Кубок лунника - Анна Клименко

Естественно, клирики Всеблагого не оставили в покое юнца, обокравшего святая святых. Вирса быстренько нашли, бросили в казематы, а там его по чистой случайности приметил Уэлш-старший.

– Знаешь, какой у меня дар? – с усмешкой добавил Эдвард, – оказалось, что у меня дар отводить взгляд. Мастер маскировки и шпионажа, вот кто из меня в итоге получится. Так говорит Уэлш… Генрих Уэлш.

– Что ж ты не использовал его, когда вломился ко мне?

Вирс пожал плечами.

– Подумал, что консьержа будет достаточно. Мне еще учиться и учиться.

… В тот вечер они забрели в самый глухой уголок Пражена. Узкие переулки, старые стены, увитые плющом, маленькие окна – не окна, а самые настоящие бойницы. Малика присела на мраморную скамью, Эдвард опустился рядом. На Пражен накатывались фиолетовые осенние сумерки, донельзя похожие на те, что в Ловенне… Когда умер Марио Игиро.

– Ты такая красивая, – вдруг сказал Эдвард, – как тебе вообще могло прийти в голову расстаться с жизнью?

– Могло, – Малика сделала вид, что не расслышала первую половину фразы, – понимаешь, я никогда представить себе не могла, что кто-нибудь умрет… из-за меня. Что я стану причиной чьей-то смерти. И, уж конечно, у меня и в мыслях не было, что сама буду убивать. Иной раз мне на себя смотреть противно.

– Но так всегда бывает, – тихо заметил Эдвард, – кто-то уходит, кто-то остается. Почему ты не хочешь отпустить свое прошлое, а все время таскаешь его за собой как чемодан со старой одеждой?

– Я не могу себе простить того, что не успела сказать три очень простых слова, – ведьма усмехнулась и покачала головой, – иногда нам кажется, что кто-то будет постоянно рядом. А когда этот кто-то покидает мир, то оказывается, что слишком много всего накопилось недосказанного.

– Малика, – даже в сумерках было видно, что агент Вирс покраснел до самых корней волос, – а что было бы, скажи я те самые три слова? Тебе, прямо сейчас?

Она закрыла ему рот ладонью.

– Не сейчас. Не надо их тратить впустую, Эдвард.

Он замотал головой, затем вскочил со скамьи и отвернулся, нещадно комкая полу сюртука.

– Я, наверное, должна попросить Генриха о том, чтобы он подыскал тебе более достойное жилье, – задумчиво пробормотала ведьма, – он хороший, он поймет…

Вирс опрометью бросился прочь, в темноту, а Малика, закрыв глаза, облокотилась на спинку скамьи.

И именно в тот миг она очень явственно ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Взгляд хищника, подстерегающего жертву.

Мысленно выругавшись, ведьма начала озираться. За ее спиной за оградой чернел сад ближайшего особняка, по обе стороны тянулась узкая и совершенно пустая улица. А взгляд не отпускал, Малика почти чувствовала касание чужой мысли, жестокой, беспощадной.

Она поднялась и быстро пошла прочь, и чем дальше она уходила от мраморной скамьи, тем слабее становилось чужое присутствие.

«Кто бы это мог быть?» – подумала ведьма.

…Когда Малика вернулась к себе, Эдвард вел себя как ни в чем не бывало. Он вертелся на кухне и жарил стейки. Малика присоединилась к нему, начала резать спаржу. А потом они поужинали, говоря о каких-то пустяках, и разошлись по своим комнатам.

Надо сказать, что с некоторых пор Малика спала просто великолепно. Исиль ей больше не снилась. Да и Марио тоже не навещал.

Привет из Ловенны

Поутру Малика проснулась оттого, что Эдвард осторожно теребил ее за плечо.

– Малика, просыпайся, пожалуйста, ну сколько можно?

– Жестоко будить меня в такую рань, – пробурчала она, – что-нибудь случилось?

– Да, – паренек покраснел и расплылся в улыбке, – на рассвете принесли почту. У меня сестра в деревне замуж выходит, на свадьбу зовет. Как думаешь, Уэлш меня отпустит? Ну, хотя бы на пару дней?

Малика зевнула.

– Поезжай. Прямо сейчас. Перед Генрихом я сама отчитаюсь, хорошо?

– Но я…

– Никаких «но». Сестра – это важнее, чем ворчливая стареющая ведьма. Я сама скажу Уэлшу, что тебя отправила, хоть ты и сопротивлялся. Договорились?

– Да! – Эдвард, почти приплясывая, двинулся к двери. Затем обернулся, – с тобой ведь ничего не случится, а? Если меня рядом не будет?

– Если бы со мной должно было что-то случиться, то оно бы уже случилось независимо от того, рядом ты или нет, – буркнула Малика. И вспомнила то странное чувство слежки, возникшее у нее в сумерках.

Эдвард внезапно подался к ней и, наклонившись, чмокнул в щеку.

– Спасибо! Ты не представляешь, как я счастлив, что увижусь с ней…

– Так поспеши…

Малика встала с постели, накинула халат и прошествовала на кухню. Там, само собой, ее уже ждала чашечка ароматного кофе – «мне будет так не хватать этого кофе. И вечерних прогулок тоже».

– Возвращайся, обещай, что вернешься, – прошептала она, надеясь, что Вирс ее не услышит.

Он и не услышал: напевая себе под нос, Эдвард поспешно бросал в саквояж самое необходимое. Малика быстро выпила кофе, отставила пустую чашку.

– Ненавижу прощания. Я, пожалуй, пойду к модистке, а ты отдай ключи консьержу.

– Как скажешь, – Эдвард недоуменно пожал плечами, – неужели ты будешь по мне скучать?

– Разумеется. Я всегда мечтала иметь младшего брата, – и Малика, улыбаясь, пошла одеваться.

По правде говоря, ей вовсе не нужно было к модистке. Просто ей совершенно претили чувствительные сцены расставания. Не сказать ему ничего – ощутит себя никому не нужным. А что говорить – самому Всеблагому неизвестно.

Поэтому ведьма оделась и отправилась к той самой мраморной скамье. Ее охватил охотничий азарт, напрочь заглушивший голос рассудка. В конце концов, она все еще агент по делам нечеловеческих сущностей, и ее наипервейшая задача – понять, что за тварь прячется в тенистом саду!

По дороге Малика купила склянку молока, несколько бисквитов и до невозможного сентиментальный роман в дешевой обложке. Удобно расположившись на скамье, ведьма приготовилась ждать столько, сколько нужно. Все равно дома ей делать было нечего, а денек стоял прекрасный – нежаркий, но солнечный.

«Ну, поглядим, кто здесь прячется», – подумала она и раскрыла роман.

…К вечеру она не чувствовала ничего кроме разочарования. Героиня литературного шедевра оказалась полной дурой, герой – и того хуже, хотя трудно было представить, куда ж еще хуже. Ведьма съела все бисквиты, запивая молоком. А тот, ради кого она сюда пришла, так и не дал о себе знать. В саду за спиной было тихо и мертво.

Малика решила дождаться темноты. Она снова раскрыла книгу и принялась перечитывать самые сентиментальные эпизоды вроде того, когда Он упал перед Ней на колени и предложил руку и сердце, а Она отказала ему, ссылаясь на давнюю вражду между их семиюродными сестрами.