Герой нашего времени.ru - Олег Бажанов

— Прокурорская проверка в полку нарушений не выявила. После того, как узнали, что ты попал под обстрел, «особисты» успокоились, — докладывал Ващенка, потягивая из бутылки тёплое пиво. — Командир полка и начальник штаба передали тебе в подарок штурманские часы. Держи! — Андрей протянул Иванову картонную коробочку. — И пожелания скорейшего выздоровления! Девчонки из госпиталя просили тебя расцеловать. Но трезвым я этого делать не буду! Сейчас выпью ещё пару бутылочек, тогда поцелую. А вот письмо от Тамары.

Ващенка достал из сумки сложенный пополам запечатанный конверт. Взяв письмо, Иванов положил его в нагрудный карман госпитальной куртки со словами:

— Потом прочитаю. Рассказывай, мне всё интересно.

— После известия, что ты попал в госпиталь в тяжёлом состоянии, Тамара высохла вся, — тихо произнес Ващенка. — Это она разузнала, где ты находишься, и дала мне адрес. Она пока ещё в Моздоке, но скоро переводится в Ростов. Там в письме всё написано. Кстати, её тоже «таскали» в особый отдел: про тебя расспрашивали. Саня, ты ответь ей обязательно.

— Отвечу, — пообещал Иванов. — А как твои отношения с Мариной?

— Мы с Мариной решили пожениться, — сообщил Ващенка.

— Серьёзно? — воскликнул Иванов. — Рад за вас! Вот Маринка — молодец!

— Молодец, — улыбнулся Андрей. — Знаешь, командир, полюбил я её. Помнишь наши разговоры о любви? Всё случилось так, как ты говорил. Не представляю теперь без неё жизни.

— Когда свадьба?

— Сегодня на неделю еду к её родителям торжественно просить руки дочери. Она там будет меня ждать. Там и заявление подадим.

— Мне приглашение пришлите.

— Обязательно. Только куда?

— Куда? — Этот вопрос озадачил Иванова. — Я сам тебе позвоню.

— Ладно. А хочешь послушать какой номер «отколол» Мишка Ковалёв?

— Какой? — Иванова интересовало всё, связанное с Ковалёвым.

— Он в Моздоке из вертолёта помогал разгружать убитых. Привезли ребят, подорвавшихся ночью в составе колонны. Трупы складывали прямо на бетон. Ковалёв перепачкался кровью и, как обычно, тут же «принял на грудь». День стоял жаркий, Михаила развезло. Он не нашёл ничего лучше, чем улечься на носилки рядом с убитыми. Пришла машина-труповозка. Комендатура в суматохе не разобралась и вытащила у Ковалёва документы из кармана. Так Михаил попал в список убитых. Когда его стали грузить в машину, Ковалёв очухался, чем перепугал солдат. Сбежал с аэродрома без документов. Потом их кое-как вернул. Но самое смешное было после, когда в часть пришёл запрос из военкомата о пропаже тела. Похоронка вместе с медалью домой пришла, а тела нет. Ковалёв поехал разбираться. Рассказывает, что теперь «достаёт» военкома, чтобы тот выделил ему деньги на памятник. Говорит, что похороны его не скоро, боится не дожить… Кстати, большой привет тебе от него.

— Узнаю Ковалёва! — от души смеялся Иванов.

— Это ещё не всё. По возвращению из отпуска Ирка «наградила» Мишку триппером. Вместе лечились. Но он её не бросил.

— По Мишке и штанишки! — усмехнулся Иванов.

Ващенка замолчал. По его глазам Иванов определил, что Андрей хочет ещё что-то сказать, но не решается.

— Что-нибудь ещё? — поинтересовался Иванов.

— Я решил уходить из армии. Ты правильно говорил, что сейчас никто никому не нужен. Освободилась должность командира экипажа, а меня не утвердили… Квартира мне не светит. Тебе по твоей выслуге должны дать… Перспектива по службе у меня тоже — не очень…

— Это всё? — Иванов чувствовал, что Андрей что-то не договаривает.

— Понимаешь, — пряча глаза, начал Ващенка, — за ту операцию с фермой нас наградили…

— Всех? — у Иванова появилось нехорошее предчувствие.

— Орденами Мужества. Всех… — с трудом проговорил Ващенка и запнулся.

— Не тяни!

— А тебе дали медаль Нестерова.

— А Мельничуку? — спросил Иванов, похолодев.

— Ему орден.

— Кто изменил представления? Я же не внёс Мельничука в общий список! — не годуя, закричал Иванов.

— Замполит этим занимался с командиром эскадрильи, — тихо ответил Ващенка.

— А что командир полка, начальник штаба?!

— Не знаю. На тот момент над всеми висела прокурорская проверка, может, поэтому всё так получилось? — предположил Ващенка и показал Иванову коробочку с медалью и наградную книжечку. — Вот, командир, в полку просили тебе передать, — извиняющимся тоном произнёс «правак».

— Дожили! — Иванов с досадой стукнул кулаком по лавке, на которой сидел. — Даже вручить медаль по Уставу не могут. А трусу — орден! Не стыдно было Мельничуку брать этот орден?

— Иван сиял от радости, когда получал его перед строем полка, — ответил Ващенка и положил руку на плечо Иванова. — Не переживай, командир, это ведь не единственная несправедливость по жизни. Много их было и много ещё будет. Не рви здоровье. Звено знает, кто настоящий герой! И не в орденах счастье.

— Да, орденов-то мне хватит! — зло бросил Иванов. — Убивает несправедливость! Ну и гнида этот Косачаный!

— Редкая сволочь, — согласился Ващенка. — Да, на Мельничука пришёл приказ о переводе в другой полк с повышением.

— И хрен с ним… — Настроение Иванова на весь день было испорчено.

— Слушай, Андрей, — попросил Иванов, чувствуя жгучую обиду, — принеси водки, пожалуйста. Пару бутылок.

— А тебе можно? — осторожно поинтересовался Ващенка.

— Можно. Уже больше месяца спиртного в рот не брал. А сегодня надо.

— Понимаю, — Ващенка поднялся. — Ты извини, командир, что всё так получилось…

— Тебя-то за что извинять? Всё нормально, Андрюха! Водку неси.

— Где тут ближайший магазин?

— Не выходил ещё, но по старой памяти — за углом налево.

— Ну, я пошёл.

— Жду тебя здесь. — Иванов проводил Ващенку долгим взглядом. Потом посмотрел на коробочку с медалью и, не открывая, сунул её в боковой карман куртки. Смотреть на медаль сейчас Иванов не имел ни малейшего желания. Пока Ващенка ходил за водкой, Иванов припомнил все мельчайшие детали того злополучного полёта. Если бы ему просто не дали орден — это ещё полбеды. Но вручить Мельничуку орден, а ему медаль — это позор и унижение!

Ващенка принес две бутылки водки, но пить не стал, отказавшись мешать пиво с водкой перед дальней дорогой.

— Не знаешь, на той высотке кто-нибудь из моей команды уцелел? — задал Андрею вопрос Иванов, открывая первую бутылку.

— Никто не уцелел, Саня. Снаряд попал почти в самую вершину. Одни куски от людей… Если бы ты не спустился ниже — не разговаривали бы мы сейчас.

— Светлая память этим ребятам, — Иванов сделал первый глоток из бутылки. — Хорошие парни были!

— Знаю, что уголовное дело заводить не стали. Списали на боевые потери, — Андрей глотнул пива.

— Кто бы сомневался!.. А что с историей с теми ящиками?.. Помнишь?

— Тишина. Как-будто не было ничего…

— Ты думаешь, зря я тогда?..

— Я этого не говорил.

Посидев немного, Ващенка попрощался с Ивановым и поспешил на вокзал, чтобы успеть на ближайший поезд на Москву. После прощания и ухода «правака» на душе Иванова стало ещё хуже, да так, что ему не хотелось жить. Пригубив первую бутылку водки, Иванов, не закусывая, выпил сразу половину. Потом он помнил, как пошёл в палату, где с мотострелком и танкистом допил остальное. Виктор только чуть притронулся к налитой на дно стакана водке. Потом Иванов уже ничего не помнил.

Ночью у Иванова сильно разболелась голова. Боль отогнала сон. Он сел на кровать возле открытого окна, достал из кармана коробочку и в полумраке стал рассматривать медаль. В луче света, падающего от уличного фонаря, небольшая отливающая бледностью медаль показалась Иванову уродливой. Её планка голубого цвета не вызывала никаких эмоций, кроме обиды на случившуюся несправедливость. Взвесив круглый кусочек металла на ладони, Иванов со всего размаха выкинул её в окно. Размышляя о человеческой несправедливости, он так и не заснул до утра.

Утром он не смог подняться с постели. Голова кружилась и болела, таблетки не помогали. Становилось хуже. Лечащему врачу было доложено, что пациент вчера напился, а сегодня почувствовал себя плохо и не может встать. Врач появился в палате, когда Иванову ставили вторую инъекцию. Иванову казалось, что его череп сейчас расколется от невыносимой боли. Мысли лихорадило — он не мог связать и двух слов. Перед глазами всё плыло. Руки стали непослушными и мелко тряслись. Кончики пальцев немели и пробивались изнутри мелкими иголками. Тошнило. Не хватало воздуха.

— Кто же после контузии пьёт? Умереть захотелось? — по-отечески пожурил Иванова доктор. — В реанимацию…

Иванов потерял сознание…

Иванов очнулся в незнакомой палате. Он лежал, укрытый простынёй по грудь. В руку была вставлена игла капельницы. Он осмотрелся. Кроме него в палате стояли ещё четыре занятые койки. Лежащие на них не подавали признаков жизни. Что-то тихо шелестело, гудел какой-то аппарат. «Реанимация», — понял Иванов.