Уиронда. Другая темнота - Луиджи Музолино

Ничего подобного.

Трещина на спинке скамейки возбужденно захрустела, но наркоманка то ли не слышала этого, то ли не подала вида.

– Х-хорошо, – запнулся Джако. А потом торопливо спросил, словно произнося немыслимое богохульство. – Ты тут предлагала кое-что на днях. Это еще в силе? У меня деньжата есть.

Несколько секунд наркоманка пыталась вспомнить, что предлагала этому старику, но потом ее губы искривила скользкая, мрачная улыбка. Девушка наклонилась вперед.

– Конечно, старик. Конечно. Расстегни ширинку…

– Н-нет, не здесь, – отмахнулся Джако. – Вдруг кто-нибудь увидит. Я знаю одно место, тут рядом. Иди за мной.

– Старик, я не знаю, смогу ли встать. Я… я плохо себя чувствую.

Боджетти подхватил наркоманку за подмышки, помогая подняться. И, толкая коляску, повел к фонтанчику неподалеку. Заставил ее выпить холодной воды и полил ей на голову. Казалось, девушка немного пришла в себя, правда, взгляд продолжал блуждать где-то в другом месте. Ребенок по-прежнему спал. Его тонкая, бледная кожа обтягивала тело, казавшееся худым и болезненным, и если бы не грудная клетка, поднимавшаяся при каждом вдохе, можно было бы решить, что он умер.

– Пойдем, – сказал Джако, протягивая женщине сто евро. Разглядывая купюру, наркоманка прищурилась так, будто никогда в жизни не видела столько денег.

– Да за это я тебя воскрешу, старик! – процедила она сквозь гнилые зубы, засовывая деньги в карман.

Странная троица отправилась в путь. Возглавлял процессию старик – он шел за трещиной, которая теперь спрыгнула с бетонной скамьи и побежала в темную незнакомую аллею, ведущую к церкви Святого Духа.

Обдирая колени, наркоманка дважды падала на землю и начинала проклинать свою жизнь. Джако помогал ей встать и стянул жгут с ее руки.

Рядом с церковной лестницей на звезды лаяла какая-то собака – может, Барби или то, что когда-то было Барби. Наконец, – казалось, прошла целая вечность – они вышли на площадь. Сверху на них смотрело лицо неба, усыпанное веснушками и разрезанное надвое пушистым следом Боинга.

– Мы пришли? – спросила наркоманка, наклоняясь над коляской и вытирая салфеткой соплю с губ сына. Она погладила его по щеке и вздохнула. А ведь это жалкое подобие женщины, стоящей перед ним, все еще сохраняет каплю человечности, подумал Боджетти. Его охватили сомнения. Джако хотел было сказать ей, чтобы брала ребенка и шла домой, да и сам почти собрался вернуться к себе в квартиру, но они уже подошли к боковой двери ризницы. Из трещины на него смотрели две яркие точки – глаза Пьеры, да, именно они.

Не делай этого. Помоги нам.

Джако осторожно подхватил наркоманку за локоть и показал в темноту за приоткрытой дверью.

– Да, пришли. Сюда.

– Только минет, – прошептала женщина. – Я больше ничего не делаю, когда… он рядом, – кивнула она на мальчишку, который начал храпеть.

– Конечно, конечно.

Джако завел наркоманку, вроде бы вернувшуюся в реальность, в ризницу. Со сводов и колонн серыми косами свисали гирлянды паутины. Сквозь желтые стекла окон внутрь просачивался свет звезд и темно-синее свечение ночи.

Помоги. Голооод. И я. Помогу. Тебе. Молодой. Живой. Всегдаааа, – услышал Джако голос в своей голове, шагая вперед, за трещиной по пятам, между скамейками и валявшимися на полу канделябрами. Пару раз женщина, плетущаяся следом, как тень, спрашивала, куда они идут, но старик молчал, пока не привел ее к центральному нефу, к краю пропасти, из которой вырывалось горячее влажное дыхание. Нож по-прежнему у него за поясом брюк?

Да.

– Ч-что это за место, черт подери? Что за дырка в полу? Зачем ты меня сюда притащил? – накинулась на него наркоманка. Через плечо Джако она разглядывала колодец тьмы – сердце и душу старого района. Тем временем малыш проснулся, закричал, стал дергать ножками, скрести пальцами щеки и неистово закатывать глаза, как будто ему приснился кошмар. За происходящим с отрешенным видом наблюдало распятие, которое выглядывало из-за мрачного пыльного алтаря.

– Это заброшенная церковь. Я кое-что хочу показать тебе, подойди поближе. Это просто… интересное место, – соврал Джако. – Не бойся.

– Что это за дыра? Мне… мне не нравится здесь… Я ухожу.

Наркоманка сделала несколько шагов назад, подошла к коляске. Потом остановилась и стала покачиваться на месте, все еще находясь под действием наркотиков. Из пропасти поднимались ниточки тьмы, похожие на дым только что погасших свечей. Глаза женщины заблестели, наполнились ужасом. А потом остекленели от тошнотворного животного страха, когда из недр церкви поднялся низкий, непрерывный гул, от которого задрожали нефы.

– Не бойся, – сказал Джако, приближаясь к ней.

Она хотела убежать, увезти сына из этого места, но лишь опрокинула коляску и рухнула на пол, на мозаичную плитку. Ребенок, оказавшийся под перевернутой коляской, завопил во все горло. Джако шагнул вперед и, взглянув на свою правую руку, с ужасом обнаружил, что в ней зажат нож.

Пропасть издала какой-то звук, закашляла, и во все стороны от нее побежала паутина трещин, а в голове у старика раздался голос:

Сейчас. Сейчааас! Помогиии! СЕЙЧАААС!

Что-то внутри Джако задрожало, воспротивилось и попыталось дать отпор, но тщетно. Широкими шагами он подошел к наркоманке, которая ползала по полу, пытаясь приподнять коляску и понять, не ушибся ли ребенок.

Джако казалось, что он смотрит кино.

Первый удар пришелся под колено, и наркоманка зарычала от боли, как раненый зверь. Темно-красная кровь веером брызнула на изображение последнего стояния Крестного Пути, обагрив тело Иисуса, положенное в гроб. Обезумев от ужаса, несчастная обнаружила, что ее окружают трещины, которые с шипением всасывают вытекшую на пол кровь, как ливневая канализация – струи дождя.

Второй удар перерезал ахиллово сухожилие на другой ноге. Фрииип – раздался какой-то «жидкий» звук. Тогда она начала осыпать Джако оскорблениями, а потом умолять о пощаде.

– Пес, пес, проклятый старый мерзавец! Зачем тебе это? Зачем? Не тронь ребенка, пожалуйста, не трогай Луку, пожалуйста, я сделаю все, что ты хочешь, только не трогай нас, что хочешь, что хочешь, только не убивай меня…

Третьим и последним ударом, нанесенным сверху вниз, Джако отрубил своей жертве нос, сделав обезображенное наркотиками лицо точь-в-точь похожим на жуткую физиономию скелета.

Трещины исторгли песнь ликования из своих недр.

Из пропасти показалась часть сущности, которая царила под землей, и Джако знал: если он сейчас обернется и посмотрит на это исчадие, явившееся из глубин древности, то сразу же сойдет с ума.

Наркоманка глянула в бездну – и потеряла рассудок. Начала блевать, смеяться и молоть какую-то чепуху, а из треугольного обрубка носа, как гейзер, фонтанировал зеленый поток. Несмотря на раны в колене и щиколотке, она схватила Джако за штаны, вцепилась ногтями в ногу и попыталась укусить его за ляжку.

Старик несколько раз ударил ножом куда придется.

– Сдохни сдохни сдохни! – орала наркоманка, но с каждым ударом ее дикие вопли становились все тише. Когда ей отрезало левый мизинец, она перестала сопротивляться. Джако выронил