Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 8. Письма - Николай Степанович Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7
При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.
Graham 1983, Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин (без ст-ния), ЛН.
Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 20.
Дат.: 29 октября / 11 ноября 1906 г. — авторская датировка.
Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция журнала «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — Paris 28. R. de Pontoise 11.11.06. Штемпель московской экспедиции городской почты — 10.11.06.
Стр. 4–6. — Вопрос Брюсова «о влиянии Парижа на внутренний мир» молодого поэта неожиданно перекликается с главным мотивом будущей рецензии Анненского на РЦ 1908 (см. № 57 наст. тома и комментарий к нему). Любопытно, что двумя неделями позже свое мнение о подобном «влиянии» Брюсову высказывал в письме и Андрей Белый: «Мне ужасно спокойно и тихо в Париже. Париж-Вавилон мелькает передо мной иногда и как панорама только. Вообще же Париж прост, здоров и вовсе не соблазнителен, но хорош и располагает к тишине» (Переписка [В. Брюсова] с Андреем Белым (1902–1912) / Вст. статья и публ. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова // Валерий Брюсов. М., 1976. (Литературное наследство. Т. 85). С. 402). Стр. 6–12. — Гумилевское упоминание о «парижских мелочах» как о панацее от излишнего «оккультного энтузиазма» весьма знаменательно в плане изучения духовных исканий юного поэта в важнейший для него период творческого самоопределения. Оккультные мотивы играют важную роль в юношеском «неоромантизме» Гумилева, во многом определяя его позицию «ученика символистов». Ср. известную дневниковую запись Брюсова от 15 мая 1907 г.: «Приезжал в Москву Н. Гумилев. <...> Сидел у меня в «Скорпионе», потом я был у него в какой-то скверной гостинице <...> Говорили о поэзии и оккультизме. Сведений у него мало. Видимо, он находится в своем декадентском периоде. Напомнил мне меня 1895 г.» (Брюсов В. Я. Дневники. Автобиографическая проза. Письма. М., 2002. С. 157). Брюсовское упоминание о «неосведомленности» Гумилева в оккультных науках здесь следует скорректировать: разумеется, на фоне огромной эрудиции Брюсова в этой области (см., напр.: Богомолов Н. А. Спиритизм Валерия Брюсова. Материалы и наблюдения // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999. С. 279–310) «ученик» мог казаться «профаном». Однако о значительной «начитанности» юного поэта в этой сфере ярче всего свидетельствуют его стихотворения «первого парижского периода» (см.: Баскер М. Ранний Гумилев: путь к акмеизму. СПб., 2000. Гл. 1; Богомолов Н. А. Гумилев и оккультизм // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм... С. 121–126), большинство из которых вошло в переписку с Брюсовым, а также — и, как кажется, прежде всего, — его «парижская» художественная проза (№№ 1–3 в т. VI наст. изд.; см. пространные комментарии к ним в т. VI наст. изд.). Но конечно, как справедливо констатирует Н. А. Богомолов: «...современный Гумилеву оккультизм <делился> на громадное число школ и частных «наук», среди которых были как вполне традиционные, типа магии (как белой, так и черной), алхимии, истории тайных обществ и пр., так и достаточно новые, как вегетерианство <...> гомеопатия, йога и т. д. Вряд ли можно полагать, что многие современники, в том числе и Гумилев, владели системой оккультных знаний во всем его объеме, если такая система вообще существовала» (Богомолов Н. А. Гумилев и оккультизм... С. 114). С другой стороны, элемент ироничного скептицизма, который намечается в данном письме («оригинально задуманный галстук или