Фартовые деньги - Леонид Влодавец

— Короче, стравили бы между собой «басмачей» с «казанами»? — спросил Шура. — А потом вас самих почикали бы… У вас глаза дальше, чем на полметра, смотрели или нет?

— Конечно, смотрели, — почти невозмутимо произнес Борман. — Насчет Ухана, царствие ему небесное, я не знаю. Строго говоря, я его за мальчика держал. Мы с Клобуком договаривались, что Ухан, когда свое отыграет, уйдет за бровку.

— Во скоты! — не выдержал Витя.

— Ну а потом, я думаю, — улыбнулся Ларев, — и ты, «партайгеноссе», ушел бы в отвал. Думал над такой перспективой?

— Думал, — кивнул Борман. — И немножко о себе заботился.

— И как именно?

— Да очень просто. Постарался бы сделать Клобука раньше, чем он меня. И завязаться с его хозяином напрямую. Им ведь в принципе начхать, кто будет здесь их представителем. А я бы им дал больше выгоды, чем Клобук…

— Интересно, интересно… — пробормотал Ларев и хотел еще что-то спросить, но в это время со двора, где только что слышался хохот, простучала короткая автоматная очередь, потом еще одна, длинная и суматошная, а после этого поднялась такая стрельба, что все, кто находился в избе, чисто инстинктивно попадали на пол. И очень вовремя, потому что несколько пуль влетели в окна и впились в стены кухни, а одна выщербила печь и с мяуканьем отрикошетила. Прямо в лоб «партайгеноссе» Борману…

Часть четвертая

АЛЧНОСТЬ

БУНТ В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ

Наверняка почти каждый из тех четырех десятков людей, которые находились на поляне, окружавшей хутор, в момент начала стрельбы мог бы рассказать какую-то свою версию, объяснявшую это происшествие. Может быть, даже очень близкую к реальности. Хотя число тех, кто действительно запомнил, с чего все началось, было совсем невелико. Во-первых, потому, что людей, находившихся рядом с эпицентром событий, было немного, а во-вторых, потому, что большая часть из них не смогла ничего запомнить по причине смерти.

Одним из тех, кто все разглядел и остался в живых, был Механик. Он тихо сидел в мастерской, заложив дверь изнутри прочным деревянным брусом и выставив через дырочку в стене свой перископ-подглядыватель, состоявший из металлического гофрированного шланга с размещенной внутри системой линз и призм, никому не мозоля глаза, наблюдал за «басмачами». Строго говоря, никакого обострения обстановки Еремин не предвидел. За исключением трех шоферов из команды Казана, которых можно было заподозрить в сочувствии Борману, особых опасений у него никто не вызывал. Никто из «басмачей» не пытался подойти к Резаному и его товарищам по несчастью и, по крайней мере внешне, не проявлял к ним жалости или иных теплых чувств. Напротив, из рядов «басмачей» по их адресу слышались весьма ехидные и похабные шуточки-прибауточки и даже вполне серьезные угрозы.

Когда из избы выволокли Швандю, объявили «приговор» по его делу и прикрутили к козлам со спущенными штанами, в толпе «басмачей» возникло похабно-веселое оживление. Пошли дискуссии, нужно ли делать Швандю вечным пидором или гуманнее пристрелить. Однако даже среди тех, кто был сторонником опетушения, народ был с достаточно нормальной ориентацией и предпочитал возложить эту «гуманитарную миссию» на кого-нибудь другого. Скорее всего никаких гнусных вожделений Швандя со своей мохнатой «голубой луной» не возбуждал.

Потом, как известно, состоялось определение по «делу» Ухана, которого вывели во двор, приставили к затылку пушку и вышибли мозги через нос. Это резко сократило количество хихикающих, потому что выглядело не очень аппетитно и напомнило публике, что дела здесь творятся вовсе не шуточные. Началось глухое ворчание, что, дескать, хватит ерундой заниматься, а надо поскорее мочить Швандю и ехать по домам, в родной район.

Но тут внезапно появилась Юлька, вооруженная тем самым двуглавым прибором китайского производства, который они захватили весной в «Тайге» Васи Хряпа. Механик помнил, что он где-то завалялся, но где — понятия не имел. А Юлька его вытащила и решительно направилась к приговоренному. Она вовсе не собиралась спасать Швандю от смерти. Просто хотелось покрепче отплатить ему за свой разбитый нос и фингал под глазом. Епиха пытался ее удержать, но был обложен в три этажа и, устыдившись, скрылся куда-то в темноту. А к Юльке, несколько неожиданно для зрителей, присоединилась Нинка. Они в четыре руки ухватились за один конец прибора, а другой — калибром 40 миллиметров и сантиметров 30 в длину! — безжалостно задвинули Шванде, завизжавшему при этом так, что любая натуральная баба позавидовала бы.

Публика бешено зааплодировала, засвистела и заулюлюкала, не проявляя никакой мужской солидарности. Некоторые даже машины подогнали поближе, чтоб создать надлежащее освещение для этого порношоу. Хотя мероприятие всего лишь выглядело примерно так, как чистка орудия банником.

В общем, ничто особой беды не предвещало. «Басмачи» ржали над тем, как орудуют раздухарившиеся бабы, и, кроме «казанского» шофера, сбегавшего в избу доложить шефу, никто беспокойства не проявил. Кроме Резаного, по-прежнему лежавшего вместе с остальными восемью «ухановцами» в проходе между гаражом и мастерской.

Он поглядел на то, как разделались с Уханом, и имел возможность слышать вопли Шванди, которого подвергали насилию в особо извращенной форме. Резаному ужас как не хотелось ни того, ни другого. И он прекрасно понимал, что, если он будет просто так лежать на травке, ничего не предпринимая, то дождется в лучшем случае того, что стряслось с Уханом, а в худшем — окажется на месте Шванди.

Распутывать веревочку, стягивающую ему запястья, Резаный принялся еще после того, как пристрелили Ухана. Поскольку после начала экзекуции над Швандей фары машин, освещавших проход, где лежали пленники, повернулись на козлы, а рассвет еще не наступил, единственным источником освещения остался фонарик в руках одного из ларевских охранников, стороживших Резаного и остальных. Этого фонарика явно не хватало, чтобы осветить сразу всех девятерых. Поэтому охранник, державший фонарь, периодически посвечивал то на одну, то на другую группу «арестантов». Когда свет был направлен на Резаного, он не шевелился, а когда уходил — потихоньку распутывал веревку. И где-то через пяток минут он сумел ослабить путы настолько, что их можно было просто стряхнуть с кистей рук. Однако сразу делать это Резаный не стал, потому что охранники время от времени поглядывали за состоянием веревок. Он выбрал момент, когда один из них, стоявший всего в одном шаге от него, засмотрелся на то, что делали Нинка и Юлька со Швандей, и на какие-то секунды потерял бдительность.

«Пан или пропал!» — решил Резаный, стряхнул веревку и стремительно прыгнул на охранника сбоку. Бац! — удар ногой пришелся в пах не ожидавшего нападения стража, и Резаный одним рывком вырвал у него автомат. Второй охранник с автоматом, стоявшим на боевом взводе, находился метрах в пяти от первого, гораздо ближе к козлам, к которым был привязан Швандя, и к тому же стоял спиной, увлекшись «забавным» зрелищем, а третий, Гриша, держал в правой руке фонарь и не мог сразу отреагировать.

А вот Резаный действовал без промедления. Едва заполучив автомат, он тут же короткой очередью свалил засмотревшегося на «шоу» охранника, а затем одним прыжком сиганул через проход от стены мастерской к стене гаража и, совершив нечто вроде кульбита, влетел прямо в дверь. Растерявшийся Гриша за эти мгновения успел только бросить фонарь и веером шарахнуть из автомата по принципу «на кого Бог пошлет». Поскольку он торопился ударить Резаного, что называется «влет», то палил с одной руки, держа автомат за пистолетную рукоятку и не подхватив за магазин. И пули пошвыряло так, что в страшном сне не приснится. Одна из пуль тенькнула в затылок Гришиного коллегу, корчившегося у стены мастерской после удара Резаного, и разом избавила от боли в паху. Но еще больше натворили пули, вылетевшие из прохода на площадку перед домом и угодившие в толпу зрителей. После первой очереди, выпущенной Резаным, прошло не больше двух секунд, и далеко не все любители «клубнички» успели сообразить, что случилось. Первая очередь напугала только Юльку с Нинкой, которые какими-то сумасшедшими прыжками усигали в глубь двора и спрятались за поленницу, потому что над их головами свистнула пуля. А среди зрителей даже не все успели заметить, как свалился охранник. Некоторые даже подумали, будто кто-то стрельнул в воздух от полноты чувств, потому что, кроме охранника, первая очередь никого не задела. А вот от второй, Гришиной, попадало сразу человек пять зрителей. Все остальные либо залегли, либо попрятались за автомобили и тут же начали напропалую палить, не выставляя голов.

Какой-то умник заорал:

— Оттуда стреляли! — и зафинделил очередь в сторону избы. Вот это и вызвало тот ливень пуль, одна из которых отрикошетила в Бормана и заставила всех членов «трибунала» нырнуть на пол.