Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Дорога ветров - Иван Ефремов

…Экспедиция прекратила работу. Во дворе базы выстроилась вся доблестная автоколонна, защищенная брезентами, досками и фанерой, неподвижная и заснувшая до будущей весны. Я обошел в последний раз наглухо запертый огромный склад со снаряжением, осмотрел высокие штабеля пустых бензобочек и груду оставшихся до следующей экспедиции досок и брусьев. Безлюдно и тихо было в этом месте, прежде оживленном и шумном… Рабочие и шоферы уехали, один Александров остался присматривать за нашим имуществом.

Белесые тучи ползли с заснеженных склонов Богдо-улы. На мерзлую землю сыпался сухой снег, немедленно сдувавшийся резким ветром… Завтра улетал и мой самолет. Завершался одиннадцатый месяц моего пребывания в Монголии. Все мы, участники экспедиции, не только выполнили стоявшие перед нами задачи, но многому научились и полюбили эту страну, где испытали уже много радостей, огорчений, труда и забот. Двое из нас — Шкилев и Рождественский — тяжело переболели здесь, один — в начале экспедиции, другой — в конце ее, но, как и все другие, уже думали о предстоящем новом годе экспедиционных работ.

Глава восьмая

На дальний запад

С добрым подружиться — путь луны пройти.

Новый экспедиционный год наступил так быстро, что мы едва успели управиться с делами по разборке коллекций и обработке наблюдений в Москве. На этот раз мы запоздали и начали подготовку к полевым работам только с мая 1949 года в Улан-Баторе. Экспедиция выехала почти в том же составе, как и в 1948 году. Малеев поправился за зиму в Москве и опять оказался в нашем коллективе. Новым членом экспедиции был кинооператор Н. Л. Прозоровский — бывалый путешественник, оказавшийся отличным товарищем и неутомимым работником.

В начале июня мы приступили непосредственно к исследовательским работам. Рождественский выехал из Улан-Батора во главе отряда, чтобы начать изучение местонахождений на крайнем западе республики. Я оставался временно в Улан-Баторе вместе с Новожиловым из-за досадного нездоровья — „прострела“, полученного во время перелета из жаркой Москвы через холодную Сибирь.

Еще в 1932 году геолог Е. Э. Разумовская посетила впадину озера Бэгер-нур („Почка-озеро“) в Гоби-Алтайском аймаке. Исследовательница была поражена количеством костей ископаемых животных: носорогов, мастодонтов и трехпалых „лошадей“— гиппарионов. В задачу отряда Рождественского входило обследование и раскопки Бэгер-нурской котловины. Отсюда его отряд должен был пройти в огромную впадину Шаргаин-Гоби („Палевая Гоби“). Края впадины составляли обширные лабиринты размывов красноцветных пород гобийского типа. В них могли залегать богатые местонахождения, и у нас были все основания ожидать новых и интересных находок.

Рождественский собирался организовать опорную базу с запасом горючего, продовольствия и упаковочных материалов в центре Гоби-Алтайского аймака — Юсун-Булаке („Девять ключей“). Сюда должны были подойти машины моего отряда и в зависимости от результатов раскопок в Бэгер-нуре и поисков в Шаргаин-Гоби двинуться дальше на запад, к гигантским озерам Хиргис-нур („Киргизское озеро“) и Хара-усу („Черная вода“) Между этими двумя озерами существовала протока, по которой воды озера Хиргис-нур перетекали в озеро Хара-усу. Быстрые воды протоки преграждали путь всем животным, которые должны были предпринимать обход на многие сотни километров вокруг того или другого из озер, чтобы пройти на юг или, наоборот, на север. Только волки перебирались через протоку. Поэтому она получила меткое народное название Чоно-Хайрих („Волчий прыжок“).

Крутые берега Чоно-Хайрих сложены красноцветными отложениями, заключающими кости третичных млекопитающих, как и в Бэгер-нуре: мастодонтов, носорогов, гиппарионов. На старом Хобдосском тракте, поблизости от великих озер, экспедиция геолога И. П. Рачковского открыла невысокую гряду Оши с остатками таких же животных. К огромным озерам мы и должны были направиться на Юсун-Булака. По дороге следовало осмотреть Дзергенскую котловину, где тоже могли быть ископаемые животные.

Еще в Москве мы мечтали побывать на великих озерах запада Монгольской Народной Республики. Особенно ярился Эглон — страстный рыболов. По сведениям наших путешественников, озера эти пресные и очень богаты рыбой. Легко понять энтузиазм, с которым Эглон готовил к путешествию 1949 года резиновую лодку, бредень, удочки. Но судьба, как это мы увидим, разрушила все мечты.

Кроме великих озер Монголии, мы еще с прошлого года стремились увидеть знаменитого Менгэн-Тэмэ („Серебряного Верблюда“) или Менгэн-Дэш („Серебряную Наковальню“). В горах Байтак-Богдо, на западной границе МНР (Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР), на широкой равнине между двумя параллельными хребтами лежит огромный камень, отливающий серебром на сглаженных и отполированных ветром выступах. Это не камень, а сплошная глыба железа — судя по цвету, с большим содержанием никеля, — очевидно, гигантский метеорит. Его еще не осматривал ни один специалист, но если размеры глыбы не преувеличены очевидцами, то „Серебряный Верблюд“— один из величайших в мире метеоритов. Я предложил Метеоритной комиссии Академии наук взять с собой их сотрудника и доставить его к месту залегания метеорита. Метеоритная комиссия размышляла над этим простым делом так долго, что мы не дождались ее решения до конца экспедиции и этим ожиданием упустили время, когда смогли бы побывать там сами. Будем надеяться, что „Серебряный Верблюд“— возможно, величайший метеорит Азии — все же скоро удостоится внимания тех, кому надлежит этим заниматься!

Приключения отряда Рождественского описаны в его книге „На поиски динозавров в Гоби“, в ней же приведены данные о его маршруте и работах. Чтобы не повторяться, я буду говорить лишь о своих впечатлениях. Две недели спустя после отъезда Рождественского, 21 июня 1949 года, я выступил из Улан-Батора на трех машинах: „Волк“ и „Дракон“ были ветеранами экспедиции, третья машина — полуторка „ГАЗ-АА“, названная „Олгой-Хорхой“ по имени страшного червяка гобийских легенд, была взята нами специально для работы в ущельях Алтан-улы на „Могиле Дракона“. Управлял ею рабочий прошлой экспедиции, здоровенный Коля Брилев, получивший за зиму шоферские права. Новожилов облюбовал себе эту машину. Иван-Козлиный (Александров) упросил взять его в маршрут в качестве рабочего и помощника Безбородова. „Дракон“, по нашим расчетам, должен был идти обратно в Улан-Батор сразу же из Юсун-Булака. Еще одним новым членом нашей экспедиции стал только что прибывший из Москвы юный препаратор И. А. Дурненков — очень старательный, работящий и веселый паренек, пришедшийся по душе всему коллективу экспедиции.

Под дождем выехали на Сухэ-Баторское шоссе и на двадцать втором километре свернули налево, на Арахангайскую дорогу. Сильный дождь перешел в град. Похолодало. Хмурая погода длилась до самого вечера, пока мы ныряли по зеленым холмам с перевала на перевал. К вечеру мы спустились в огромную котловину заросших песков, прошли автостанцию Хадассан („Частокол“) и остановились на ночлег, сделав около двухсот пятидесяти километров. На следующий день мы должны были добраться до центра Архангайского аймака — города Цецерлэг („Цветок“), но ничего не получилось. При переезде через речку „Волк“ завалился в трясину. Мы провозились с ним около трех часов и доехали только до озера Угэй-нур („Источниковое озеро“).

Угрюмые тучи нависли над нами, посыпался град. Стало холодно, темно; по дороге, покрытой белым слоем льда, потекли мутные ручейки. Мокрые холмы, ухабистая, залитая водой дорога — вид был совершенно как в подмосковном проселке в ноябре. Но за перевалом из-за тучи появилось синее небо, и мы спустились в низину, где множество круглых луж на желтой дороге казались зеркалами синего стекла — так ярко отражали они небесную синь. Множество мелких белых цветов рассыпалось среди зеленых полян полыни. Озеро Угей-нур, около десяти километров в длину, было как бы разделено на три части. Середина — в тени облаков — графитно-серая и шероховатая от ветровой ряби. Оба конца озера гладкие, без ветра, блестели синевато-зеленым стеклом. За озером потянулись низкие гранитные увалы, а справа от дороги поднялся довольно высокий хребет. Между увалами — широкая долина речки Цецерлэг, очень похожая на среднеазиатскую речушку, заросшая ивняком и высокими тополями, засыпанная крупной галькой, сверкавшей на солнце, как темное стекло. Казалось, что миллионы бутылок разбиты здесь на огромном пространстве. В сырых ложках между холмами появлялись яркие синие поля незабудок, иногда окаймленные огненно-желтыми лютиками. Название города и речки — „цветок“— оправдывалось. Склоны ближних гор тоже испещрены белыми точками цветов и выглядели очень нарядно в ярком солнце. При подъезде к Цецерлэгу встретились узкие хребтики, усаженные пирамидами голого камня на равных расстояниях друг от друга, совершенно точно воспроизводившие спины доисторических ящеров — стегозавров.