Фантастика - 1979 - Виталий Севастьянов

— Ну, знаете, — рассмеялся Лавров наконец и в порыве благодарности протянул своему гиду шоколад. — Я потрясен.

Шоколад она взяла, поколебавшись, и спрятала в карман плаща.

— Я вас подожду здесь, ладно? — сказала она, глядя в пол.

Пообедали они тут же, в соседнем доме была столовая.

Впрочем, обедал он один, Томи заказала себе лишь черный кофе.

— Не хочется, — сказала она и объяснила, почему не хочется: — В этом доме «Астория».

— Ну и что? — удивился Лавров, а про себя подумал: «Плохо готовят здесь, что ли?»

— В «Астории» жил Есенин, — ответила она на его «ну и что?», чуть запнувшись на слове «жил». Но он опять ничего не понял.

— Он жил здесь в последний раз, — не очень внятно и опять споткнувшись, теперь уже на слове «последний», объяснила она, и Лавров наконец сообразил:

— А! То-то мне знакомо это название… Значит, он здесь и покончил с юдолью земною?

Она ничего не ответила и отвернулась к окну. А он почувствовал, что есть ему в этой роскошной столовой расхотелось совершенно.

— Что бы вы хотели посмотреть в Ленинграде? — спросила она, когда они вышли из столовой под дождь.

— Ну что… Музеи, конечно.

— В Ленинграде сорок восемь музеев, — сказала она, чуть улыбнувшись.

— Вот как? Ну тогда в Эрмитаж.

Она подумала о чем-то своем и стала рассказывать об Исаакии, о его архитекторе Монферране, о памятнике Петру I, напротив которого они стояли… А потом вдруг перебила сама себя: — Давайте лучше пойдем в Русский музей.

— Всегда готов! — шутливо отсалютовал Лавров и взял своего гида под руку.

После обеда настроение у Лаврова исправилось совершенно. Да и почему бы нет? Номер в гостинице отличный, с видом на этот самый Исаакии, о котором она наговорила столько любопытного, обед тоже был превосходный… Так почему не сделать приятное для пичуги, которая все это ему организовала? Русский так Русский, пешком так пешком. Вот только дождь…

— Вы в самом деле любите дождь?

На этот раз он, кажется, угадал — его спутница оживилась.

— Вам повезло, — сказала она с улыбкой. — Настоящий Ленинград можно увидеть только в такой дождь. Видите, — обвела она вокруг себя рукой, — как смягчены, размыты все краски и линии? Он и есть такой, мой город, — мягкий, нежный…

— Ого! — воскликнул Лавров. — Вы прямо как в любви объясняетесь.

— А я люблю мой город. — В ее голосе прорвались вызывающие нотки. — И вы, если бы пожили дольше у нас, тоже бы его полюбили.

— Да? Возможно, — согласился Лавров и вновь, теперь уже с интересом, оглядел своего гида: высокий чистый лоб, на бровях блестят капельки дождя… «А в ней, пожалуй, что-то есть, — решил он. — Да и лет ей не меньше двадцати пяти», — сообразил он, разглядев у глаз морщинки, и это открытие неизвестно почему его обрадовало.

Русский музей поразил Лаврова своей грандиозностью, пышностью, бесконечностью…

— Откуда вы все это знаете? — окончательно запутавшись в именах художников, в картинах, течениях, школах и модах, сказал Лавров, и против воли в его голосе прорвалось раздражение. Она уловила эти нотки раздражения, бросила на него внимательный, а ему показалось — насмешливый взгляд и взяла его под руку: — А Эрмитаж в два раза больше Русского. Пойдемте, я устала.

Они присели на диванчик в зале Айвазовского, и Лавров сообразил, что этот отдых она устроила не себе, а ему.

— Вы что — штатный гид в СКВ? — спросил он грубовато, давая разрядку своему раздражению.

Она опять на него глянула — быстро, с улыбкой и сказала:

— Я закончила модель крана. Следующая работа — ваша машина. Вы привезли чертежи общего вида?

— Привез, — буркнул Лавров — не ожидал, что дизайнером его машины будет эта пигалица.

— Я вам придумаю хороший силуэт, — рассмеялась она. — Вы не будете на меня сердиться. У вас будет красивая машина.

Лавров молчал. И тогда она снова рассмеялась — тихо, в кулачок:

— Я ведь закончила институт имени Репина. Это, знаете, бывшая Российская академия художеств. И у меня уже есть диплом за автопогрузчик. Диплом первой степени, между прочим, второе место.

Лавров усмехнулся: — А вы умеете…

— Подать себя? — опять рассмеялась она, теперь уже открыто.

— Не городите чепухи, — рассердился он. — Как вас звать?

— Томи.

— А правильно?

— Томи.

— Но отчество-то у вас есть?

— Есть. Но я не люблю, когда меня зовут с отчеством. И вы меня не зовите, ладно?

Лавров усмехнулся и посмотрел на нее ее же взглядом — внимательно-изучающим. Томи выдержала взгляд, осторожно дотронулась до его руки и сказала:

— Посмотрите, какая уравновешенность в картинах Айвазовского. Да и вообще все старые мастера очень много уделяли внимания уравновешенности композиции… А мне, знаете, за что присудили диплом? За четкость и лаконичность силуэта. Я ведь скульптор. Скульптор-неудачник, да?

Лавров, мельком глянувший на «Девятый вал», на который она показала рукой, теперь озадаченно, с удивлением рассматривал ее лицо: тот же высокий лоб, те же серо-голубые глаза, тот же длинный безвольный рот… Но сколько жизни, сколько радости в облике этого серого воробышка!

— Знаете что, — поднялся Лавров неожиданно для самого себя. — Я страшно не люблю гидов. И музеи в том числе. Пойдемте отсюда на свежий воздух — я хочу посмотреть ваш любимый город. И вообще: давайте лучше я буду вашим гидом. А то смешная ситуация: такой огромный детина на поводке у…

— У моськи! — выпалила Томи и рассмеялась, зажав рот рукой.

Они пробродили по улицам остаток дня и весь вечер. Лавров слушал ее рассказы, не очень вслушиваясь, — пусть говорит! Где-то на ходу, в кафетерии, они поужинали, и Томи на этот раз взяла себе наравне с ним: два бутерброда и слойку. Лавров затащил ее в огромный магазин, и они долго ходили между витрин, а Томи отказывалась от всяких подарков, но вдруг он по какому-то наитию, не спрашивая ее, купил сувенирное бра в форме старинного уличного фонаря, и Томи расцвела.

Потом они очутились в каком-то парке. Играла музыка, шел дождь, и с недалекого проспекта доносился чуть приглушенный деревьями шум машин.

— Давайте посидим, — сказала Томи. — Тут есть детские качели, они под крышей… Посидим?

Она нашла эти качели под крышей, бросила на них коробку с бра и пригласила:

— Садитесь, здесь сухо.

Лавров сел рядом, качели качнулись…

Кто-то стучал в дверь.

— Да! — крикнул Лавров, вскакивая с кровати. — Войдите.

Пришел сосед.

— Извините, вот это моя кровать? Извините, пожалуйста, а курить в номере можно? Нет, нет, раз вы не курите… Извините, а горячая вода есть? Извините, пожалуйста, вы сейчас не будете принимать душ?…