В плену у орбиты - Мартин Кейдин

Он услышал три резких звонких стука и улыбнулся: Дагерти же посулил постучаться к нему в дверь… «Теперь задача — выбраться из этой штуки…»

Ему приходилось напоминать себе, что при движении надо упираться ногами либо в кресло, либо в переборку, а руками — держаться за что-нибудь. Но он пробыл в невесомости свыше пяти суток, попривык, и все обошлось гораздо лучше, чем он ожидал. Сначала он поднял руку и просунул ее в люк, затем другой рукой крепко ухватился за стойку и начал медленно протискиваться наружу.

Когда он высунул голову, перед ним крупным планом предстал… башмак. «Не лучший вариант встречи с Дагерти, но все же прекраснее этого башмака я в жизни не видал!»

Ему пришлось напрячь все силы, чтобы преодолеть давление в скафандре и опустить другую руку вдоль тела. Он прижал ее к животу, чтобы она не отскакивала, и слегка оттолкнулся ногами от пола кабины.

И тут он почувствовал, как что-то сдавило его левую руку. Он медленно повернул голову — Дагерти, держась за обрез люка одной рукой, помогал ему выбираться из люка.

Они взглянули в лицо друг другу и широко заулыбались.

Дагерти подался вперед, к Пруэтту, пока лицевые шторки их шлемов не соприкоснулись, и еще чуть-чуть поднажал для надежности контакта. Теперь они могли переговариваться без радио, за счет прямой звукопроводности шлемов.

Дагерти чуть не расхохотался, услышав странно вибрирующий голос Пруэтта:

— Знаешь, такого замечательного сукиного сына, как ты, я еще в жизни не встречал!

— Ладно, ладно, сынок. Папочка пришел за тобой, домой пора.

С лица Пруэтта не сходила идиотски-восторженная улыбка.

Дагерти осторожно потянул его; Пруэтт уперся в край люка кончиками пальцев и оттолкнулся. Через мгновение оба свободно поплыли, уходя под углом от «Меркурия». Капсула начала медленно крениться.

Дагерти стиснул руку Пруэтта. Они прижались друг к другу.

— Времени мало. Кислорода у тебя всего минут на десять. Двинули?

— Двинули, друг.

— Ладно. Трос у тебя закреплен хорошо?

— Да.

— Сползи вниз и ухватись за мои ноги. В скафандре так будет легче всего. Я хочу выбрать слабину троса, а затем подтягиваться к кораблю. Готов?

— Пошел.

Пруэтт, цепляясь за Дагерти, опустился ниже и неуклюже вывернулся за его спину. Обхватив ноги Дагерти чуть выше колен, он старался сдавить их посильнее, насколько позволял скафандр.

Он почувствовал внезапный рывок. «Наверно, Джим выбрал трос и начал… Давай, друг, давай…»

Андрей Яковлев напряженно следил за скованными, неуклюжими движениями двух космонавтов, скафандры которых ярко сияли в свете его прожекторов. «Хорошо, хорошо, — шептал он, — они уже почти у цели».

Дагерти подтягивался по тросу, неловко перебирая руками. Все ближе и ближе подплывали они к «Джемини». Наконец, он коснулся корабля руками. И только тут спохватился.

«Дубина, болван!» — яростно выругал он себя. Он забыл открыть люк у кресла второго пилота! Люк так и остался задраенным. А время, счет которому вел кислород в баллоне Пруэтта, истекало.

Он согнулся, чтобы повернуться. Потом дотянулся до Пруэтта и хлопнул его по руке. Тот немедленно отпустил руки и беспомощно повис в пространстве. «Видно, и он сообразил сразу насчет люка… Шевелись Дагерти, шевелись!»

Он удлинил конец троса, соединявшего его с Пруэттом. Схватившись за обрез люка, он перевернулся и просунулся в кабину ногами вперед. Приняв сидячее положение, он схватился за верхний край панели управления. Неуклюже поворачиваясь, обливаясь потом в духоте скафандра, он протиснулся головой и плечами в промежуток между своим и вторым креслами. Через несколько секунд штурвал запора перестал вращаться, и Дагерти толчком открыл люк.

Он почувствовал, что трос натянулся. Теперь уже Пруэтт сам подбирался к люку, неповоротливо, но уверенно. Дагерти увидел на пороге люка его перчатки, а затем показались и башмаки.

Дагерти схватил Пруэтта за левую ногу и стал втаскивать его в кабину. Наконец, Дик вполз весь и башмаки коснулись пола. Дагерти помог ему согнуть ноги в коленях и усадил в кресло, затем быстро застегнул привязные ремни, надежно прикрепив Пруэтта к креслу.

Пруэтт благодарно мотнул головой и потянул крышку люка вниз. Дагерти отчаянно замахал рукой и показал на трос. Еще две минуты ушло на то, чтобы отвязать от Пруэтта и выкинуть в люк трос. Дагерти знаком показал на штурвал запора. Пруэтт опустил крышку и начал крутить штурвал.

А Дагерти тем временем быстро выбрал трос через свой люк. Наконец весь трос повис между полом и потолком кабины.

«Скорее, скорее!»

Он плотно затянул крышку люка и резко нажал на ручку с надписью «Подача давления в кабину». В кабину стал поступать кислород. Через несколько секунд стрелка на манометре уже показала требуемое давление. Дагерти быстро включил систему жизнеобеспечения кабины и покосился на Пруэтта — тот только что отключил от скафандра шланг баллона.

С чувством несказанного облегчения космонавты открыли шторки скафандров. Пот с них лил градом.

Пруэтт отстегнул с ноги баллон и молча подал его Дагерти.

Космонавт глянул на манометр — по его телу пробежала холодная дрожь. Кислорода в баллоне оставалось чуть больше чем на одну минуту.

Яркие прожекторы снаружи мигнули.

Дагерти круто накренил «Джемини», чтобы увидеть русского.

Свет мигнул три раза и погас совсем…

Вокруг планеты неслись три корабля. В двух находились люди, третий был покинут.

Далеко внизу по поверхности Земли волной бежала пограничная черта, отделявшая день от ночи. Дагертн опустил нос корабля. Он с благоговением глядел, как вторгаются в ночь ярчайшие краски, как бы светящиеся изнутри, невообразимо чистые, резко выделяющиеся на фоне абсолютной черноты, которая казалась бесконечной.

— Я никогда не думал, что может быть такое, — шепнул он Пруэтту.

— Смотри.

Но вот Земля растворилась в адской чернильной мгле. Над ее круглым краем пылал очаг ядерного пламени.

Оно было немыслимо горячим; оно было и оранжевое, и красное, и белое, и желтое; это было ни на что не похожее полыханье; космонавтам казалось, будто они заглянули в пылающую сердцевину атома. А Земля была застлана непроницаемой, как бы отвердевшей тьмой, и шар, раскаленный ядерным жаром, медленно тонул в этой вязкой черной массе.

Черную пелену, покрывавшую Землю, и черную пустынную бездну, которая была космосом, разделяла тоненькая полоса. Ее могли видеть только космонавты, эту дугу, отделявшую тьму от тьмы. По самой ее кромке, на границе земной атмосферы, краски сливались в волшебный спектр. От них было больно глазам, но различить и назвать их было невозможно. Тут были непрестанно меняющиеся оттенки зеленого и желтого, и синева, вернее, почти синева, и пурпур… и все краски, переливаясь, смешивались между собой. А над кромкой сияла прозрачная корона, переходившая в еще более прозрачный ореол, распространявшийся на сотни и сотни километров во все стороны от закатывавшегося Солнца.