроме странного существа с внимательной собакой: оба по-прежнему не сводили с Ботика глаз.
Мир вокруг казался неправильным. По Мемориал-драйв не летели машины, на дорожке не видно бегунов, утки испуганно замерли под изломами крыльев, и, насколько мог видеть Ботик, город выглядел вымершим. Огни светофоров горели красным. А вся громадина озера налилась густой синевой, как кровоподтек.
Он вспомнил, как в детстве украл швербот с частного причала, как искал отца, и ему снова захотелось бежать прочь.
Словно из распахнувшегося в пространстве окна, на него выплеснулся хриплый шум вечеринки: жуткий визг-смех, голос с интригующим, агрессивным заявлением. Когда он протрубил ту же фразу, все вновь исчезло, будто окно захлопнул ветер или гигантское радио внезапно потеряло сигнал. В наступившей тишине зазвучали два голоса. И хотя Ботик не мог разобрать слов, голоса показались знакомыми, более чем знакомыми — дорогими и близкими, голоса ангелов-хранителей его детства. Ботик понял, что нельзя упустить ни одного слова. Их появление означало: они вернулись ради него, они разыскивали его. И поэтому просто необходимо расслышать, что они говорили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});