Цитадель - Октавиан Стампас

— Весьма огорчительно, что мы, исмаилиты и тамплиеры, создавшие столь похожие духовные ордена, вынуждены решать наши дела подобным образом. Мы понимаем, что не одно лишь недоразумение тому причиной. Возможно, что и чей-то умысел злой виною многому. Во имя дальнейшей нашей дружбы, мы признаем нашу часть вины. Мы найдем и накажем зло-умысливших и понимаем, что это не вся цена, которую мы обязаны заплатить за восстановление прежней дружбы.

Говоря эти слова, Синан медленно обводил взглядом сидящих перед ним бородачей в железных одеждах. Не все члены посольства были посвящены в тайные тамплиерские мистерии, поэтому для них слова этого мусульманина о каком-то едином Боге, о родстве орденов и прочем в том же роде, были непонятной дичью. И хотя этот человек с опущенным веком владел лингва-франка вполне сносно, они решили, что он употребил неправильные слова.

В конце своей туманной речи Старец Горы заметил, что двадцать тысяч мараведисов ежегодно сумма не просто очень большая, но несуразная, и пообещав ее заплатить, он только ввел бы в заблуждение высокое посольство. Речь его была плавной, связной, но вел он себя так, будто все-таки не полностью присутствует в этом мире, что основная часть души его парит в местах невидимых и недоступных. Мирские дела, даже в виде ГРУД золота, лишь досадная помеха для отправления Дел высших и чистых.

Сеид Ага и остальные ассасины, с привычно сосредоточенным выражением лиц, внимали решениям имама, словно тихо блаженствуя от соседства с таким источником святости. Как ни странно, некий род одури стал нападать и на франков и на немцев, сидевших напротив него. Длинное говорение вообще, а уж продуманное длинное говорение, особенно, обладает гипнотическим действием. Впоследствии, обмениваясь впечатлениями об этом разговоре с бароном де Каванье фон Грау высказал мнение, что дело было не только в словах. Кажется что-то было подмешано в воздухе ведь ходят слухи, что ассасины специалисты по части дурманящих средств.

В один из моментов брат Реми осторожным движением, чтобы не спугнуть говорившего, снял капюшон и, слегка наклонившись влево, выставился из-за плеча де Каванье, за которым скрывался. Он ловил взгляд Синана. Имам, как ни невнимательно он глядел в лица оплетаемых словесами жертв, не мог, рано или поздно, обратить внимание на явление неожиданного чудища в рядах посольства. Поначалу это никак не отразилось на том, что он говорил. Поначалу, пока он просто рассматривал эту странную, отталкивающую маску. Но потом, когда брат Реми осторожно, едва заметно улыбнулся, между ними мгновенно возникла связь — узнавание. Второе веко Синана тоже слегка опустилось, отчего выражение лица сделалось менее странным, но более угрожающим.

Старец Горы узнал своего бывшего фидаина.

ГЛАВА ВТОРАЯ. КАРТА ПАЛЕСТИНЫ

Примерно в трех лье к северу от Иерусалима в небольшой цветущей долине между Массирой и Вефилем, стоял один из тамплиерских замков. Имя ему было Агумон. Ни чрезвычайной величественностью, ни сверхъестественной роскошью он не отличался. Может быть, именно поэтому, орденское руководство выбрало его для своей летней резиденции. Впрочем, были и другие причины, о них брат Реми узнал из беседы с братом Гийомом, которая состоялась сразу же после возвращения шевалье де Труа из под стен Алейка. Командующие войском бароны остались там для наблюдения за доставкой денег в счет оговоренной дани, в делах такого рода они не нуждались в контроле.

Брат Реми прибыл в Агумон перед самым рассветом. После короткого двухчасового сна и омовения в замковой купальне, он появился в просторной келье брата Гийома. Они поздоровались приветливо и спокойно, кружева рыцарского обхождения в этой среде были не в чести. Приехавший подробно рассказал о событиях в горах Антиливана и выразил мнение, что в целом, эта война произвела на него странное впечатление. Он сравнил бы ее с шахматной партией, если бы это сравнение не было столь избитым.

— Даже столкновение на рыцарском турнире несет в себе большую опасность для участников.

— В известном смысле вы правы. Как только мы показали Синану, что знаем его по-настоящему слабое место, он предпочел прекратить сопротивление. Причем не слишком опасаясь за свое будущее.

— Прошу прощения, брат Гийом, я еще не научился всякий раз понимать вас с полуслова. Почему это Синан мог не опасаться за свою жизнь.

— Он догадывается, думаю, что в данный момент нам невыгодно его полное истребление. Это нарушило бы равновесие сил в Святой земле и вокруг нее. Тут есть определенная сложность, ведь с одной стороны мы в отдаленных своих планах хотим это равновесие разрушить. Противоречие истребляется тем, что мы разрушаем порядок в этой стране с той скоростью, которая выгодна нам и только нам.

Это разъяснение не добавило ясности, но де Труа не стал переспрашивать более, зная манеру брата Гийома ко всему подводить постепенно.

— Вы похвалили меня за то, что я все устроил, как следует в замке Алейк. Но, — де Труа замялся, он не знал, стоит ли признаваться, — но во время переговоров… боюсь Синан догадался с кем имеет дело и уже не считает меня мертвецом.

Брат Гийом ответил не сразу, некоторое время перебирал лежащие на столе свитки.

— Я уверен, что вы сами все сделали для того, чтобы это случилось. И хвалить за это я вас не стану. Скорей всего это проявление молодости. С годами вы поймете, что в возможности потрясти воображение своего самого страшного врага нет настоящей высокой сладости. К сожалению, приходится вспоминать, что по годам вы почти юноша.

— Но не может ли этот случай каким-нибудь образом послужить к пользе ордена. Например сговорчивость Синана в денежном вопросе я связываю с этим… разоблачением.

— Возможно, — вяло сказал брат Гийом, — хотя, что для нас эти двадцать тысяч. Ведь завтра уже может возникнуть такое стечение обстоятельств, что этим деньгам придется или ехать обратно к исмаилитам, или отправляться за море.

Шевалье опять не все понимал, но спрашивать не решался.

— Кроме того, насколько я знаю характер этого человека с опущенным веком, он попытается убить вас.

— Мне казалось по-другому. Ведь, если даже до поражения от армии де Бриссона, он не попробовал пускать в ход свои «золотые кинжалы», то нужно ли ожидать этого теперь, когда он имел случай убедиться в нашем дополнительном над ним превосходстве.

— В отношениях между нами эти пресловутые «золотые кинжалы» оружие запрещенное. Синан знает, что если он переступит эту грань, то начнется война на уничтожение, а она не принесет прибыли ни ему, ни нам.

За сетчатым окном кельи раздалось хлопанье крыльев и вскоре служка внес в келью почтового голубя. Брат Гийом «распаковал» послание, закрепленное у него на лапке и отослал служку вместе с работящий птицей, развернул тонкую шелковую ленту, испещренную непонятными знаками. По его лицу нельзя было понять, нравится ему известие или нет. Скомкав ленту и положив ее в карман, он снова обратился к де Труа. Слова его никак не были связаны с прочитанным.

— Должен для установления полной ясности сообщить, что поручение под замком Алейк, помимо всего прочего было также и проверкой.

— Проверкой?

— Не надо этому ужасаться или обижаться. Вы входите, или начинаете входить в круг высшего руководства политикой ордена, и мы были бы не правы, не уяснив, до какой степени можем идти в доверии вам. Надо было установить, достаточно ли вы пропитались интересами Храма и все ли личные амбиции способны интересам этим подчинить.

— В чем же была суть проверки?

— Мы дали вам возможность почувствовать свою полную власть над вашим заклятым врагом, но, вместе с тем, запретили бравировать этой властью перед ним. Это настоящее испытание. Я считаю, что оно не выдержано полностью. Наш мир устроен таким образом, что чем выше стоит человек, тем меньше у него возможностей потакать своим прихотям. Лишь тот знает цену денег, кто преодолел тягу к их трате. Совершенствующийся идет не к счастью, но к истине.

Брат Гийом встал, лицо его было задумчиво.

— По зрелому размышлению, я прихожу к выводу, что испытание это вы выдержали лишь наполовину.

Де Труа опустился на одно колено и повинно склонил голову.

— С одном стороны ваша верность ордену не вызывает сомнений, но, с другой стороны, надо признать, что душа ваша еще не созрела. В ней бродят еще отголоски низменных страстей. Придется вам пройти еще один круг испытаний. Я благоволю к вам и, в первый момент после вашего рассказа попытался недопустимую выходку, с саморазоблачением, объяснить молодостью лет. Но мне ли не знать, что количество лет не имеет отношения к их ценности. От того, сколько мы прожили здесь, срок нашего пребывания там, не изменится. Да, вам придется на некоторое время задержаться на той степени посвящения, которой вы уже достигли. На некоторое время. Может быть на всю жизнь. Вам придется месить липкую глину реальности и некому будет подсказать к чему, на самом деле, должна устремляться душа ваша.