Демонтаж - Олег Кубякин

Ранее мы тоже высказывали несогласие по поводу «авторского изобретения» кириллицы Кириллом и Мефодием. Приводили доводы многих филологов и исследователей старины. Валентин Лаврентьевич без всяких обиняков и недомолвок также высказывается на данную тему:

«Среди новгородских азбук грамота № 460, относящаяся к XII веку имеет закономерную неполноту. А обнаруженная на стене киевского Софийского собора процарапанная славянская азбука XI века содержит только 27 букв, расположенных в строгом соответствии порядку знаков греческого алфавита. Она несколько отличается от азбуки нашей грамоты № 591, но в ней так же нет йотованных букв, а также «щ», «ы», «ь», «ю».

Из приведенных сопоставлений следуют два существенных вывода. Во-первых, на протяжении первых столетий употребления кириллицы на Руси существовали две ступени обучения грамоте. Первую составляло обучение облегченному, бытовому письму, отраженному грамотой № 591, и киевскими граффити. Вторая ступень требовала полного знания азбуки и предназначалась поначалу профессиональным переписчикам книг. Во-вторых, — об этом свидетельствует киевская азбука, — основу кириллицы составлял греческий алфавит, лишь постепенно пополнявшийся специфическими славянскими буквами. Сначала в ее состав были включены такие буквы, как «б», «ж», и лишь на каком-то дальнейшем этапе «щ», «ь», «ы», «юс» и йотованные.

Поэтому нет оснований приписывать изобретение кириллицы святым Кириллу и Мефодию. Скорее, греческий алфавит был пополнен ими несколькими самыми необходимыми славянскими буквами».

Крайне смелое заявление. От других «официальных» историков мы никогда ничего подобного не слышали. Конечно, это не может не вызывать уважения. Мы обширно и с удовольствием ссылаемся на научные выводы Валентина Лаврентьевича, однако когда не согласны с ним, то не согласны. Надеемся, Валентин Лаврентьевич воспримет это без обид.

Извлекая из земли не только берестяные грамоты, но и предметы быта, одежды, орудия производства, более ясной становится картина основных занятий жителей Новгорода (на Волхве).

По данным, достигнутым только к 1982 году, из культурного слоя извлечено 130 тысяч индивидуальных находок, на разных хронологических уровнях вскрыто более 2100 построек, из них 600 жилищ и 135 ремесленных мастерских (Памятники Отечества. Альманах, 1982). По мере возможности мы знакомим читателя с данными археологических исследований и комментариями ведущих археологов, чтобы читатель мог составить собственное мнение о повседневном быте новгородцев.

Установлено множество мест проживания христианских священников. Археологи рассказывают об этом так: «Присутствие священнослужителей проявлялось самим составом находок, в числе которых встречались обрывки священнических облачений, золотые украшения риз, множество нательных крестов… Любопытным оказалось наличие заметного числа культовых предметов, связанных с не христианской религией, а с языческими верованиями — амулетов, неолитических «громовых стрел», змеевиков (памятников двоеверия — медальонов с изображением на одной стороне христианского, а на другой — языческого символа). Надо полагать, что подобные обереги отбирались священниками у прихожан, поскольку церковь предписывала самую активную борьбу с пережитками прежних верований.

Однако наиболее важные материалы, характеризующие церковную принадлежность, дал комплекс найденных берестяных грамот. Только в усадьбе «А» Троицкого раскопа из 34 обнаруженных здесь документов 19 содержат в своих текстах только имена, во всех случаях канонические православные, а не мирские, отсутствующие в святцах. В качестве примера можно привести грамоту № 544 с таким текстом: “Павла, Климента, Спиридона, Олексу”».

Примечательно, что христианские монахи проживали не только в монастырях, но и в городских дворах. В. Л. Янин обращает на это внимание:

«Заметная рассредоточенность и несомненная территориальная отдаленность адресатов и авторов писем указывает на то, что варваринские черницы жили не только на территории самого монастыря, но и в окрестных дворах, а также за пределами города, откуда на усадьбу Троицкого раскопа и приходили их письма».

Особое место в раскопках занимает усадьба художника-иконописца Олесия Гречина. Многие грамоты, найденные на этой усадьбе, представляют собой заказы художнику или подготовительные записки самого Олесия. Они относятся к началу XIII века.

Грамота № 549: «Поклон от попа Гречину. Напиши для меня двух шестикрылых ангелов на двух иконках, (чтобы поставить) на верх деисуса. Приветствую тебя. А относительно платы — порукой Бог или же договоримся».

Грамота № 558: «От попа Мины к Гречину. Будь здесь к Петрову дню с иконами».

А вот как Гречин делал собственные записи-поминания:

№ 506: «Петре — Евана. Маримияна, Яна — Георгия. Федоръ — Прокопия. Оводокия — Евана Рождество».

№ 545: «Гергъ — Ириния, Марофу, Марофу, Стефана. Фоврония — Романа, Марофу».

Здесь художник перечисляет имена заказчиков и указывает, какую именно икону они заказывают. Примечательно, что Олесий Гречин был не просто художником-иконописцем, а еще и священником. И не просто священником, а авторитетным духовным лицом высокого ранга, позволившего ему впоследствии занять пост архимандрита и выставлять свою кандидатуру на владычную кафедру.

Особого внимания заслуживает происхождение фамилии Гречин. Известно, что на Руси фамилии простых людей происходили от имени отца — Иванов, Петров, Сидоров — или от рода занятий — Кузнецов, Рыбаков, Купцов, Пастухов. Можно было бы предположить, что род Гречиных выращивал гречку, но доподлинно известно, что гречка на Ильмене в те годы не росла. Единственным началом для происхождения данной фамилии может служить только… национальность.

Историков почему-то не интересует вопрос, откуда на Руси после крещения моментально появилось огромное число духовных лиц, храмовых зодчих и художников-иконописцев. Подразумевается, что это русские пахари, охотники и рыболовы, забросив мотыги с удочками, в одночасье перешли работать владыками, архимандритами и иконописцами. Нам же такой подход представляется упрощенным.

Вспомним высказывание конца XIX столетия, принадлежащее Н. П. Кондакову и И. И. Толстому: «Начиная с купола, как обычной главы церковной росписи, Нерединская церковь строго воспроизводит все основы византийского храмового живописного цикла и заложенной в нем богословской идеи».

Каким же образом в Новгороде удалось соблюсти строгость византийской канонической композиции? Понятно, что бывшие хлебопашцы и рыболовы не сумели бы в момент усвоить правила византийского строительства и богописания. Вполне должно быть очевидно, что специалисты, имеющие отношение к проповеди, церковному строительству и росписи, а также к иконописи, откуда-то завозились. И опять же не требуется глубокого мыслительного процесса, чтобы догадаться о завезении оных из Византии (Греции).

Фиксированным историческим фактом является то, что поначалу лица русского происхождения не имели права на Руси занимать высшие духовные должности. Нам это представляется вполне естественным. Византия получала свою долю средств от доходов русской епархии, а такое дело нельзя доверять чужакам, то есть русским.

Вспомним такой занимательный факт: «В Новгороде (на Волхве) существовали две Цареконстантиновские церкви — на Росткине и соседней с ней Яневой улицах Софийской стороны. Они находились так близко одна к другой, что в летописных указателях их чаще всего принимали за одну, якобы выходившую фасадами на две улицы».

В честь какого же «царя Константина» поставлено сразу две церкви? Среди русских царей такого не значится. Зато в Византии Константин — самое царское имя. Какому же по национальности человеку пришло в голову восхвалять византийских царей? Мы так думаем, что это был ГРЕК. И все остальные вышеперечисленные специалисты были тоже греками, то бишь византийцами.

Сохранившийся отрывок текста, обозначенный как грамота № 700, выдается историками за неоспоримый признак Новгорода как центра международной торговли: «…оу кого любо и грьчскаго бобоу сьмьни жь…» Грамота действительно свидетельствует о наличии в Новгороде (на Волхве) любителей «греческого боба», то есть фасоли. Также при раскопках обнаружены остатки скорлупы грецких орехов. Что вроде опять подтверждает академическую версию.

Тем не менее это свидетельствует совершенно о другом. Это говорит лишь о том, что в Новгород (на Волхве) после христианизации Руси из Византии было завезено множество греков, которые построили монастыри, церкви, расписали их и наладили иконопись. Естественно, что они желали питаться привычной для себя пищей и предпринимали для этого все возможное. Нет ничего удивительного в том, что грекам из Греции привозили фасоль и орехи. Только это совершенно не подтверждает наличие морского торгового пути «из варяг в греки», проходящего по реке Волхов.