Великий Ленин. «Вечно живой» - Владимир Поцелуев

Еще более разводило понимание бывших партнеров по правительственной коалиции исключение из Советов правых эсеров и меньшевиков, состоявшееся 14 июня 1918 г. Левые эсеры стояли на точке зрения демократизма и справедливо полагали, что, во-первых, нет оснований «устанавливать участие партий в контрреволюционных попытках как партий», а во-вторых, «ставить вопрос (об исключении) до съезда Советов формально недопустимо, так как представители эсеров и меньшевиков (во ВЦИК) делегированы от съезда, и их исключение может быть решено только съездом». Решение ВЦИК от 14 июня, принятое голосами большевиков, точно дамоклов меч зависло над всей партией социалистов-революционеров.

Таким образом, большевики стали осуществлять функции, не свойственные политической партии. Идеология ленинизма стала превращаться в государственную политику, обязательную для всего населения России. И вся эта идеология насилия исходила от большевистских вождей, которые к лету 1918 г. объединяли в рядах своей партии 80–100 тысяч[452] членов почти 150-миллионной России.

Политическое противостояние большевиков и левых эсеров все более и более обострялось как по вине большевистского диктата, так и одержимо нацеленных на всемирную революцию левых эсеров. 24 июня ЦК ПЛСР принял решение, в котором отмечалось, что он «считает возможным и целесообразным организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма…»[453]. Кто являлся представителем «германского империализма», догадаться было нетрудно.

В резолюции третьего съезда ПЛСР, проходившего 28 июня – 1 июля 1918 г. и представлявшего, по подсчетам мандатной комиссии, не менее 300 тысяч ее членов, политика РКП(б) подверглась резкой критике. «Повышенная централизация, – подчеркивалось в резолюции, – увеличивающая систему бюрократических органов диктатурой, применение реквизиционных отрядов, действующих вне контроля и руководства местных Советов, культивирование комитетов бедноты… все эти меры создают поход на Советы крестьянских депутатов, дезорганизуют рабочие Советы, вносят путаницу классовых отношений в деревне, создавая гибельный фронт города и деревни». В заключительном слове Камков призвал «вновь поднять революционное восстание… для восстановления попранных завоеваний революции. В этой борьбе мы, левые эсеры, сыграем главную и решающую роль… Мировая революция, – заявил Камков, – придет путем нашего восстания против германского империализма». Съезд дал директиву ЦК «всемерно способствовать расторжению Брестского договора, не предрешая ни одной формы такого расторжения».

Большие надежды левые эсеры возлагали на приближающийся пятый Всероссийский съезд Советов, на котором они имели 30 % мандатов. Они предполагали, что «правительство и его партия под натиском революционного настроения трудящихся, идущих за партией левых эсеров, вынуждены будут изменить свою политику…». Однако первое же заседание съезда Советов, 4 июля, показало непримиримость позиции большевиков. Ленинцы оказались в большинстве потому, что мирная обстановка эгоистически влияла на массы, которые не хотели воевать с далекими немцами и тем более за всемирную революцию, но готовы были биться насмерть друг с другом за свое благосостояние. Одни отстаивали его, другие – присваивали якобы свое, о котором настойчиво твердили большевики.

6 июля сотрудником ВЧК, занимающимся вопросами безопасности германского посольства, Я.Г. Блюмкиным был убит граф Мирбах. Покушением на немецкого посланника левые эсеры решили «апеллировать к солидарности германского пролетариата, чтобы совершить реальное предостережение и угрозу мировому империализму, стремящемуся задушить русскую революцию, чтобы поставить правительство перед свершившимся фактом разрыва Брестского договора, добиться от него долгожданной объединенности и непримиримости в борьбе за международную революцию»[454]. Однако немецкий пролетариат не поддержал российских левых эсеров-террористов, правительство Германии не разорвало Брестского договора. Совнарком принял решение арестовать левоэсеровскую фракцию пятого съезда Советов, заявление Прошьяна, разославшего телеграфом по всей России весть о взятии власти левыми эсерами, объявлялось авантюрой. Ленин телеграфировал И.В. Сталину 7 июля 1918 г.: «У нас заложниками сотни левых эсеров. Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истерических авантюристов, ставших орудием в руках контрреволюционеров». И в конце: «…будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще»[455].

13 человек наиболее активных зачинщиков были посажены на гауптвахту в Кремле. СНК создал следственную комиссию во главе с наркомом юстиции П. Стучкой. По делу было допрошено 650 человек, материалы следствия были переданы в Ревтрибунал ВЦИК. 11 человек, в том числе П. Прошьян, Б. Камков, Я. Блюмкин и др., получили по три года тюрьмы, к году заключения были приговорены Ю. Саблин и М. Спиридонова, которых через два дня, «принимая во внимание их прежние заслуги перед революцией», амнистировали[456].

Главное же заключалось в том, что террористический акт наиболее «решительных» левоэсеровских вождей расколол партию, дискредитировал ее членов и лишил возможности участия во власти.

Лидер партии левых эсеров Мария Спиридонова на гауптвахте Московского Кремля в ноябре 1918 г. изложила в открытом письме ЦК партии большевиков свое отношение к их политике. По мнению Спиридоновой, компромисс левых эсеров с большевиками нужен был, чтобы приобрести «возможность гласной борьбы с вами» (большевиками. – В.П.). Возмущение Спиридоновой и ее товарищей вызывало то, что «крестьянская масса была раздавлена, загнана, затравлена и поставлена под начало военно-революционных комитетов, исполкомов (назначаемых из большевиков) и чрезвычаек…».

«Когда вы увидали, – упрекала большевиков Спиридонова, – что наши массы от нас не ушли, тогда вы начали давить нас всей силой вашего партийного государственного пресса».

Спиридонова упрекает большевиков в том, что они уничтожили власть Советов, перестали считаться с властью трудящихся. «…Ваша политика, – утверждала Спиридонова, – объективно оказалась каким-то сплошным надувательством трудящихся…

Вместо социализированной промышленности – государственный капитализм и капиталистическая государственность; принудительно-эксплуатационный строй остается, с небольшой разницей насчет распределения прибыли, с небольшой, так как ваше многочисленное чиновничество в этом строю сожрет больше кучки буржуазии.