Пепел и пыль - Анастасия Усович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты точно не хочешь остаться с Марком? — спрашиваю у него, подходя.
— Марк сказал, что собирается немного вздремнуть, — он прекращает попытки избить камень. Поднимает на меня глаза, бегло оглядывает. Вздыхает. — Ладно, по крайней мере, я не один выгляжу глупо.
Замечаю на земле два рюкзака. Один он поднимает и протягивает мне.
— Я подумал, что с мечом наша маскировка потерпит крах, и весь этот глупый наряд будет зря, так что его оставил в комнате, а в рюкзак тебе закинул свои ножи. На всякий случай.
Заглядываю внутрь рюкзака. Он явно стал легче. Видимо, ещё Бен вытащил оттуда то, что в прогулке не понадобится. Вижу ножи в специальном кожаном плоском коробе — те самые, которые красовались на нагруднике Бенова комбинезона.
— Не благодари, — говорит Бен, закидывая свой рюкзак на плечо.
Повторяю за ним, параллельно рассматриваю его наряд. На нём свободная рубашка на пуговицах, заправленная в шорты. Шнуровка на рукавах явно страшно его раздражает: раз за разом замечаю, как он дёргается, чтобы стряхнуть их в сторону.
— Завязать не пробовал? — спрашиваю я.
— Умная самая? — бурчит он в ответ. Глядит на шнуровку, затем переводит взгляд на Лукаса, стоящего у крыльца. Он в такой же рубашке. — Чтобы выглядеть как этот крестьянин?
— Вообще-то, он сын главы фениксов. Считай, что принц.
— Ага, принц.
— Может, он просто не хочет выделяться. Ты-то, конечно, на его месте разъезжал бы по городу в золотой карете.
Бен прыскает. Когда он снова дёргает рукой, я успеваю схватить его за один из шнурков.
— Эй!
Не обращаю внимания на недовольство и быстро подворачиваю его рукав до середины предплечья.
— Вот и всё, — говорю. — Так ведь лучше? — Бен кивает. — А возмущений-то было.
Но Бен на рукав даже не смотрит. Лишь прищуривается слегка, глядя на меня, когда я выпускаю его руку. Так странно… Я, наверное, впервые за всё время не могу понять, что в эту секунду творится у него в голове. Обычно всё на лице написано: и раздражение, и скука, и презрение — те эмоции, которые он чаще всего использует.
А тут что-то другое.
Молча, он протягивает мне вторую руку. И ждёт, пока я подверну ему рукав.
Я бы, наверное, так и замерла, пытаясь разобраться в том, что происходит, если бы не звук приближающихся шагов, заставляющий меня ускориться и, закончив с рукавом, сделать большой и неловкий шаг назад.
— Ладно, только держите меня подальше от лавок с оружием, окей? — к нам подходит Нина. — Денег нет, и, если что-то понравится, придётся воровать.
Она ещё что-то говорит, но ни я, ни, как мне кажется, Бен, её не слушаем. Он ещё секунду задумчиво смотрит на меня, затем хмурит густые брови и отворачивается. И всё же я успеваю её заметить: улыбку, которая исчезает с губ Бена, едва себя обозначив.
— Между прочим, деньгами ты здесь расплатиться не сможешь, — Ваня с очередной лекцией появляется как раз вовремя. — Рынок Огненных земель тем и особенный, что в ходу только бартер.
— Но это какой-то замкнутый круг: чтобы заинтересовать меня, им нужны крутые штуки, но и мне такие штуки тоже нужны, чтобы заинтересовать их в ответ.
— Жаль, что у меня больше нет книги, — произносит женский голос за моей спиной. — Можно было бы расплатиться пергаментом. Даже четверть страницы представляет ценность.
Чувствую на своём плече чьи-то горячие пальцы. Оборачиваюсь. Лия. Она с Беном всё утро посменно бегает к Марку. Ничем хорошим это не кончится: в один прекрасный момент она признается ему, что всё это лишь из-за чувства вины. Тогда сердце Марка будет разбито, и мне придётся очень сильно постараться, чтобы не дать Бену разбить Лие что-нибудь в ответ.
Последним к нам присоединяется Саша, и тогда мы выдвигаемся в путь всей ватагой: и фениксы, и стражи. Пускаемся по дороге, становящейся всё уже и уже с каждым последующим поворотом, петляя между одинаковыми домами из крупного камня. Уклон мал для того, чтобы бежать, наращивая темп, поэтому время, что мы спускаемся с гор на равнину с противоположной стороны от столицы, кажется мне удивительно долгим.
— Давно хотела тебя спросить… — Нина, до этого идущая с Сашей немного позади, ловко вклинивается между мной и Лией.
Подруга у меня хоть и блондинка, только вот умная, вопреки глупым стереотипам, и сразу понимает, что нужно уйти в сторону. И тогда Нина заканчивает:
— А кто такой Кирилл?
Я не замечаю камней под ногами и едва не падаю, спотыкаясь. Нина помогает мне выровняться.
— О чём ты? — спрашиваю, пытаясь до последнего сохранять контроль, но уже чувствую, как тревога горькой желчью начинает подбираться к горлу.
— Когда мы несли тебя на носилках, ты, хоть и была без сознания, всё время шептала: «Кирилл, Кирилл, Кирилл». Мурлыкала даже, я бы сказала. Так вот, кто это? Твой парень?
Я нахожу в толпе спину Бена. Пока он единственный, кому я рассказала о своём мёртвом лучшем друге. Больше не знает никто, даже Лия. И сейчас я хоть и не жалею, что раскрыла Бену душу в момент своей слабости, повторить такое не готова.
— Нет, не парень, — отвечаю я. — Лучший друг.
— С ним всё в порядке?
— А почему ты спрашиваешь?
— Ну, у тебя был довольно взволнованный голос. Было такое чувство, что ты пытаешься отговорить его от чего-то.
Похоже, моё тело просто обожает предавать меня в моменты, когда разум даёт ему чуть больше свободы.
— Он умер.
— О, — глаза Нины расширяются. — Извини… Я не знала.
— Всё нормально.
Но едва ли Нине действительно неловко за своё излишнее любопытство. Продолжая идти рядом, она обхватывает лямки рюкзака и оттягивает их, поправляя. Раньше не замечала, но сейчас вижу татуировку на ребре среднего пальца.
— Что там?
Нина, то ли в шутку, то ли специально, демонстрирует мне весьма определённый жест. Я успеваю прочитать, переводя с английского:
— «Дикая и свободная»?
— Будешь осуждать, дам в морду.
— Боже, вы, люди с татуировками, такие нервные! Что ты, что Бен…
— Просто слишком часто задают тупые вопросы.
— Ладно. Тогда, полагаю, спрашивать, есть ли в этой татуировке какой-то особый смысл, или просто тебе понравилась фраза — тоже опасно для здоровья?
Нина пожимает плечами. Всё это время она шла, смотря точно перед собой, поэтому сейчас, когда поворачивается на меня, я вижу её улыбку.
— Родителям потребовалось два с половиной месяца, чтобы снова начать со мной разговаривать после того, как я открылась им. В тот день они просто посадили меня
