Прекрасная сторона зла - Вероника Белоусова

Ее приговор звучит беззаботно, буднично. Словно речь идет не о сестре, а каком-то чужом человеке. Молча киваю. Девушка уходит. Невидящим взглядом смотрю на отражение в зеркале.

Охотиться, чтобы забыться – давно я этого не делал. Азарт заставляет мозг выключиться, следовать только своим инстинктам. Сейчас я сжимаю горло своей пятой жертвы за этот вечер. Я не голоден, поэтому удается всех оставить в живых. Пара глотков крови – и новое преследование. Завтра я выполню обещание, данное Елене, и стану свободен. Быть может, даже успею вернуться в Лондон. Вспоминаю о Ливии, и становится тоскливо. Неужели я не успею попрощаться с ней? Поблагодарить ее за все, что она для меня сделала? Увидеть ее в последний раз? Перед глазами всплывает ее красивое лицо, рыжие локоны, струящиеся по плечам. Триста лет я скучал по ней, несмотря на боль, что пожирала мое сердце, а, узнав правду, вместо того, чтобы бросить все и поехать к ней, отправился к Аде. Осознаю могущество Амалика, и мне становится не по себе. Что если Айлин действует так же? Это – не мои чувства к ней, а фантазия, созданная ею? Мне важно знать правду. Но как это проверить?

Свернув в очередную темную подворотню, сталкиваюсь там с Америго, который пьет кровь из шеи какого-то тщедушного паренька. Услышав мои шаги, он отрывается от его артерии и бросает на меня свирепый взгляд. У меня нет желания нарушать его трапезу, питание – интимный процесс, собираюсь развернуться и уйти.

– Не хочешь присоединиться? – неожиданно спрашивает он. Этот вопрос ставит меня в тупик. Вампиры делятся жертвами только в двух случаях – они любовники, или же близкие друзья, семья. Но предлагать такое тому, кого считаешь врагом – нонсенс. Отказ же от подобного предложения равносилен личному оскорблению.

– Ну же, – торопит меня Америго. – Пока он тепленький.

Запах крови дразнит меня, делает слабым. Не могу отвести глаз от раны на шее парнишки. Инстинкты берут верх, и я оказываюсь рядом с братом. Он уступает мне свою жертву, мне приходится удерживать ее за плечи, чтобы не упала. Приникаю к артерии, делаю несколько жадных глотков. На мгновение поднимаю голову, смотрю на Америго. Он стоит рядом, сунув руки в карманы, и наблюдает за мной, склонив голову набок. В его взгляде нет ни злости, ни ненависти, только любопытство. Для чего он все это затеял?

Заканчиваю ужин и опускаю бездыханное тело на землю.

– Ностальгия – вредное чувство, согласись, – произносит Америго, и его слова эхом летят по подворотне. – Мы оба только что проявили слабость. Я – предложением, а ты согласием.

– Можем назвать это кратким перемирием, – предлагаю я, пытаясь как-то оправдать свои действия.

– Пойдет, – легко соглашается Америго. – Прогуляемся?

Ничего не отвечаю. Не сговариваясь, мы одновременно двигаемся в сторону улицы. Какое-то время молча идем рядом. Изредка перебрасываемся взглядами. Время – около полуночи, прохожих почти нет. Тихо, лишь слышен свист ветра. Миновав пару кварталов, останавливаюсь. Америго делает то же самое. Мы стоим посреди пустыря. Над нами висит луна. Она почти полная, со дня на день будет полнолуние.

– Хочу покаяться, – нарушает тишину Америго. – Это я стрелял в Арсена. Хотел, чтобы, потеряв его, ты мучился от одиночества и горя. До сих пор не понимаю, как он смог выжить, я же всадил в него лошадиную дозу ферулы.

– Я догадывался, что это может быть твоих рук дело, так что тебе не удалось удивить меня, – отвечаю я, глядя ему в глаза. – Но с чего ты вдруг решил облегчить душу?

– Мы все-таки братья.

Его слова обескураживают меня. С какой радости он вдруг вспомнил о нашем родстве? Неужели мои слова, неосторожно брошенные Амалику, возымели на него такое сильное действие?

– Нет. Я перестал быть твоим братом, надев на тебя тунику малеста, а ты, когда ввел мне лекарство от бессмертия. Какой смысл вспоминать теперь об узах крови? – пожимаю плечами я. Мне снова непонятно, что задумал Америго. К чему весь этот фарс и откровенность? Что он хочет донести до меня после всего, что было?

– Потому что у нас до сих пор один создатель, – напоминает Америго и прищуривается.

– Который со дня на день придет в себя, обличит нас, как своих убийц, и нам в очередной раз станет весело жить, – усмехаюсь я. – Через пару дней твоя мечта исполнится, ты сможешь сплясать чечетку на моей могиле. Отчего же у тебя такое кислое выражение лица? Неужели ты не рад?

– Ну, что ты! С упоением жду этого момента, когда смогу закрыть тебе глаза. Но несмотря на это, я скучаю по своему брату, – неожиданно выпаливает Америго. – По тому, прежнему Зотикусу, который был моим другом.

– Знаешь, в тот момент, когда ты метал в меня серебреные кинжалы, я пытался найти тебе оправдание. Чувствовал свою вину за то, через что тебе пришлось пройти. Сожалел, что не поговорил с тобой тогда, не смог быть храбрым, чтобы самому принять решение. Но когда ты впутал в это Айлин… Человека, который не имел никакого отношения к тому, что между нами случилось, понял, что не смогу простить тебя. Это всегда будет стоять между нами. Я готов простить тебе свою смерть. Потому что это личное, наши счеты, сам виноват в том, что это произошло. Я, но не она.

– Ты изменился, – замечает Америго. – Раньше для тебя существовало лишь черное и белое. Теперь видишь оттенки. Видимо, жизнь, правда, учит.

Америго молча рисует носком ботинка что-то на земле. Откидывает со лба волосы, смотрит на меня.

– Ты прав насчет девушки. Сожалею, что впутал ее в это дерьмо. Это не было частью плана. Когда я поцеловал ее, меня переклинило. Злость, ненависть, желание уничтожить накрыли с головой. Остались только инстинкты, и они взяли верх. Мне было все равно, что с ней будет. Овладеть ею, подчинить своей силе – вот все, чего я хотел. А потом – убить. Сломать все кости. Задушить, чтобы ощутить, как из нее уходит жизнь. В один момент все вокруг стало красным. Лишь когда я почувствовал вкус ее крови, это отрезвило меня… Ярость мгновенно улеглась, оставив лишь презрение к себе. Ведь я встал на одну ступень с теми, кого ненавидел, – голос Америго звучит глухо. Но в его глазах я вижу искреннее раскаянье. И это выбешивает меня, а не приносит удовлетворения. – Я бы отказался от своего бессмертия, если бы это могло как-то исправить эту ситуацию.

– Звучит так себе.

– Суть ты понял.

– Зачем ты мне исповедуешься? Душевных сил не хватает самому пережить все, что натворил?

Моя злость на него начинает набирать обороты. Хочется дать свободу рукам и разукрасить его похлеще, чем утром. А может быть, и вовсе шею свернуть.

– Я хочу исправить то зло, что причинил ей.