Княжна (СИ) - Кристина Дубравина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна поправила спутавшиеся волосы, подошла к зеркалу. Мужчина снял пиджак, выдернул из-под рубашки кобуру с пистолетом на комод и прошёлся внутрь уже знакомой девушке квартиры.
Князева пригладила руками пряди, которые, вероятно, завтра будут казаться грязными, и ладонями почувствовала, какие красные у неё были щёки. В глубине гостиной она услышала, как Витя потряс пачкой сигарет и разочарованно цокнул языком; видимо, кончились.
Девушка посмотрела на губы, которые любила красить. Помада, утром нанесённая ровным слоем, осталась в её голове воспоминанием.
Она распрямилась, оценивая отражение, а потом взгляд её метнулся к собственной фотографии, которую Пчёлкин никак не убирал из-под рамки зеркала.
— Может, ты всё-таки мне это фото вернешь?
— Нет, — ответил ей Витя из гостиной, даже не смотря в прихожую. По одному вопросу осознал, про какую фотографию говорила Анна. Она усмехнулась, смотря на себя — на девятнадцатилетнюю девчонку, гуляющую возле Рундальского дворца, не подозревающую даже, как круто в новом десятилетии жизнь её закрутит.
Так «круто», что вернётся в город, откуда так торопилась.
— У тебя на той фотке улыбка красивая.
— Только на фотографии? — хитро уточнила девушка и, кинув быстрый взгляд на второкурсницу филфака, направилась в гостиную. Скинула босоножки, которые скоро придётся или в ремонт отнести, или вообще выкинуть.
Анна подошла к креслу, напротив которого сидел, спутав себе волосы, Пчёлкин. Он руку держал так, словно между пальцев была зажата сигарета, но тряхнул ладонью, когда Князева остановилась перед ним.
За место фантомной сигаретки Витя в руку взял пальцы Князевой, поглаживая.
— Кажется, кто-то напрашивается на комплимент? — так же хитро спросил Пчёла, чуть прищурился. Девушка усмехнулась, вдруг подумав, что мужчина её крайне привлекательно выглядел, когда сидел в полурасслабленном состоянии, когда на Анну смотрел, думая на чистую воду вывести.
— Тебе кажется. Просто кто-то позволил себе неосторожно высказаться и сам себя загнал в угол, из которого теперь вынужден выбираться.
Пчёлкин усмехнулся и, притянув ладонь Ани к губам, оставил на костяшках поцелуй почти что джентльменский — такой, которого от него полгода назад не дождалась ни одна бы мадам.
У Князевой малость дрогнули уголки губ, когда он посмотрел на неё снизу, взглядом преданным, и произнёс:
— Ты в принципе улыбаешься мило. На фото — лишь удачно запечатленный момент.
Она захотела его поцеловать, но Витя оказался проворнее. Второй ладонью он девушку за локоть схватил и Анну на себя потянул так, что она, едва успев вскрикнуть от удивления, перелетела к нему на колени. Дыхание сбилось ни то от смены позиций, ни то от прикосновения губ Пчёлкина к её губам.
Бригадир тихо засмеялся, довольный своей маленькой хитростью, и девушку глубже поцеловал. Аня не сопротивлялась, напротив, голову запрокинула, не скрывая от Вити ни губ, ни шеи.
Чёрная рубашка девушки, расстёгнутая на две пуговки, чуть приоткрыла грудь. За вырезом, который с ракурса Пчёлы выглядел глубже, показался бюстгальтер.
Князева обняла его за шею, пальцами зарываясь в волосы, малость жёсткие от геля.
— Витя…
— М? — откликнулся Пчёлкин, поцелуем спускаясь от губ к шее, новый след оставляя почти за самым ушком Ани. Там особенно чувствовался запах парфюма Князевой, к которому Витя привык ещё в самом начале лета.
У девушки дрогнуло сердце ни то от ласки, ни то от слов, какие она произнесла вслух:
— Может… попробуем?..
Время на миг какой-то замерло, но для Анны секунда стала годом, — да что там — декадой. Она почувствовала, как поцелуй чуть ли не у самой сонной артерии прервался, как дыхание Витино коснулось её кожи, мокрой от губ Пчёлы, и внутренние органы провалились куда-то в пустоту.
Князева прикусила язык, чтобы не сказать, что пошутила. Или имела в виду другое.
Пчёлкин распрямился в кресле так, что Анне неудобно стало сидеть. Она сползла с кресла на колени перед Витей, осознав только потом, как это, вероятно, похабно могло выглядеть со стороны. Девушка, не в состоянии выдерживать тишину, столкнулась взглядом с мужчиной.
Зрачки Пчёлы расширились от мыслей, что для Анны остались неясными.
— Ты сейчас серьёзно?
Князеву на секунду этот вопрос оглушил так, как, наверно, лишало слуха взорвавшееся стекло, разлетающееся на осколки. Она на Витю взглянула и в нерешительности положила локти ему на колени, чуть приподнимая лицо.
Собственная смелость, накатывающая на Аню в подъезде, вдруг испарилась. Девушка сглотнула скопившуюся в горле слюну и сказала так, что Витя услышал её только из-за тишины в квартире:
— Серьёзно.
Пчёлкин не отвечал, словно боялся, что Анна, на самом деле, шутила и не хотела его. Как минимум, сейчас. Мышцы плеч, о которых Витя раньше не догадывался даже, напряглись так, что стало больно.
Язык прилип к нёбу, и девушка вдруг заговорила много, переживая быть неправильно понятой, развратной и легкомысленной:
— Просто… это ведь естественно. Мы друг другу нравимся, и… это нормально. И раз так, то почему бы и нет?..
На последних словах голос всё-таки дрогнул предательски, словно Анна была школьницей, в руки которой впервые попал учебник биологии за восьмой класс — что самое важное, с картинками. В горле стало сухо, как в пустыне типа Намиб.
Но Князева была умной девочкой. Она знала, откуда брались дети, знала, — не только в теории — что иногда этот… процесс мог быть приятен. Даже очень.
Витя всё молчал, словно в глазах напротив него думал настоящие мысли и желания рассмотреть. На языке уже горечью крутились извинения, словами, какими бы она попыталась из квартиры уйти, но Аня держала челюсти крепко сжатыми, чтобы не сказать случайно лишнего.
«Нет» — решила, не моргая почти. «Достаточно бояться быть непонятой, когда уже всё, что могла, сказала и сделала»
Пчёлкин ругнулся себе под нос. Сердце рухнуло в район живота, пульсом по подвздошной вене отдавая, когда Витя положил руку на шею Анину, встал с кресла, одновременно целуя девушку.
Она следом поднялась с колен, руками остановилась у шлевок брюк и задохнулась на миг ни то от поцелуя внезапного, ни то от тесноты под рёбрами, сдавившей лёгкие.
Её «уверена» — как зелёный сигнал светофора, позволяющий Пчёле действия, мысли о которых у него вызывали всплеск гормонов окситоцина и тестостерона. Витя, сминая губы Князевой в поцелуе, стал двигаться к спальне своей. Анна пятилась спиной, но едва ли на ногах могла стоять, путаясь в собственных шагах, и тогда Пчёлкин на руки её взял, словно она не весила ничего.
Князева почувствовала чуть ли не впервые за жизнь свою, как земля из-под ног уходила.
У мужчины руки потряхивало, как при лихорадке, ознобе.
— Блять, Анечка, ну, что