Сокровище Харальда - Елизавета Дворецкая

— Чего же не смочь? — Всеслав наконец снял шлем и вытер мокрый лоб. — Дурное дело не хитрое, я совру — не покраснею, не бойся.

Елисава улыбнулась и в порыве признательности обняла его. Прижавшись лицом к длинному ворсу волчьей шкуры на плече Всеслава, она на миг ощутила себя в безопасности, хотя и понимала, что это один морок. Она приняла решение, которое не обещало ей ни покоя, ни безопасности. Но оно было все же легче, чем другое. Если только она может удержать Харальда и сыновей Ярослава от взаимного истребления, она это сделает.

Глава 17

В битве на берегу обе стороны — и полочане, и норманны — понесли потери. К счастью, убитых оказалось не так много, но раненых было не меньше половины. Поэтому даже Харальд не возражал против того, чтобы задержаться на пару дней. Всеслав предложил Елисаве забрать ее приданое и людей, оставшихся во Всесвяче, и она с благодарностью согласилась. Вещи и челядь в дальней дороге ей пригодятся, да и приданое княжне хотелось держать при себе. Как знать, куда ее вынесет? Но из сопровождающих Елисава велела доставить только Кресавку, а Будениху и тем более боярынь отослать наконец домой, в Киев. Она не желала мучить женщин превратностями дальней и опасной дороги, ибо прекрасно понимала: помощи или пользы от них ей не будет никакой.

Чтобы Елисава не жила в лесу, Всеслав отвел ее в ближайшую весь — крошечную, на три двора. Поставил весь уже умерший дед Прокуда, поэтому, населенная тремя поколениями его потомков, она называлась Прокудичи.

В село вместе с ней пошли Халльдор и Радога — несмотря на обещание мира или хотя бы перемирия, ни Харальд, ни Всеслав не доверяли друг другу полностью и каждый в глубине души ждал, что соперник попытается-таки похитить предмет их раздора. Ни одного, ни другого она два дня не видела: Харальд оставался в стане на берегу со своей дружиной, а Всеслав уехал за ее приданым. Делать княжне было нечего, и она то дремала, отдыхая от волнений, то смотрела, как женщины возятся по хозяйству. Семейство было не очень большое: старики, хозяин с хозяйкой да младший сын с женой и тремя детьми. Хворая старуха в основном возилась в печной яме да смотрела за внуками, а молодуха, рослая, сильная женщина, занималась всеми прочими работами по дому и в поле. Овес уже скосили, но время дергать лен еще не пришло, и молодуха весь день копала в огороде морковь, как раз поспевшую.

Здесь еще лепили горшки вручную — до торга, где продаются ровные и красивые кринки с гончарного круга, ехать далеко, да и средств лишних нет. Угодовна, молодуха, ровесница Елисавы, даже дала любопытствующей гостье самой попробовать, и Елисава покатывалась со смеху, глядя, какой кособокий уродец у нее вышел. Загрубелые руки Угодовны справлялись с привычной работой гораздо ловчее и проворнее, но и Елисаву она уговаривала не унывать: дескать, поучишься, оно и пойдет. Едва ли умение лепить горшки пригодится в будущем норвежской королеве, но Елисаве даже приятно было хоть ненадолго погрузиться в заботы, не имеющие к ее настоящим делам никакого отношения. Впервые в жизни она задумалась, сколько всего не умеет делать: трепать и чесать лен, красить одежду травами и корой, растапливать печку. Не знает, когда сеют и убирают рожь, а когда овес, и как качество будущей льняной кудели зависит от того, в какое время стебли повыдергали с поля: старуха и Угодовна целый вечер толковали, пора уже или не пора.

— И теперь можно бы дергать — как раз брусника поспела, волокно будет потоньше, но и послабее, а семя не дозрело, — делилась с ней Угодовна, удивленная, что взрослая девушка не знает таких простых вещей. — А коли хотим, чтобы волокно покрепче вышло, то в вересень дергаем, как журавли полетят, но тогда и тканина толще и грубее выйдет. И то — до Луковницы успеть надобно, а то потом утренники ударят, попортят волокно. А нам Ярушку замуж собирать, приданое делать! — И гладила по светлым волосикам свою старшую, семилетнюю дочку.

— Луковница? Что это?

— А это когда лук дергают! — крикнула вторая, пятилетняя хозяйкина дочка, торопясь показать, какая она смышленая.

Елисава улыбнулась девочке, понимая, что в ее изумленных глазах выглядит дура дурой. Живя в своем киевском тереме, она и знать не знала, в какие сроки убирают лук. Как же сильно ее жизнь отличается от жизни этой молодой женщины, ее ровесницы, матери троих живых детей и двоих умерших. Угодовна ничего не знает о Византии или Тмутаракани, в глаза не видела книг и вообще букв, и даже Христос в эту избушку еще не заглядывал — в красном углу на полочке стоят рядком несколько деревянных чуров, которым хозяйка из каждой трапезы уделяет ложку каши, и дети вместо креста носят на шеях красные шерстяные нитки с хитрыми узлами — наузы, оберегающие от болезней и сглазу. Правда, такие и они с сестрами в раннем детстве носили, Будениха навязала. Они с Угодовной говорят вроде бы еще на одном языке, а думают уже на разных. А полоцкая княжна Грядислава вроде бы пока ничем особенным от этой женщины не отличается. В чем же дело? Новая вера поставила стену между князьями и их народами или что-то иное?

Всеслав вернулся под вечер второго дня. В ладьях громоздились лари с ее приданым, а на ларях сидели Кресавка, Будениха, Соломка, Завиша — две последние со своими челядинками — и отец Сионий.

— А вы зачем притащились? — устало спросила Елисава, поздоровавшись со всеми. — Я же одну Кресавку звала, а вам всем пора в Киев возвращаться.

— Нет, матушка, мы с тобой поедем, — твердо заявила Соломка, давая понять, что готова отстаивать свое намерение. — Куда тебе одной со столькими мужиками? Ну, подумаешь, жених теперь у нас не тот, а этот — бывает, дело житейское. А люди невесть что подумают — купцы наболтают разного, — и пойдет молва по всем землям… Нет, княжьей дочери одной ездить не годится. Невея и Прозоровна домой хотели — мы их отослали. А сами с тобой поедем. Даст Бог, живы будем.

Боярыня Завиша вздохнула. Ей тоже, по примеру Невеи, хотелось домой, но Соломка твердо намеревалась выполнить свой долг до конца, и Завиша скрепя сердце признала ее правоту.

— Может, Радилу моего повстречаем где-нибудь, — сказала она. — В Новгород ведь пойдем, а он там с князем Святославом.

— Мы не пойдем в Новгород. — Елисава покачала головой. Она сообразила, что боярыни не знают сути происходящего: после ее поездки в Любеч им объяснили, что князь Ярослав передумал и отдает дочь не за Магнуса, а за Харальда. О том, что сразу после свадьбы жених должен был умереть, им не сказали, и они думали, что все идет так, как решил киевский князь. И как она теперь им растолкует, почему ее отъезд скорее похож на бегство? — Мы другой дорогой поедем, через чудские леса. Через месяц у моря Варяжского будем. Возвращайтесь домой, матушки мои, пожалейте своих деточек.