Разреженный воздух - Ричард К. Морган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Новый более жесткий допрос мог бы…»
«Нет».
Рис сделала долгую паузу. Нечасто используемые подпрограммы пробуждались к непривычной жизни.
«Ты ведешь себя как-то на редкость… щепетильно».
«Да, это так. Я на редкость щепетильно отношусь к идее гадить на пороге Милтона Декейтера без веской на то причины. Когда-то он был мне хорошим другом, и может стать снова, если я правильно разыграю карты. Тот, кто пытался меня убить, беспокоился, что мы с Милтом в конечном итоге начнем сотрудничать, беспокоился, что мы, возможно, окажемся на одной стороне чего бы то ни было. И, может, так оно и будет. Так что не стоит пока растрачивать эту опцию впустую».
«Действительно ли это единственная причина для…»
«О, смотри… мы пришли». Перед нами во всем своем безвкусном минаретном великолепии блистали «Особняки Лутры» – здание виднелось на дальнем конце малолюдной площади, на которую мы только что вышли. Фирменная модель марсианского посадочного модуля в натуральный размер неподвижно стояла между четырьмя минаретами, обрамленная с обеих сторон фигурами в скафандрах, застывшими в неправдоподобно симметричных позах. У одного из них отсутствовала оторванная ниже локтя торжествующе поднятая рука, а другой потерял большую часть ноги из-за дешевого материала и эрозии от штормового ветра, а может, тут приложили ломик те же скучающие вандалы, которые нацарапали на чистой поверхности лицевых масок скафандров зловещие карикатурные черты.
Первые люди на Марсе – слава продолжается.
Возле входа слонялась пытающаяся выглядеть непринужденно и праздно одинокая фигура. Я фыркнул, сдерживая смех, и сменил курс, направляясь к крытому служебному переулку на ближайшей стороне площади. По ней слонялось несколько десятков людей, в основном прогуливались парочки. Несколько громко паясничающих детишек отиралось вокруг абстрактной скульптуры в центре, раздражая всех остальных, а два шаркающих энергомана парились около стен в поисках легко взламываемого источника питания. Согласно кинетическому анализу Рис, никто не обращал пристального внимания ни на меня, ни на моего приставучего дружка.
Я прогулочным шагом прошел сквозь беспорядочную толпу полуночников и проскользнул в переулок. Я осмотрел его за день до этого и выяснил, что он идеально подходит как для укрытия, так и для уединения. С другого конца он выходил на площадь поменьше в паре кварталов отсюда и был надежно защищен от любого наблюдения, кроме самого высококлассного воздушного. Расклеенные вдоль переулка надписи предупреждали о высоковольтных противобродяжнических зарядах, заложенных в стены на высоте лодыжек – это должно было защитить пространство от бомжей, энергоманов или обкуренных парочек, которым приспичило потискаться. Я миновал припаркованные автоматические баки и нырнул в тенистый промежуток между ними.
Долго ждать не пришлось.
Он торопливо прошел мимо баков, так и не сняв капюшон, в каждом его движении читалась тревога. Скан тканевого шва, который Рис засекла на станции, все еще был на месте, все еще проявлялся на тепловом сканере, хотя и исчезал по мере заживления раны под швом. Когда соглядатай поравнялся с моим укрытием, я резко шагнул вперед и схватил его. Он взвизгнул и вскинул руки в попытке защититься. Я отпустил его, сделал шаг назад и ухмыльнулся.
– Господи Иисусе, Вейл, – прорычал он. – Это, по-твоему, смешно? Ты где был?
Глава двадцать восьмая
Его звали Себ Луппи, и несмотря на все прегрешения парень все еще в наивности своей воображал себя журналистом. У меня не хватало духу сказать ему, что человек, который строчит статьи о выходках ультрапутешественников для пускающего слюни фэндома или о сплетнях «кто кого трахает в светской тусовке Брэдбери», заслуживает разных прозвищ – например, «навозный жук» или «специалист по умиротворению общественности», – но журналиста среди них точно нет. Все равно что называть танцовщиц, которые устраивали трехминутную дрочку на задворках «Девочек Долины», распространительницами нирваны.
Но хватит об этом – у меня не было никакого оперативного стимула расстраивать Луппи. Когда твоя работа неразрывно связана с тем, что ты пробуждаешься в глубоком космосе на борту мчащейся сквозь пространство консервной банки, под завязку набитой дерьмом, учишься быстро оценивать окружающую среду и работать с тем, что найдется под рукой. Включая и людей рядом. Луппи сломя голову прыгнул в самую гущу событий – чем продемонстрировал немалую храбрость, особенно если принять во внимание тот удар в голову, который я нанес ему в Брэдбери-Централ, – и я решил, что он может быть полезен. Конечно, ужасно хотелось взломать крышку на чане его очевидного отвращения к себе, бросить в колодец экзистенциального раскаяния и посмотреть, как он там тонет, но такой сценарий в итоге не принес бы мне никакой пользы.
Гораздо лучше употребить эту ненависть к себе во благо и заставить Луппи поработать.
* * *
Я сцапал его в высушенной морозом темноте посадочной зоны спустя пару минут после того, как мы поднялись на эскалаторе с платформы «ВэллиВак». Это была преднамеренная процедура – Рис пометила Луппи как раненного в бою и, возможно, представляющего опасность, поэтому я подумал, что на открытом воздухе в Нагорье я получу преимущество, которое компенсирует любые его навыки. Боковым зрением я убедился, что он все еще висит у меня на хвосте, и поглядел по сторонам в поиске других возможностей увеличить свои шансы.
За некоторыми из вновь прибывших отправили вертушку, и теперь она приземлялась в скоплении сверкающих огней и ревущих турбин, взметнув небольшой пылевой вихрь в центре поля. Скорее всего, местная корпорация забирала возвращающихся из отпуска наемных рабочих, спасая их от соблазнов местных операторов, которые окучивали ведущие в город маршруты и вместе с такси могли подкинуть еще и шлюху вместе с капсулой в отеле. Я свернул подальше от света и шума и направился к затемненному участку посадочной зоны, где стало еще мрачнее на контрасте с огнями вертушки. Мои глаза засветились мягким голубым сиянием акульего режима. Луппи следовал за мной на разумном расстоянии, пока до него с запозданием не дошло, что с этой стороны нет выхода – только извивающийся барьер из активированной живой проволоки высотой в метр и шириной в три.
Я почувствовал, как он замедляет шаг, и развернулся. Он остановился примерно в двадцати метрах от меня, и в его позе не было ничего от военной стойки, никакого оружия в поле зрения. Я побежал прямо на него, сжав левый кулак и призвав к жизни клинок из морфосплава. Он вздрогнул, споткнулся и даже попытался сбежать. Успел
