Все и немного больше - Жаклин Брискин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хромота не повлияла на его скорость, подумала Рой. В мгновение ока он спустился по лестнице и исчез в дверях.
Они все еще без ума друг от друга, это было очевидно, и хотя Рой не знала, почему Линк вернулся в Беверли Хиллз так поздно, она понимала, что его появление имеет связь с тем, что Мэрилин прервала рекламную поездку. Они были похожи на две блуждающие кометы. Как же Джошуа не заметил этого сияния? Какая губительная ситуация! С этими мыслями Рой направилась на второй этаж, чтобы успокоить разгневанного племянника.
Дверь распахнулась, и Мэрилин, вздрагивая и всхлипывая, бросилась навстречу Линку.
— Ну-ну… Ты вся дрожишь. — Стащив с себя спортивного покроя плащ, Линк накинул его ей на плечи и запахнул. — Любовь моя, что мы здесь делаем?
Мэрилин прижалась к нему. Она успела несколько успокоиться и могла рассуждать более или менее здраво. Джошуа — его отец, думала она, Линк любит его, и уже есть немало камней преткновения в их отношениях. Как я расскажу ему о случившемся?
— Нервы, — сказала она.
Он пальцами приподнял ее подбородок. Свет от георгианских фонарей падал на ее лицо, и Линк внимательно всмотрелся в него.
— Отец не так давно поднялся наверх, — медленно произнес он.
— Он заснул на кровати.
— Что он говорил?
— Ничего…
— Мэрилин!
Ей вспомнился запах спиртного, тяжесть навалившегося на нее тела, умопомрачительная боль — и она содрогнулась.
— Ради Бога, Мэрилин… Он тебя… бил? Он это сделал?
— Нет…
Линк продолжал неотрывно смотреть ей в лицо. Где-то залаяла собака, к ней присоединились другие.
— Я не хочу его, — прошептала она.
— Он… изнасиловал тебя?
— Я не хочу его, — упрямо повторила Мэрилин.
Глаза Линка превратились в черные угли, тело напряглось. Он проговорил тихо, но твердо:
— Я вырву тебя отсюда.
Не взяв с собой никакого багажа (Мэрилин лишь надела жакет), они направились в мотель, который находился примерно в миле от Малибу, где семья Ферно снимала на лето дом.
На следующее утро Мэрилин обнаружила следы крови на белье. До менструации было еще не менее двух недель.
— Нужно вызвать доктора, — встревожился Линк.
— Нет! — После изнасилования у нее появился стыд потерпевшей, ей было невмоготу говорить о том, что Джошуа ударил ее коленом, тем более его сыну. — Линк, все обойдется.
Линк съездил в универмаг и купил коробку гигиенических тампонов, аспирин и роман Фолкнера «Москиты» в мягкой обложке.
Понимая, что Мэрилин нуждается в покое, Линк углубился в чтение. Его присутствие и умиротворяющий шорох волн вселили некоторый покой в ее душу, и она с недомолвками и пылающими щеками рассказала о том, что произошло в спальне.
— Он был очень пьян… Наверно, поэтому я не могу ненавидеть его… во всяком случае, испытывать сильную ненависть.
— Стало быть, вот что произошло… И вначале ты возненавидела его, а потом почему-то обнаружила, что это не так… Боже, я вспомнил об этом синдроме! Когда мне было четырнадцать, я узнал о его девицах… Собственно говоря, он и не делал из этого секрета. От лица матери я ненавидел его, а от своего лица восхищался им. По крайней мере мой старик имел смелость не быть лицемером, как другие.
— Насколько я знаю, мне он не изменял.
— Зачем ему изменять? Ты его божество, это написано на его лице… А вот почему его потянуло к девушке его собственного сына — это вопрос к психиатру.
После пяти часов она рискнула выйти и преодолеть расстояние в пятьсот футов, чтобы позвонить из наружной телефонной будки. Линк снабдил ее пригоршней монет, направился к песчаной косе и стал смотреть на барашки — подобной тактичностью со стороны Джошуа она не была избалована.
Трубку взял Перси.
Поприветствовав его, Мэрилин сказала:
— Попроси к телефону Билли.
— Простите, миссис Ферно, — смущенно проговорил Перси. — Но мистер Ферно… он говорит, что… по поводу Билли надо согласовать с ним… Он пил всю ночь и весь день — как тогда, когда Линк умер… то есть, пропал без вести… Если я позову Билли к телефону, он уволит нас без разговоров… Мне очень неловко, миссис Ферно…
Мэрилин закрыла глаза.
— Хорошо, Перси. Скажи мистеру Ферно, что я буду примерно через час.
— Он не так давно ушел… Вы знаете, как у него бывает. Сегодня он скорее всего будет спать… Лучше попытайтесь утром.
Она повесила трубку и прислонилась лбом к матовому стеклу телефонной будки. Подошел Линк.
— Коротко поговорила.
Мэрилин рассказала о запрете Джошуа.
— Дерьмовое дело, — пробормотал Линк.
Она вздохнула.
— Билли, должно быть, думает, что я сбежала от него.
— Бедный ребенок…
— Ты предупреждал меня, Линк, я знаю, но мне казалось, что Джошуа не способен так поступить.
— Слон-самец защищает свою территорию всеми доступными способами.
— Я сказала, что мы будем там завтра утром. И тогда я все объясню Билли.
Джошуа открыл дверь. Он был небрит и одет в те же брюки и ту же мексиканскую рубашку, что и на празднике в честь возвращения Линка, только помятую и испачканную.
— Кажется, это моя спутница жизни и мой преданный отпрыск. — Джошуа мог выпить много и не пьянел, но когда он перебирал, его стремление не оставлять недомолвок и неясностей воплощалось в характерных образцах красноречия.
Мэрилин прошла мимо него в зал.
— Я хочу повидать Билли, — сказала она.
— Мой горячо любимый Билли находится среди своих сверстников. Молодой человек посещает школу при детских яслях, несмотря на то, что за красивым фасадом его дома бушуют бури адюльтера. — Нетвердой походкой Джошуа направился в свой кабинет.
Мэрилин и Линк последовали за ним.
Кабинет был заставлен винными бутылками и грязной посудой, воздух был спертый, пахло потом, несвежей пищей, спиртным и окурками.
Мэрилин сказала:
— Я возьму его оттуда.
Джошуа, наливая в бокал виски, отреагировал:
— Черта лысого ты возьмешь его, дорогая!
— Он и мой тоже.
— Факт, о котором ты поспешила забыть, когда два дня назад бежала из-под сводов этого дома.
— Ты отлично знаешь, почему она бежала, — произнес Линк низким, дрожащим голосом. Его лицо покраснело от гнева. — Да мне бы надо убить тебя!
Вместо ответа Джошуа опрокинул содержимое бокала в рот.
— Ты хоть помнишь это? — продолжал Линк. — Или ты был в стельку пьян? Позволю себе намекнуть: у Мэрилин до сих пор идет кровь.
Джошуа опустился в свое капитанское кресло — единственное кресло в комнате — и на секунду коснулся небритым подбородком испачканной рубашки — то ли в знак печали, то ли признавая свое полное поражение. Затем он поднял голову.