Любовь - Макс Каменски

– А мне казалось, что он подох вместе с эпидемией. Наверное, это он вместе с сообщниками притащил эту напасть.

– Это не они, – твёрдо ответил Айвар и внимательно посмотрел на Леонарда. От глубинного взгляда самой тьмы у Севальвежа побежали мурашки по телу. – И это не эпидемия, Леонард. Это вирус.

Во второй раз патрон смог ошарашить верного слугу. Тот даже потерял дар речи.

– И… и что? – пролепетали его пересохшие губы, когда он смог совладать собой.

– Это значит, мне нужен Анхельм, – Айвар говорил ровно. Но каждое слово несло в себе большую силу. Севальвеж не мог стоять.

– Можно, я присяду? – попросил он, и оказался сидящим в кресле. Оно возникло из воздуха. Но Леонард не обратил на это волшебство внимания: слова Айвара произвели на него весьма глубокое впечатление.

– Лучшей выпей, если моя информация поразила тебя, – проявил благородство патрон.

Севальвеж выпил. Залпом. Обжигающий ароматный напиток проскользнул сквозь горло с горечью.

– Столько лет, столько… – запричитал несчастный.

– Не стоит винить себя. Сделанное имело значение в конкретный момент времени. Если бы нам были известны конечные точки. могли бы не начинать, – медленно говорил Айвар. Скорее с собой, чем с Леонардом.

– Но почему? Зачем?

Маг повернулся к Секретарю.

– Отдел должен быть уничтожен, Севальвеж. Его последний оплот укрылся в районах подведомственного тебе города, не считая отдельных агентов в других местах. Необходимо до начала запуска Анхельм добить выродков, а за ними и краснушников Единого.

– К этому давно идут приготовления.

– Данфер? – прищурился Айвар.

– Конечно. Теперь Орден взял всё в свои руки.

– Скорее явно обозначился, – хмыкнул маг и вновь обернулся к камину. – Сюда скоро придут корабли, много кораблей. С Гипериона. К их приходу нужно подготовить помещения и временное пропитание, заготовить походные пайки, одежду. Оружие.

– С этим туго, мой патрон. После творившегося хаоса все запасники опустошены. – загомонил Секретарь.

– Мне это неинтересно, Леонард. Я надеюсь на тебя. Людей будет много, у тебя считанные недели.

Севальвеж угрюмо склонил голову.

– С Данфером я встречусь лично, можешь не заморачиваться, – добавил Айвар спустя некоторое время.

– Темные помогут тебе в созидании? – неожиданно спросил Леонард и устремил вопросительный взгляд на патрона.

Айвар молчал. Долго. Затем потрогал виски и размеренно ответил:

– Когда-то всё было экспериментом. Мы играли вещами, о которых не имели ни малейшего понятия. А когда поняли… Я не фанатик, Леонард. Я не вижу смысла ни в бесконечной ночи, ни в безбрежном свете. Но мне известно одно: мир должен развиваться в гармонии начал. И никто не должен использовать это в личных целях: строя свои иллюзии, играть судьбами других.

– Даже, таких, как мы? – не унимался Севальвеж.

– Я всё больше и больше не вижу разницы между нами, Леонард. А Отдел явно не видит смысла в ваших жизнях. Ступай, у тебя много дел.

***

В комнате царил полумрак. В убежище Айвара не предусматривалось никаких излишков: тьму подвала разгоняли пара лучин и один подсвечник. На последнем догорала растаявшая свеча. Увиденное Севальевежем при первом приходе убранство (камин, кресла и прочее) было не более чем мороком. Деятелей, увлечённых идеей, не беспокоило убожество окружающих мелочей. оно требовалось людям непосвящённым.

Эмми колдовала над столом, приготавливая незамысловатую стряпню на ужин. В последние дни времени на домашние заботы не находилось: дела государства или мироздания не оставляли возможностей побыть просто. людьми. И Ромунда это не устраивало.

Айвар в который раз исчез, не сказав ни слова. В убежище он приходил быстро поесть или же поймать пару часов беспокойного сна. Особенно он стал суетлив после визита Леонарда: готовились значимые события.

Хрюшик и Лилу спали в самодельной норке, сооружённой заботливым Ромундом в одном из винных ящиков, куда Эмми уложила перину и кое-какие тряпочки в качества одеял (по ночам бывало холодно, стояла осень). Неприхотливым питомцам новое жилище пришлось по вкусу, и они частенько почивали там, когда не было нужды охранять хозяев, или неугомонные брюшка не просили очередной еды. Малыши были такими прожорливыми, что все запасы в убежище Айвара иссякли за считанные дни. Рог’хары не расстроились, а наоборот, взяли на себя задачу поисков провизии, и весьма удачно с ней справлялись. Ни они, ни их хозяева не голодали.

Ромунд сидел на развалившемся диване и внимательно наблюдал за Эмми. Она стояла к нему спиной, слегка нагнувшись над столом. На ней была простая серая мантия, сшитая из грубой ткани. Черные, как смоль, волосы струились по плечам и спине. От прошлой пампушки, которую знали в Академии, не осталось и следа: Эмми стала стройной и оформившейся девушкой, знойной красавицей южных равнин Феба, откуда происходил её знатный род. Жаль, теперь те места кишели ужасом и смертью.

Ромунд долго не мог понять своих чувств. Когда всё получилось так внезапно и неожиданно в зарослях варварских джунглей, он не до конца понимал. себя и её. Затем, когда мучения разлуки терзали его сердце, ему показалось, что он точно знал, зачем ему Эмми. Кто она для него. Особенно когда чувствовал её сквозь миры!

Но затем они снова встретились, и девушка оказалась другой. Чуть более замкнутой, менее чувственной, иногда откровенно угловатой: молодой человек каждый раз боялся задеть один из углов её души, вмиг превращающийся в острый кол или бритву. Эмми не была простушкой с сочными розовыми щёчками, второй мамочкой для Ромси. Пройдя сквозь дым и пепел, она приобрела личность. И с этой личностью нельзя было не считаться.

Это стало проблемой: ситуация выходила за рамки привычного для Ромунда. Эгоистичный самовлюблённый юноша не мог понять: может ли он принять кого-то, кроме себя. Может, ему нужна говорящая кукла?

Душевные метания несколько недель после возвращения из Лимба терзали молодого человека. Они много ссорились с Эмми, Ромунд пару дней ночевал в одной из оставшихся харчевен. Не хотел видеть девушку, встречаться с ней.

И неожиданно понял, что ему чего-то не хватает. В душе образовалась пустота, провал.

Наверное, и это можно пережить, но в дни, когда мир трещит по швам, а жизнь становится мгновением, разбрасываться чувствами. нельзя. Иначе начинаешь терять себя.

Кажется, у Эмми были те же соображения или, вернее, эмоции. В тот вечер она нашла Ромунда при активном участии Хрюшика, чувствовавшего хозяина в любой точке мира. Юноша собирался обратно.