Бегущая в зеркалах - Людмила Бояджиева

— Рада приветствовать вас, доктор, в моем имении, — протянула Йохиму сухую легкую руку седая старушка, не поднимающаяся с высокого резного кресла. — Алиса, верно, рассказывала — я русская и очень старомодная. Этот дом — моя крепость. Вернее — эта вилла — мой дом, — Александра Сергеевна произнесла последнее слово по-русски.

— А нас представлять не надо. Разве только эту даму — мадам Дюваль! Дани подтолкнул вперед нарядную Сильвию. — Мы супруги уже неделю. Жаль, что тебя не удалось вытащить пораньше.

— Но я же не знал! Так не честно. Поздравляю, Дани, я очень, очень рад!

— Нелли передавала привет и сожаления: сразу же после нашей свадьбы она должна была вылететь в Африку к отцу. Там что-то не совсем ладно, вставила Сильвия, заговорчески подмигнув Йохиму.

— Рад видеть вас, Йохим! Я только что звонил вашей бабушке — мы боялись, что вы опять передумали, — протягивая гостю руку, появился в гостиной Браун. Он был необыкновенно элегантен в чернопм смокинге и белой бабочке под высоким крахмальным воротником. — Не смотрите на меня так, доктор, я не изображаю Шани из «Большого вальса». Просто в этом доме мне всегда хочется быть чуточку старомодным — позволить себе такую редкую роскошь. Но не я герой этого вечера. Мы все собрались сегодня ради Гостем N 1.Прошу за стол, моц друг».

Йохима посадили на почетное место между Алисой и Алексландрой Сергеевной и буквально засыпали благодарностями и комплиментами, так что он не успевал есть, краснея от смущения над полной тарелкой.

— Ладно, Ехи, привыкай. Ты еще никогда не был «королем бала»? А ведь приятно! И главное — по Сеньке шапка. Помнишь, что я там тебе рассказывал про лебедей, а? — довольно усмехался Дани.

— Нам, православным, в сущности, очень повезло. У нас празднуется Рождество две недели спустя. А я думаю — ведь не может же Господь рождаться два раза — один раз для католиков, другой — для православных? Поэтому праздную целых две недели и, надеюсь, что для такого события это не слишком много, — начала Рождественские поздравления Александра Сергеевна.

После того, как все обменялись добрыми пожеланиями — настало время подарков.

— Это, дорогой наш доктор, — Вам, памятный дар от старой России, России, которой уже не будет. Это маленькое издание Библии, которое путники берут с собой в дорогу и которое прихватила я, отправляясь в Париж погостить весной 1917. Я была в возрасте Алисы и ни в какие «революционные смены формаций» не верила, — Александра Сергеевна протянула Йохиму маленький увесистый томик в кожаном переплете, запирающемся серебрянной застежкой. — И уж точно не могла знать, что никогда не вернусь домой… Не важно, что она на русском языке — вы и так все знаете… Примите с моим благословением…

Было уже заполночь, когда все расположились у потрескивающего камина. Люстры погасли, зато елка и зеленые букеты со свечами мерцали крошечными, колеблющимися огоньками.

— В эту ночь, как утверждают газеты, случается много пожаров. Но не пугайтесь — только не у нас. Мы люди опытные, приняты все меры предосторожности. Так что можем спокойно рассказывать Рождественские сказки. Только непременно — каждый про себя! Если позволите, я предлагаю начать maman, — сказала Елизавета Григорьевна.

…Это абсолютно мистическая история, — Александра Сергеевна откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. — Помнишь, Лизанька, тот день, когда тебе исполнилось десять лет и в твою спальню притащили подарок большой дамский велосипед, а ты до утра держала его за руль? Так вот именно в этот день нашелся перстень, тот, что перешел ко мне по традиции за год до того от maman Григория, а потом загадочно исчез. Конечно же, обнаружив пропажу, мы обшарили весь дом и сад — перстень дорогой, старинный, но главное — семейный талисман! Пропал. И уж я смирилась с потерей, многое тогда пришлось потерять — Россию, друзей, да и Гриша, уехавший в Москву, уже несколько месяцев не подавал вестей… А утром, в день рождения Лизаньки перстень подобрала Веруся (царство ей Небесное!) на круглой клумбе у входа, когда собирала для комнат цветы. Как он там оказался и почему не попался на глаза раньше — совершенно не понятно. Но я смекнула — это знак. Да, да, знак! И надо ждать чего-то особого.

Праздник кончился, гости разъехались — а я все ждала, сидела в саду и глаз с калитки не спускала… Глупости, думаете? Ан нет! Скрипнула калитка-то — я же ее незапертой оставила. Смотрю — идет ко мне Шура Зуев мой брат московский. Весь согнулся, исхудал, потемнел, а шинель его гвардейская — обтрепанная, замызганная — чуть не по земле волочится. Я уж думала, что его в живых нет. Перекрестилась — нашелся! Именно в тот день нашелся. И рассказал, как Гришу убили. Стала я вдовой с того же дня…

— Грустная что-то у тебя сказка получилась, бабуля. А перстень-то вот! — Алиса подняла руку и на безымянном пальце полыхнул зеленым глазом большой прозрачный камень. — На тридцатилетие получила от мамы… И вскоре поехала в Италию… Даже в его заслугу счастье свое приписывала… Но вот ведь подвел…

— Не знаешь ты, внучка, что без него-то могло статься, — Александра Сергеевна бросила взгляд на Йохима. — Не замечаем мы, когда нас от беды прикрывают — а только шлепки да затрещины чувствуем… Перстень этот александритовый — изменчивого настроения. При солнышке он красный, будто кровью наливается, в сумерках — лиловый, а сейчас — словно изумруд. Так и наша жизнь — вроде одна, а все разная. Шура Зуев, эмигрант нищенствовавший, бездомный, вскоре после того герцогом стал! Вот уж это, действительно, рождественская сказка.

— А, кстати, Александра Сергеевна, ведь у Зуева был сын в России. Не слыхали о нем? — поинтересовался Остин. — Искала я его, искала. У всех приезжающих оттуда спрашивала. Ничего! Как в воду канул. Так ведь и известно о нем мало — только дата рождения и фамилия — заметная такая, памятная — Кутузов… Ваш брат тогда не успел свой брак оформить: революция, война…

— А теперь давайте послушаем что-нибудь повеселее. Почему молодежь наша молчит? Вот у Вас, Йохим, какая-то романтическая история вышла с этой алисиной фотографией? — обратила Елизавета Григорьевна внимание присутствующих к «почетному» гостю.

— К сожалению, тоже совсем не смешная и, даже, кажется, не веселая. Но романтическая — это уж точно… Рос я в небольшом австрийском городе. Домики в садах, река с ивами, церковь в центре, а вокруг — Альпы. Под окном — сирень, а за ней — соседская девочка, в которую я влюбился издали, Йохим исподлобья глянул на Дани — тот слегка поднял брови, отметив, что его «теория любви» другом принята. — Я даже не знал как ее зовут. Но запомнил ее в точности — и во сне и наяву мерещилась… А потом я увидел эту фотографию Алисы — знаете, не простое сходство — а полное совпадение! Такие лица, как понимаете, встречаются не часто… Правда, воображение у меня всегда было излишне бойким…