Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы - Джон Мэн

При подъеме очень скоро добираешься до места, которое некогда явно искусственно разровняли. Этот участок тоже считается священным. Здесь стоит еще одно овоо с небольшими подношениями у основания: бутылками из-под водки, блюдечками для курительных палочек. Именно тут, вне всяких сомнений, некогда стоял храм Каммалы. В 1961 году Иоганнес Шуберт из Лейпцига, первый житель Запада, поднявшийся на эту гору, нашел здесь множество полукруглых черепичин и кусочков керамики. Теперь в поисках таких вещей придется изрядно попотеть. Я нашел два кусочка черепицы, благодаря чему у меня перед глазами вдруг вспыхнула сцена: 29-летний Каммала наблюдает, как 50 строителей-китайцев трудятся на деревянных стенах и столпах, в то время как поблизости мастера-кровельщики формуют из местной глины изогнутые черепичины, которые кладут сушиться на покрытое мешковиной бревно. Позже их подвергнут обжигу в стоящей поблизости печи.

Каммала наверняка очень старался скорее завершить работу. Он знал, что жить его деду осталось недолго.

И в самом деле, через год после возвращения Каммалы Хубилай, которому уже давно шел восьмидесятый год, уже почти не мог функционировать иначе, чем с помощью своей жены Намбуи.

28 января 1294 года, в Новый Год по лунному календарю, Хубилай оказался слишком болен, чтобы посетить обычные церемонии в Пекине. Никакого облачения во все белое, никакого большого приема для получения дани и славословий от приехавших в гости подданных, никакого смотра войск и парада богато украшенных слонов и белых лошадей, никакой давки на пиру в Большом Зале. Должно быть, все знали, что конец близок, и гонец галопом помчался к единственному человеку, который мог поднять дух хана: Баяну, все еще ждущему нового назначения в 300 км от столицы, в Датуне. Через три дня — наверняка не больше при тех обстоятельствах — Баян был рядом с ханом. Но и он ничего не мог сделать, кроме как обещать вечную преданность. Хубилай знал, что конец его близок, и попросил Баяна быть одним из трех его душеприказчиков (другими были главный цензор и управляющий политическими делами в Секретариате). Хан постоянно слабел и 18 февраля умер.

Через два дня была готова похоронная процессия. Учитывая богатство Хубилая и суммы, которые он тратил на военные кампании, она могла показаться крайне скромной. И все же свита насчитывала сотни человек: члены семьи и правительства, которые были способны выдержать предстоящее путешествие, плюс стража, погонщики скота, конюхи, повара, домашние слуги, сопровождаемые заводными лошадьми, повозками для женщин, повозками для юрт и верблюдами, везущими все необходимые принадлежности для ханской процессии, которая три недели пробудет в пути длиной в 1000 км. Где-то весьма близко к голове колонны, за стражей, двигался катафалк Хубилая: повозка с установленной на ней юртой, скрывающей большой гроб, наглухо закрытый и набитый пряностями и другими консервантами. Покрывая, вероятно, по 50 км в день — приличная скорость для такой толпы, — колонна, извиваясь змеей, протянулась через горы, охраняющие подступы к Пекину, где ныне тянется Великая Китайская Стена, через гребни и долины к старой монголо-китайской границе у Калгана (современного Чжанцзякоу) и поднялась на Монгольское плато; избегая поворота направо к Ксанаду — это означало бы двухдневную задержку, — кортеж потянулся через пыльную пустыню Гоби, пока пески не сменились травянистыми холмами, неглубоким Керуленом и, наконец, предгорьями Хэнтэя.

Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем, где именно он покоится. Есть одно место, в получасе восхождения от храма Каммалы, где поднявшийся туда оставляет позади деревья, ставшие на этой высоте низкорослыми и редкими, и выходит на ровную площадку. Вершина горы еще далеко впереди, иногда прорывающаяся каменной волной, а иногда скрытая тучами. Участок, на котором стоишь, похож на кладбище. Так я подумал, когда впервые увидел его, потому что так думали и другие. «Могилы», которые можно видеть тут, это камни неправильной формы, от метра до трех в поперечнике. Их, как мне представляется, несколько сотен. Легко вообразить, будто это настоящие могилы — кучи камня похожи на приплюснутые могильные холмики. Но что-то не соответствует. Кучки лежащих рядом камней представляют собой неправильной формы кляксы, и они сплошь плоские. И все же вокруг стояло несколько овоо — каменных, высотой с метр или около того. Сегодня сюда поднимается достаточно людей, чтобы соорудить и охранять овоо. Так почему бы не охранять и «могилы»? К тому же они на главной тропе к вершине — наверняка не самое лучшее место для тайного погребения.

Сейчас я считаю эти каменные скопления геологическими образованиями, результатом многовековых морозов, творящих свои чары над осыпавшимися камнями. Эти характерные для холодной погоды и вечной мерзлоты процессы основательно изучаются редкой породой ученых, называемых криогеологами. Если вы заглянете в какой-нибудь учебник криогеологии, то увидите выложенные из камней узоры — многоугольники, круги, кольца и бугры, которые невероятно похожи на искусственные образования, вроде «ведьминых колец» из камня. В самом деле, некоторые из первых исследователей, которые впервые увидели их среди арктических ландшафтов, сочли их искусственными образованиями. Но это не более чем результат перепадов температуры, вызывающих у камней мелкие расширения и сжатия, заставляя их рассортировываться на разные размеры и формы. Никто не знает, сколько на это требуется времени, ибо это происходит на протяжении целых геологических эпох. Эти скопления камней не более рукотворны, чем снежинки или многоугольники из грязи в пересохших озерах.

Но эти каменные круги наводят на одну странную мысль, а не предлагают ли эти природные «могилы» идеальную маскировку для подлинных? Кто разберется, которая из сотен настоящая? Даже сегодня, при современной археологической технике, потребуются миллионы долларов и лет труда, чтобы исследовать их все. Честно говоря, этого никогда не будет.

Я уверен лишь в одном: Каммала не выбрал бы неправильное место.

Когда я вспоминаю то восхождение, в голове у меня вновь и вновь прокручивается одна и та же сцена: цепочка людей, тянущаяся вверх по склону среди стройных елей, выходит на эту открытую площадку. Все они одеты в меха, защищающие от лютого холода, их изукрашенные кожаные сапоги с загнутыми кверху носками соскребают тонкий снежный покров до скрывающейся под ним твердой земли. Шесть человек — нет, восемь, так как бремя у них тяжелое — взваливают на плечи два шеста, на которых покоится простои гроб, завернутый в синий и желтый шелк. Среди присутствующих нет никаких лам и никакой буддийской символики: это погребение является возвратом к аскетической кочевой традиции, которую любил Чингис. Возглавляемые шаманом с барабаном и погремушкой, эти люди следуют к краю плато, откуда открывается изумительный вид: заснеженная долина и замерзшая река, которая, петляя, уходит к отдаленным горам. Это страна, которую их хан никогда не видел и все же называл своей родиной.

Одна маленькая группа не так давно пробыла здесь какое-то время, и, надев рукавицы, убрала камни с одного из сотен каменных кругов. Костер, разожженный в небольшом углублении на месте удаленных камней, заставил оттаять твердую как железо землю. Медленная работа железными лопатами создала могилу. Теперь следует благоговейное опускание гроба в вырытую яму, а потом молитвы и заклинания шамана, сопровождаемые постоянным боем его барабана, затем камни один за другим вновь укладывают на место, пока ничто больше не отличает этот круг от любого другого. Хубилай покоится рядом со своим дедом Чингисом, оба они стали частью ландшафта, из которого произросли они сами и их империя.

Эпилог

НАСЛЕДИЕ ВЕЛИКОГО ХАНА

Вскоре после погребения Хубилая на Бурхан-халдуне был созван курултай, призванный решить, который из двух внуков, Каммала или Тэмур, наследует ему (временно избранный Хубилаем Тэмур так и не был утвержден официальным престолонаследником). Возник спор. Ханша предложила решение: Хубилай сказал, что править достоин тот, кто лучше знает изречения Чингиса. Все согласились, что двое претендентов должны вступить в состязание. Тэмур, более молодой, отличавшийся красноречием и умением ввернуть цитату, продекламировал изречения очень хорошо, в то время как Каммала, будучи заикой, никак не мог с ним тягаться. Все дружно воскликнули: «Тэмур знает их лучше! Именно он достоин венца и трона!»

В теории наследство Тэмуру досталось поразительное. Его семья правила Китаем, Кореей, Тибетом, Пакистаном, Ираном, большей частью Турции, Кавказом (Грузией, Арменией и Азербайджаном), большей частью населенной России, Украины, половиной Польши — одной пятой всей земной суши. Фактически же, как и у Хубилая, власть Тэмура над более отдаленными пределами его всеевразийской империи была чисто номинальной. Ее кочевые корни были романтикой в душе размякшей монгольской аристократии, которая редко навещала Монголию и имела не больше связей со своей «родиной», чем нью-йоркские ирландцы, марширующие по Пятой Авеню в День святого Патрика. Империя стала ветшающим сооружением, и трещины на нем замазывались воспоминаниями о ее основателе.