Таежная богиня - Николай Гарин

Эта работа продолжалась вплоть до весны. В последние дни, когда карта сократилась более чем в два раза, Никита окончательно потерял покой от нетерпения. Он перестал спать, забывал о еде, редко выходил на свежий воздух, даже сына стал видеть реже.

И вот наконец карта-складень была готова и все стало на свои места. И сами хребты, и прилегающие отроги были буквально усеяны пока непонятными символами, которые несомненно обозначали, что в этом месте что-то находится, на поверхности или в недрах.

Но Никиту это не особенно трогало. Ему надо было взглянуть на священную долину. Однако сколько бы он ни вертел, ни просматривал участок, где она должна находиться, ничего не получалось. Тогда он осторожно опустил многослойную карту на пол, поставил на пол и обе лампы, а сам взгромоздился на стол и стал разглядывать ее сверху. И только тогда заметил, что вдоль и поперек карты пролегли основные стыки. Эти едва заметные линии обозначали крест с центром почти посредине. Вертикальный стык шел точно с севера на юг, а поперечный с востока на запад. Вертикаль растягивала священную долину, а поперечина перечеркивала и долину, и нагромождение сопок.

Никита, предвкушая открытие, соскочил со стола и, встав на колени, склонился над этим местом. Точно в перекрестии стыков находилось то самое маленькое отверстие, которое он поначалу принял за случайное. Вокруг этого отверстия появились изображения небольших скал. Круглые скалы были разновеликими. Одна из них напоминала плоскую стелу желтого цвета.

С замиранием сердца Никита впитывал в себя особенности долины, узнавая знакомые очертания, силуэты, конфигурации. Приятно удивил и образ кривого разлома, что обозначал вход в Нижний мир. Но больше всего поражало отверстие. Оно что-то значило. Что?!

Никита погрузился в кресло. Теперь священная долина в символах, знаках, рисунках была у него в голове. Он запомнил ее полностью.

“Итак, — рассуждал Никита, — мы имеем складываемую карту. Это раз. Второе, и главное — в центре и Урала, и долины — явно не случайное отверстие. И третье — это Круглые скалы”.

Некоторое время Никита сидел не шелохнувшись, потом вскочил и, сжав виски руками, заходил по библиотеке, выдавливая из себя стоны, точно от невыносимой боли. Однако когда Никита снова уселся за стол и взглянул на карту, то его губы тронула напряженная улыбка. Он почти догадался...

На этот раз Никита собирался основательно. Он был задумчив и сосредоточен, как перед важным экзаменом. Шесть лет подготовки, чтобы понять, убедиться, поверить и посвятить себя мифу, который он должен создать.

Никита даже не заходил к маленькому Артемию. С сыном он простился еще ночью, когда тот спал. Осторожно поцеловав мальчика, Никита долго сидел подле его топчана, утопающего в шкурах, вспоминал слова отца, пророчества старого Каули, разговоры с Нюрой и счастливый шепот Евдокии...

С рассветом, простившись с Евдокией и Нюрой, Никита отправился в путь. До кедра он добрался к вечеру. Первым делом он отнес в амбарчик сверток — дар духам долины, который положила ему Нюра. Потом разжег костер и поставил на него чайник.

Он был один. Перед ним раскинулась священная долина, хранившая в себе, по словам отца, чуть ли не тайну мироздания. В этих древних камнях, в скалах, вечно мерзлом грунте содержится информация о будущем. Здесь хранятся залежи ценнейших минералов, почти вся таблица Менделеева, одних только золота и платины немерено.

Подумав о золоте, он, печально улыбнувшись, удобно уселся в ложеобразном корневище могучего дерева и предался воспоминаниям.

...Когда шесть лет назад подземелье с потоком воды выбросило Никиту, а через некоторое время весеннее солнце согрело его и высушило одежду, Никита начал собираться. Нужно было идти. Самым логичным, как он посчитал, было идти по ручью, который обязательно приведет к реке.

Хрустальная вода на перекатах мелко рябилась, щедро разбрасывая вокруг тысячи и тысячи солнечных зайчиков. Никита щурился и улыбался. Он напитывался солнцем, весной, жизнью. К нему возвращалась уверенность и силы.

Вдруг среди тысяч бликов что-то сверкнуло иначе. Никита повернулся, чтобы солнце оказалось за спиной, и рассмотрел на дне ручья галечный окатыш, размером с детскую ладонь, похожий на медвежонка. У него была втянутая в туловище голова, горбатая спина и три коротенькие лапки — две передних и одна задняя. Никита поднял окатыш. “Вот те на, да это же золото! Самородок!” Он потер его о рукав, и тот засветился. Никиту охватил восторг. “Надо же! Сколько здесь?.. — он покачал находку на руке. — Грамм сто пятьдесят. Невероятно!” Никита машинально, как если бы искал в лесу грибы, огляделся — нет ли еще, и увидел еще один самородок, правда, гораздо меньших размеров и неопределенной формы. В шаге от него блеснул еще один, и еще, и еще один... Никита то и дело нагибался, подбирая драгоценный металл. От невероятной удачи его бросило в пот. Наконец-то и ему повезло. Руки были уже заняты, а он все тянулся и тянулся за новыми находками. Золото было повсюду.

И тут Никита неожиданно вспомнил слова Нюры: “Здесь столько золота, что ты и представить себе не можешь”. Его пальцы разжались, и под ноги посыпались самородки обыкновенного золота, которые только что казались немалым богатством.

Чайник кипел. Никита поднялся, отломил от черного бруска плиточного чая небольшой кусок, снял с огня чайник, забросил в него заварку и поставил на остывающие угли. Вода успокоилась, налилась бордовым цветом. Все движения Никиты были размеренными, он никуда не спешил. Налив в мятую, потемневшую от времени кружку ароматного кипятку, Никита поставил ее на камень и тут же о ней забыл. Эпизод с золотом расшевелил память. Стали всплывать и другие эпизоды шестилетней давности. Никита даже закрыл глаза, чтобы подробнее вспомнить тот его первый визит в царство темноты...

...Никита вошел в разлом скалы и застыл на месте. Просторное, с высоким потолком пространство, размерами с актовый зал средней школы, было заставлено куклами. Большинство из них были одеты в миниатюрные копии летней или зимней одежды вогулов, некоторые были замотаны в истлевающие бесцветные тряпицы, ровдугу или меха и подпоясанные. Одни из них стояли, другие сидели в берестяных коробах, деревянных сундуках, ящиках, безлико поглядывая по сторонам. Многие просто лежали или были прислонены к тем же ящикам и коробам. Все это походило на огромную толпу маленьких людей, которых заколдовал злой волшебник. По спине Никиты пробежал холодок. Он начал догадываться, что это не что иное, как “души” когда-то умерших людей, сделанные и принесенные родственниками в храм Нижнего мира.

Подняв глаза, Никита вновь невольно вздрогнул — вдоль стен стояли огромные, гораздо выше человеческого роста, деревянные болваны. Они будто охраняли это кладбище человеческих душ. Грубо вырезанные лица были суровы и злобны. Они безглазо смотрели на входящего, вызывая страх. Галечная дорожка плавно огибала этих болванов и убегала дальше внутрь горы, в черноту небольшого проема. Никита без особой опаски прошел мимо истуканов, однако настоящие неожиданности и опасности ждали его впереди.

Никита оказался в абсолютной темноте. Он тер глаза, но ничего не менялось. Вдруг подумалось об отце, который много лет жил и работал в такой темноте. Дорожка петляла, она то плавно поднималась, то вдруг начинала спускаться вниз. Никита шел крайне осторожно, начиная уставать. Напряженность и неопределенность утомляли и отнимали силы.

Он не имел ни малейшего понятия, куда идет и что его ждет впереди. Вело одно — огромное желание увидеть этот пресловутый мистический Нижний мир, увидеть работу отца, судя по отношению к нему местных жителей, работу необыкновенную и уникальную.

Через некоторое время проход начал сужаться. Руки, а потом и плечи Никиты стали касаться шершавых стен. Еще через десяток шагов тоннель сузился настолько, что уже оба плеча одновременно задевали стены. А дальше Никите пришлось встать на четвереньки, поскольку понижался и свод.

То и дело вскрикивая от боли, Никита упорно полз, по гальке, ударяясь головой о скальные выступы. Но вот горловина неожиданно закончилась. Он осторожно привстал, поводил по сторонам руками и не встретил препятствий. Потрогал ногами гальку — дорожка была на месте. Он даже попятился назад, чтобы на всякий случай запомнить лаз, который привел его сюда. Но никакого лаза не было. Даже галечная дорожка, если по ней повернуть назад, как-то странно разбегалась в разные стороны. “Вот те на!” — Никита был поражен. У него возникло ощущение, что он, словно рыба, попал в ловушку, которую северяне называют “мордой”: пройдя через узкую горловину, обратно очень трудно попасть в то же отверстие, поскольку сама ловушка расширялась в несколько раз. “Интересно, для чего отец сделал эту “морду”? — задал он себе вопрос и тут же на него ответил: — Для того чтобы обратно не возвращаться!” Никита присел на корточки и стал рыться в карманах. Из одного он достал сверток из тонкой сухой ровдуги, нетерпеливо размотал его и извлек коробок спичек. Из другого кармана — толстую самодельную свечу. Свечу он поставил на плоский валун, дрожащими руками достал спичку и чиркнул по коробку. Никита не дышал. Однако головка спички легко и беззвучно проскользила по боковине коробка, точно по маслу. Он повторил движение — результат оказался тот же. Его охватило волнение, которое сменялись ужасом. Когда последняя спичка, мягко скользнув по коробку, не воспламенилась, Никита замер. Он стоял на коленях в полной темноте, соображая, что произошло. Нашарив коробок, он поднес к лицу и втянул в себя его запах.