99 имен Серебряного века - Юрий Безелянский

Вот отрывок из стихотворения Мережковского «Бог»:

Я Бога жаждал — и не знал;Еще не верил, но, любя,Пока рассудком отрицал, —Я сердцем чувствовал Тебя.И Ты открылся мне: Ты — мир.Ты — все. Ты — небо и вода,Ты — голос бури, Ты — эфир,Ты — мысль поэта. Ты — звезда…

Георгий Адамович отмечал, что Мережковский «думал о Евангелии всю жизнь и шел к „Иисусу Неизвестному“ („Иисус неизвестный“ — один из центральных философских трудов Мережковского, изданный в Белграде в 1832–1934 годах в трех томах). Мережковский считал, что исторически христианство себя исчерпало, и человечество стоит на пороге царств „Третьего Завета“, где произойдет соединение плоти и духа.

Эту теорию дуализма (человек состоит из духа и плоти) Мережковский варьировал во многих своих статьях и книгах, в частности в исследовании о Толстом и Достоевском. Язычество, по мнению Мережковского, „утверждало плоть в ущерб духу“, и в этом причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал „духа в ущерб плоти“, и оно подошло к своему концу. Очередь теперь за „вторым Христом“, который соединит плоть и дух.

Обо всем этом говорилось и дискутировалось в доме Мережковских. В начале XX века в Петербурге находились два центра интеллектуальной жизни: „Башня“ Вячеслава Иванова и салон Мережковских.

В своей супруге Зинаиде Гиппиус Мережковский нашел ближайшего соратника, вдохновительницу и участницу всех своих идейных и творческих исканий. Это был надежный и прочный союз (и что удивительно: без плотского фундамента!). „Они сумели сохранить каждый свою индивидуальность, не поддаться влиянию друг друга… Они были „идеальной парой“, но по-своему… Они дополняли друг друга. Каждый из них оставался самим собой“, — вспоминала Ирина Одоевцева.

Из воспоминаний Юрия Терапиано: „…в личности Мережковского было нечто большее, чем то, что ему удавалось выразить в его книгах. Именно поэтому умнейшая и очень острая Гиппиус в какие-то самые важные моменты пасовала перед Мережковским, уступала ему — она понимала, что от некоторых слов его, от некоторых его замечаний или идей чуть ли не кружилась голова, и вовсе не потому, чтобы в них были блеск и остроумие, о, нет, а оттого, что они будто действительно исходили из каких-то недоступных и неведомых других сфер. Как знать, может быть, бездны и тайны были для него в самом деле родной областью, а не только литературным приемом?“

А вот свидетельство Андрея Белого: „Здесь, у Мережковского воистину творили культуру, и слова, произносимые на этой квартире, развозились ловкими аферистами слова. Вокруг Мережковского образовался целый экспорт новых течений без упоминания источника, из которого все черпали. Все здесь когда-то учились, ловили его слова“.

Лев Шестов назвал Мережковского „страстным охотником за идеями“. Все эти найденные или „подстреленные“ Мережковским идеи расхватывались другими. Ну, что ж, щедрый охотник…

В годы революционного брожения квартира Мережковских была „своего рода магнитом, куда тянулись философствующие лирики и лирические философы“ (Георгий Чулков).

В 1905 году в журнале „Полярная звезда“ появилась знаменитая статья Дмитрия Мережковского „Грядущий Хам“. „Грядущим Хамом“ окрестил Мережковский грядущего человека социализма. Социализму он приписал религию „сытого брюха“ и полного аморализма. Будущее виделось ему как „лицо хамства, идущего снизу — хулиганства, босячества, черной сотни“. Отвечая на написанный Николаем Минским „Гимн рабочих“, Мережковский предвещал, что „из развалин, из пожарищ“ — ничего не возникнет, кроме Грядущего Хама».

Мережковский предсказал «Грядущего Хама», а когда в 1917 году воцарилось «Царство Антихриста», он не уставал с ним бороться. В декабре 1919 года Мережковский и Гиппиус тайно покинули советскую Россию. 16 декабря 1920 года в Париже Мережковский прочитал свою первую лекцию «Большевизм, Европа и Россия», в которой рассмотрел тройную ложь большевиков: «Мир, хлеб, свобода», обернувшуюся войной, голодом и рабством.

Узнав о визите в Россию Герберта Уэллса, Мережковский обратился с открытым письмом к английскому писателю. В нем он, в частности, писал: «Знаете, что такое большевики? Не люди, не звери и даже не дьяволы, а наши „марсиане“. Сейчас не только в России, но и по всей земле происходит то, что вы так гениально предсказали в „Борьбе миров“. На Россию спустились марсиане открыто, а тайно, подпольно кишат уже везде. Самое страшное и большевиках не то, что они превзошли всякую меру злодейств человеческих, а то, что они существа иного мира: их тела — не наши, их души — не наши. Они чужды нам, земнородным, неземною, трансцендентною чуждостью…»

В ненависти к большевикам Мережковский в радиоречи поддержал в 1941 году даже Гитлера, подчеркнув, что необходим крестовый поход против большевизма, как против абсолютного зла. Мережковский выступал за интервенцию, которая помогла бы спасти мир и возродить Россию. «Я призывал, вопил, умолял, заклинал, — признавался Мережковский. — Мне даже стыдно сейчас вспоминать, в какие только двери я не стучался…» Однако Запад не услышал Мережковского. Его услышали в Москве и пришли к нему, в парижскую квартиру 11-бис Авеню дю Колонель Бонне, несколько вооруженных людей, но опоздали: Мережковский успел умереть естественной смертью.

А теперь вернемся назад. Квартира Мережковских в Париже в течение 15 лет была одним из средоточий эмигрантской культурной жизни. На «воскресеньях» у Мережковских собирался русский интеллектуальный Париж, и молодое «зарубежное поколение» любило слушать рассказы Дмитрия Сергеевича и Зинаиды Николаевны о петербургском периоде их жизни.

Говорить о Мережковском как о прозаике трудно: он написал неимоверно много. Его первым историческим романом стала «Смерть богов», где он с музейной достоверностью реконструировал события идейной борьбы в Римской империи в IV веке. В книге «Вечные спутники. Портреты из всемирной истории» Мережковский представил многих гигантов, таких, как Плиний Младший, Марк Аврелий, Монтень и другие. В 1901 году вышел его роман о Леонардо да Винчи. За исследованием «Толстой и Достоевский» последовала книга «Судьба Гоголя. Творчество, жизнь и религия». В 1904 году был опубликован роман «Антихрист. Петр и Алексей».

Петр I по Мережковскому — соединение «марсова железа и евангельских лилий». Таков вообще русский народ, который и в добре и во зле «меры держать не умеет», но «всегда по краям и пропастям блудит».

Другие исторические романы Мережковского — «Павел I», «Александр I», «14 декабря». До революционных потрясений была написана книга «Две тайны русской поэзии. Некрасов и Тютчев». Среди книг, написанных в эмиграции, выделим «Тайна Трех. Египет и Вавилон», «Тайна Запада. Атлантида — Европа». «Наполеон», «Данте», исследования о Жанне д’арк, Лютере и т. д. Перечислять можно много. Томас Манн назвал Мережковского «гениальнейшим критиком и мировым психологом после Ницше». В 1933 году Мережковский выдвигался на Нобелевскую премию, но его опередил Бунин.