Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом - Андрей Жуков

Успешная операция по освобождению Богдо-гэгэна деморализовала китайцев и подняла дух бойцов генерала Унгерна. К этому времени отряд Унгерна насчитывал не более 1,5 тысячи бойцов. H.H. Князев приводит интересные цифры личного состава по национальному (или «племенному») признаку: «Около 250 человек насчитывалось… европейцев, 200 татар и башкир, 150 бурят и примерно 600 монголов (в общее число монголов H.H. Князев включил и тибетцев. — А. Ж.), пятую группу составляли три чахарские сотни, общим количеством до 160 всадников. Японцев к тому времени оставалось в живых не более 65 человек». 4 февраля дивизия поднялась в решающую атаку. Унгерн лично водил своих солдат на штурм белых казарм — одного из наиболее укрепленных участков обороны Урги. Перед началом атаки генерал подъехал к поручику Виноградову, об инциденте с которым мы уже рассказывали, и приказал дать выстрелом из орудия сигнал к штурму. Однако орудийный затвор заклинило в самый неподходящий момент. Тогда, по воспоминаниям очевидца, юный поручик схватил кирку-мотыгу и со всего плеча «дернул» ею по ударнику — не следовало никогда испытывать терпения барона… Через некоторое время унгерновцы ворвались уже во двор казарм. Как писал позже один из участников боя, «несчастные китайцы в крайнем испуге подняли странный вой, напоминавший мяуканье множества расстроенных кошек». Однако в самих предместьях Урги бои завязались тяжелые — на узких кривых улочках Маймачена унгерновцы понесли весьма серьезные потери. Несколько раз китайцы пытались перейти в энергичные контратаки, поддержанные артиллерийским огнем, но батареи белых стреляли куда лучше. К вечеру 4 февраля китайцы оставили столицу Монголии. Первыми покинули город начальник китайского гарнизона и все старшие офицеры, укатив на двух автомобилях. Ночью оставили Ургу и основные китайские части, двинувшись по Троицкосавскому тракту по направлению к советской границе. На протяжении нескольких верст тракт казался усеянным награбленными товарами, в панике брошенными отступающими китайцами. На следующий день войска барона окончательно очистили город от мелких групп гаминов. Из Ургинской тюрьмы было освобождено около 60 русских офицеров, захваченных китайцами и обвиненных в шпионаже в пользу белой армии. Состояние освобожденных оставляло желать лучшего — многие из них не могли самостоятельно передвигаться. Китайцы держали русских в маленьких, грязных камерах, нетопленых и холодных. На прогулки заключенных не выпускали. Весь их рацион состоял из чашки сырой чумизы в день на человека.

По словам Н. Н. Князева, китайские власти отдали 3 февраля распоряжение отравить всех русских заключенных, и лишь паническое бегство помешало им исполнить задуманное.

5 февраля 1921 года корреспондент американской газеты Morning post передавал из монгольской столицы, что барон Унгерн встречен населением Урги с триумфом, как желанный освободитель.

Глава 12

Урга. Сжатое время

После взятия Урги войсками генерала Унгерна была восстановлена автономия Монголии. Объявить о полной независимости Монгольского государства Унгерн не решился — в сложившейся ситуации разумнее всего было проявить сдержанность, не дать Китаю повода для обращения за помощью к советскому правительству. 23 февраля 1921 года прошла торжественная и по-восточному пышная церемония, в ходе которой недавно освобожденный из китайского плена Богдо-гэгэн был провозглашен главой Монголии. «Унгерн оставался при Богдо до конца церемонии. Как главный виновник торжества он следовал верхом на самом почетном месте, то есть с правой стороны кареты. Барон наряжен в ярко-желтый тарлык (халат) и две надетые одна на другую почетные курмы (куртки). На голове его красовалась ханская шапочка. Поводья лошади и вальтрап под седлом были строго установленными для особы столь высокого сана образца и цвета», — вспоминал церемонию коронации H.H. Князев. Сам барон указом Богдо-гэгэна за заслуги, оказанные Монголии, был возведен в степень первого хана и удостоился почетных, но не имевших никакого реального значения и, по сути, декоративных отличий — право иметь алый с золотым ханский тарлык, паланкин зеленого цвета, желтые конские поводья, трехочковое павлинье перо на шапке и прочее. Также ламы преподнесли барону старинный золотой перстень-печатку с рубиновой свастикой, по легенде, когда-то принадлежавший самому Чингисхану.[31] Различные княжеские титулы получили заместитель Унгерна генерал Б. П. Резухин, есаул русской службы Ж. Жамболон, многие отличившиеся в боях старшие офицеры дивизии.

Однако барон прекрасно понимал, что в дальнейшем вся ситуация, связанная с его пребыванием в Монголии, будет лишь все более запутываться и осложняться. Прежде всего требовалось наладить нарушенную военными событиями жизнь монгольской столицы, воссоздать уничтоженный китайцами административный аппарат управления страной. Сам Роман Федорович, по отзывам многих близких ему людей, был щедро наделен практической сметкой, а потому в роли администратора чувствовал себя совершенно уверенно. Помимо чисто административных задач барону также предстояло решать задачи военные, а самое главное — политические, требовавшие куда больше весьма специфического опыта, соединенного с выдержкой и гибкостью, то есть именно с теми качествами, которых Унгерн, по замечанию H.H. Князева, «был лишен от природы». На решение всего комплекса сложнейших вопросов и задач, стоявших перед Унгерном, требовалось, прежде всего, значительное время. А его-то как раз у барона не было совершенно.

Если у разделенного на враждующие партии Китая не имелось на тот момент достаточных сил для восстановления своего влияния в Монголии, то успехи отряда Унгерна вызывали у руководителей Советской России огромную тревогу. При активном участии Дальневосточного секретариата Коминтерна была создана Монгольская Народная партия (позже Монгольская Народно-революционная партия — МНРП), сформировано временное народно-революционное правительство в Маймачене (на русско-монгольской границе, близ Кяхты), во главе которого находился монгольский националист Д. Бодо. Народную армию возглавил проповедник скорого прихода «царства Шамбалы» главком Д. Сухэ-Батор, произведенный позже красными фальсификаторами от истории в «марксиста» и «большевика». В Иркутске на монгольском языке началось издание газеты «Монголын унэн» («Монгольская правда») с эпиграфом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Советские инструкторы спешно принялись за формирование монгольской революционной армии. Только за май 1921 года «красным монголам» были переданы: более 2 тыс. винтовок, несколько тысяч ручных гранат, 12 пулеметов с патронами, походная радиостанция и даже выделено авиазвено с авиаторами. Весной 1921 года Временное народное правительство дважды (16 марта и 10 апреля) обращалось к правительству РСФСР с просьбой об оказании военной помощи для борьбы с белогвардейцами. В Москве еще зимой 1920–1921 гг. планировался поход «против орудующих в Монголии белых банд вплоть до Урги». Однако, ввиду возможного военного столкновения с Японией, возобладало мнение о целесообразности «завлечь Унгерна ближе к нашим (т. е. советским. — А. Ж.) границам, дабы именно он испил бы до дна чашу возложенных тягот на монгольское население и вызвал недовольство». Дальнейшее советским комиссарам представлялось «делом техники»: «силами частей Красной армии нанести Унгерну поражение, а преследование предоставить монголам». Для этой цели было принято решение о «разложении отрядов Унгерна» путем засылки советских агентов, в том числе из монголов и бурятов, об усилении агитации «среди высших князей и ламства, для того чтобы оторвать их от белых и лишить последних всякой физической и моральной почвы в Монголии».