Неземная - Синтия Хэнд

— Клара, — медленно говорит мама, очевидно не закончив свою исповедь.

— Я все поняла, — отвечаю я резко. — Тебе плохо. А мне надо поспать на случай, если завтра придется исполнять свое предназначение.

Я выключаю телевизор и бросаю пульт на диван, затем встаю и прохожу мимо нее к лестнице.

— Мне жаль, детка, — говорит она так тихо, что я не знаю, хотела ли она, чтобы я это услышала. — Ты даже не представляешь, как мне жаль.

Я останавливаюсь на середине лестницы и оборачиваюсь.

— Тогда расскажи мне, — говорю я. — Расскажи мне свою историю.

— Что тебе рассказать?

— Все. Все, что ты знаешь. Начиная с твоего предназначения. Тебе не кажется, что было бы мило, если бы мы сели за чашкой чая и поговорили о своих предназначениях?

— Я не могу, — отвечает она. Ее глаза темнеют, зрачки расширяются, словно мои слова причиняют ей физическую боль, а потом выражение ее лица становится пустым, как будто она закрывает дверь между нами. В груди становится тесно, частично потому, что меня приводит в бешенство то, как быстро она отгораживается от меня, но еще и потому что это показывает, что она так старается держать меня в неведении, просто не веря, что я смогу выдержать правду.

А это должно значить, что правда ужасна.

Или так, или, не смотря на все ее поддерживающие материнские разговоры, у нее нет ко мне совсем никакого доверия.

Следующий день отмечен красным. Этим утром я стою в прихожей, пытаясь решить, надевать или не надевать фиолетовую куртку. Если я ее не одену, начнется ли пожар все равно? Может ли это быть настолько просто? Неужели вся моя судьба может зависеть от простого выбора одежды?

Я решаю не проверять. По этой же причине я не пытаюсь избегать пожара. Я хочу, чтобы это закончилось. Кроме того, на верху в облаках будет холодно. Я надеваю куртку и выхожу на улицу.

Я уже пролетела половину пути, когда меня захлестывает волна печали. Это необычная печаль. Это не из-за Такера, Кристиана или родителей. Это не жалость к себе или подростковое недомогание. Это настоящее чистое горе, будто кто-то, кого я любила, неожиданно умер. Оно проносится в моей голове до тех пор, пока не застилает мое зрение. Оно душит меня. Я ничего не вижу. Моя легкость исчезает. Я начинаю падать, хватаясь за воздух. Я такая тяжелая, что обрушиваюсь, словно камень. К счастью, я упала на дерево, а не шлепнулась на камни и погибла. Вместо этого я под углом ударилась о верхние ветки. Мои правые рука и крыло зацепились за ветки. Раздался хруст, сопровождаемый сильнейшей болью в плече, которую я когда-либо испытывала. Я кричу, когда земля стремительно приближается. По пути вниз я закрываю лицо уцелевшей рукой, защищаясь от царапин и хлестких ударов. Когда до земли остается около двадцати футов, мои крылья застревают в ветках, и я остаюсь висеть.

Я знаю, что здесь Черное Крыло. Даже в панике и страдая от боли, я в состоянии прийти к этому небольшому заключению. Это единственное, что может иметь смысл. Это значит, что мне пора убираться отсюда, причем быстро. Я закусываю губу и пытаюсь освободиться от веток. Мои крылья серьезно запутались, и я почти уверена, что правое сломано. У меня уходит минута, чтобы вспомнить, что я могу втянуть их, и я падаю все оставшееся расстояние до земли.

Я больно ударяюсь о землю и вновь дико кричу. Боль в плече после столкновения с землей так сильна, что я близка к потере сознания. Я не могу наполнить легкие воздухом. Не могу ясно думать. Моя голова затуманена печалью. Она становится все хуже, усиливается с каждой секундой до тех пор, пока мне не начинает казаться, что сердце просто взорвется от боли.

Это значит, он приближается. Я отчаянно пытаюсь сесть и понимаю, что не могу пошевелить рукой. Она свисает с моего плеча под странным углом. Никогда раньше я ничего себе не ломала. Где же моя потрясающая способность исцеляться, когда она мне так нужна? Я осторожно встаю на ноги. Чувствую, что половина лица влажная. Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к щеке и обнаруживаю на пальцах кровь.

Не важно, думаю я. Надо идти. Немедленно.

Каждое мое движение отдается в плече, посылая шоковые волны боли через все тело. В этот момент я чувствую, что действительно могу умереть. Без надежды, без света, без молитвы у меня на губах. Мне так плохо. Мне хочется просто лечь и сдаться ему.

Нет, говорю я себе. Ты чувствуешь Черное Крыло. Продолжай идти. Переставляй одну ногу за другой. Уходи отсюда.

Я бреду вперед, пошатываясь, еще пять футов и прислоняюсь к дереву, тяжело дыша, собираясь с силами. Затем я слышу позади мужской голос, летящий в мою сторону сквозь деревья, словно его несет ветер. Это точно не человек.

— Здравствуй, маленькая птичка, — говорит он.

Я замираю.

— Серьезное было падение. Ты в порядке?

Глава 20

Адская боль

(Переводчик: Inmanejable; Редактор: [unreal])

Очень, очень медленно я оборачиваюсь. Человек стоит на расстоянии десяти футов, с любопытством разглядывая меня.

Он безумно привлекательный. Не могу поверить, что не заметила это в тот день в торговом центре. Думаю, все полнокровные ангелы должны быть потрясающе великолепными, но почему-то до сих пор я не осознавала, что они на самом деле такие. Если есть склад для идеальных мужчин, то этот парень прибыл прямиком оттуда.

Он не такой, каким кажется: не молод, но и не стар, его кожа без самого мельчайшего порока или недостатка, а волосы угольно-черные и блестящие. Но я прекрасно знаю, что он старый. Ему лет не меньше, чем камням, что находятся под ногами. В нем до сих пор чувствуется сверхъестественное. Я каждым своим нервом чувствую грусть, которую он не показывает на своем лице. Его губы даже слегка искривлены в то, что, как предполагается, должно быть симпатичной улыбкой. Если б я не знала его хорошо, то подумала, что у него добрый голос, и он искренне хочет помочь мне. Словно он не какой-то большой плохой ангел, который может меня убить одним своим мизинцем, а всего лишь просто заинтересованный прохожий.

Я не могу убежать. Мне некуда бежать. Я не могу улететь. Горе забирает всю мою легкость, словно тень, закрывшая солнце. Я, вероятно, умру. Мне хочется накричать на свою мать. Я стараюсь напомнить себе через отчаяние Черного Крыла, которое тяжестью давит на меня, словно мокрое одеяло, что на другой стороне тонкой вуали есть небо и этот человек, самозванец, может убить мое тело, но он не может коснуться моей души.

Я не знала, что до сих пор искренне верила. Мысль о вере мгновенно делает меня смелее. Я стараюсь не думать о Такере, Джеффри и всех других людях. Я все оставлю позади, если этот парень убьет меня сейчас. Я изо всех сил пытаюсь стоять прямо и смотреть ему в глаза.