Песнь копья (СИ) - Крымов Илья Олегович

Скользя взглядом по страницам расшифрованного и собственноручно записанного текста, волшебник курил трубку. Время от времени он выстукивал из чаши остатки табака и наполнял её заново, туго утрамбовывая табачный лист пальцем. Обыденность, с которой седовласый это делал, походила на кощунство, ибо трубка была безумно красива и сказочно ценна. Мундштук из красной смолы кадоракара, чаша в виде дракона, запрокинувшего голову, выточенная из самого ценного в мире материала — драконьей кости. А он брал её и бесцеремонно стучал о столешницу, не отрываясь от страниц.

Скрипнули воротные петли, Майрон приподнял голову, но присутствия ауры ученика не ощутил. Что-то громко ударилось о дверь и звук успел повториться трижды, пока хозяин шёл по прихожей; через порог перемахнул Лаухальганда. Упругий чёрный мячик принялся кататься и подпрыгивать, взволнованно мяуча. Смысл достигал слушателя с трудом.

Наконец Майрон Синда кивнул и быстро отправился в кабинет. Он оставил там трубку, накинул свой плащ и усадил на плечи мимика, принявшего вид капюшона. С одной из полок он забрал Светоч Гнева и сунул его в левый рукав. Затем седовласый взлетел по лестнице в комнату ученика, чтобы забрать свою старую походную сумку с экстрамерным эффектом. Она сопровождала мага многие годы в разных приключениях, и уже довольно давно принадлежала Оби, — подарок от учителя.

Вскоре Майрон гнал торгаста на восток, жалея, что не может выглядеть внизу хоть что-то. Звёзды давали слишком мало света в сию летнюю ночь. Могла разразиться гроза. Благо, добравшись до Сонного Лежбища, он заметил костры и стал снижаться. Четыре длинных корабля действительно лежали на берегу; мерцали маленькими точками ауры живых существ.

Появление всадника с небес вызвало хор испуганных криков, но Синда не заметил их, ища ту единственную, неповторимую ауру, которая имела значение. Он заметил ученика и восславил за это бога. Обадайя пребывал среди старых и истощённых, погружённый в заботы. Ощутив появление учителя затылком, мальчик радостно вскочил и взял сумку.

— Я знал, что вы её прихватите!

Из безразмерного нутра артефакта стали появляться приготовленные зелья, мази, эликсиры, декокты, запахло аптекой.

Когда от сердца отлегло, Майрон смог сосредоточиться на приблудах, которых насчиталось… больше трёх сотен душ. Мужчины с испуганными, потерянными взглядами, державшие при себе детей; массивные и угрюмые женщины в доспехах и при оружии. Все измучены тяжёлым плаванием и все — большая проблема. Седовласый медленно двинулся по камням, чувствуя запах гниющих водорослей и немытых тел. Отсветы костров выхватывали множество худых красно-чёрных лиц.

Сильно выделялись рядом с прочими чужаками две белые женщины, пристально следившие за седовласым. Невзирая на летний зной они облачились в шубы из белька и горностая, обвешались бусами и браслетами, звеневшими при всяком движении. Шаманки с далёкой Оры, носительницы дикой, непредсказуемой магии, такой же холодной как их полуживая красота. Скупая память Майрона, вытянула из закромов имена: Хейдрун, Бергдис.

Они пытались разглядеть его ауру, оценить силу, хотели знать, смогут ли одолеть хозяина острова. Но пусть хоть все глаза выглядят, ничего кроме ложной ауры им не распознать, а даже если бы смогли, увидели бы на месте человека пустоту…

Внезапно он осознал, что после смерти Орзы, — а старуха наверняка уже давно почила, — именно Бергдис и Хейдрун должны были стать помощницами правительницы острова Ора. Раз они здесь, среди всего этого измученного отребья…

Серо-голубые глаза поймали его взгляд и сердце пропустило удар. В памяти Майрона эта женщина была выше, полная сил и дерзости. А ещё великой женской дури. Теперь же она казалась другой, более зрелой и мудрой, но всё такой же красивой, как в день их встречи. Конани1 возвышалась над всеми, храня гордый образ вопреки усталости. На лице появились морщинки, новые шрамики, в огненные волосы вкралась седина, но, несомненно, то была она.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

# # 1 Титул, соответствующий королевскому на северных островах.

Женщина решительно приблизилась, глядя в тень под капюшоном и поклонилась вдруг.

— Моё имя Йофрид, почтенный. Мы вторглись в ваш удел без злого умысла. Приношу свои извинения.

Седовласый оцепенел, услышав этот голос спустя… пятнадцать лет? В немом восхищении он разглядывал её, а внутри что-то почти отмершее встрепенулось вдруг и отчаянно возжаждало жизни.

— Кто вы такие? — спросил он, зная ответ.

— Орийки, почтенный. Мы… — Йофрид убрала со лба рыжую прядь, — переселенцы. Держали путь в Вестеррайх, но заблудились в буре.

— Вот как? Летом море добреет, но вы, кажется, пострадали от него. Плавание затянулось? Приходилось идти против ветра?

Йофрид многого могла ожидать от незнакомца в чёрных одеждах: высокомерия, недовольства, презрения и даже гнева, но его въедливость ошарашила её. Ощущение чего-то знакомого словно промелькнуло на краю сознания.

— Погода действительно подвела. Пришлось идти много западнее, вдали от известных путей, мы израсходовали пресную воду, почти всю пищу, многие, кто был с нами в начале, отправились к морским богам. Наконец мы нашли сушу, но радость оказалась преждевременной. Там встретили нас ужасные твари, названия которых не ведаю.

— Вероятно, вы высадились далеко на северо-западе отсюда, — на Когтях Дракона. Это часть Дикоземья.

— Да, так и было. Они пришли в ночи, не боясь ни огня, ни железа, покалечили многих моих воительниц, некоторых унесли в темноту. Мы отбивались до рассвета, а потом бежали с позором.

— Опасные земли. И воды тоже. Ужели непогода отнесла вас так далеко? Вы почти вышли в море Огня, а оттуда корабли не возвращаются.

Ложь, которую женщина собиралась сказать, застыла на растрескавшихся губах, она не привыкла врать и плохо с этим справлялась. Раздалось тихое ворчание, почти рык, — это обратила на себя внимание молодая воительница, державшаяся чуть позади Йофрид.

На северянку она была непохожа, — черноволосая и кареглазая. Девчонка, если аура не врала, но не по годам рослая, широкоплечая, высокая. Некрасивая, вся нескладная, жилистая, с густыми, почти сросшимися бровями и заметной щелью меж верхних резцов. Но всё же было в этой особе нечто примечательное; возможно, — неистовый гнев, плескавшийся в глазах, или, быть может, уверенность, с которой мозолистые руки держали топор. Казалось, ещё немного, всего мгновение, и она бросится на незнакомца, очертя голову.

— Уж ладно. — Майрон пристально следил за черновласой. — Невежливо со стороны хозяина утомлять гостя расспросами. Вы ведь гости? Не завоеватели?

— Гости, — подтвердила Йофрид с надеждой, — если вы готовы принять нас.

Он кивнул.

— Добро пожаловать. Я обеспечу страждущих пищей на первое время, но потом прокормитесь сами. Ладосар обилен и щедр. Однако есть три закона, которые не следует нарушать.

— Мы не посмеем…

— В самых глубоких чащах вы найдёте смерть, так что никогда не ходите туда. Это первый закон. Также нельзя ходить в лес ночью, а если ночь застала вас в лесу, не дозволено отходить от костра, и это второй закон. Нельзя разводить костров или оставлять иные признаки своего присутствия на восточных берегах острова. Это третий закон. Пока что всё.

Он пристально взглянул на Йофрид из тени капюшона. Женщина, перенесшая тяготы пути, измождённая, оголодавшая, вероятно больная, всё равно казалась Майрону прекрасной.

— Мы будем следовать вашим законам, почтенный, — ответствовала она.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Надеюсь. И пока вы здесь, постарайтесь не шуметь. Если разбудите старого Боргольда, он убьёт вас.

Йофрид не поняла, а Синда усмехнулся:

— Ваши шаманки слишком пристально следят за мной и ничего больше вокруг не замечают. Посмотрите на эти валуны вокруг, их сотни здесь. И всё это — спящие скреллы. А вон тот громадный, большой как дом, видите? Это их родитель Боргольд. Он ненавидит просыпаться раньше осени и, если разбудите его, старик убьёт вас всех. Так что тс-с-с.