История России с древнейших времен. Книга V. 1613-1657 - Сергей Соловьев

В 1623 году на свадьбе татарского царевича Михайлы Кайбуловича поссорились однородцы Бутурлины: Василий Клепик-Бутурлин бил челом, что ему велено быть на свадьбе в сидячих, а брату его, окольничему Федору Левонтьевичу Ворону-Бутурлину, — в посаженых отцах, и ему в сидячих быть нельзя, потому что он по роду своему больше Федора многими местами; а Федор бил челом, что Василию можно быть меньше его. «В родстве они с нами, — говорил он, — разошлись далеко, служили по Новгороду и отечество свое истеряли; а деды его, Федоровы, родные, и дядя, и отец отечества своего нигде не истеряли, и на свою братью новгородцев этих бивали челом, чтоб ими не считаться; эти новгородцы бывали с их дедами и отцами в товарищах, бывали и в головах, а их отцы и деды знатны были, и во всех государевых чинах бывали, и в родословце описаны все по именам, а новгородцев этих по чему знать: сколько их плодилось и кто у них большой и меньшой брат? И они их не знают, и как им считаться с ними по роду?» Государи, слушав выписки из разрядов и родословца, указали: по разрядам окольничего Федора Бутурлина оправить, а Василия Клепика да Ивана Матвеева Бутурлиных обвинить; а что по родословцу Василий да Иван пошли от большого брата и Федор от меньшого, то после родители Василья и Ивана потеряли многими потерками. На государевой свадьбе в 1624 году произошел спор между лицами познатнее. Чтоб избежать местничества, государь указал быть на своей радости без мест и для укрепленья велел подписать указ думным дьякам и приложить государеву печать. Несмотря на то, боярин князь Иван Васильевич Голицын объявил, что ему меньше бояр князей Ивана Ивановича Шуйского и Дмитрия Тимофеевича Трубецкого быть нельзя, и на свадьбу не поехал; на увещание царя и патриарха отвечал обычными словами: «Хотя вели государь казнить, а мне меньше Шуйского и Трубецкого быть никак нельзя». Государь объявил об этом боярам, и те отвечали, что князь Иван Голицын сделал так изменою и по своей вине достоин всякого наказанья и разоренья. Вследствие этого приговора великие государи указали: у князя Ивана Голицына за его непослушанье и измену поместья и вотчины отписать, оставить за ним в Арзамасе одно вотчинное село, которое поменьше, а его с женою сослать в Пермь. В 1642 году племянник этого Голицына, боярин князь Иван Андреевич, проиграл дело с князем Черкасским; думный дьяк сказал ему: «Был государь при иноземцах в золотой палате, и ты, князь Иван, в то время хотел сесть выше боярина князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского и называл его своим братом и тем его обесчестил: боярин князь Дмитрий Мамстрюкович — человек великий и честь их старая, при царе Иване Васильевиче дядя его, князь Михаил Темрюкович, был в великой чести, и бывали с ним многие». Голицына посадили в тюрьму. Мы видели, что князь Лыков за свой отказ быть с Черкасским должен был заплатить бесчестье последнему; Пожарский соглашался быть с Черкасским в младших воеводах бесспорно; но в 1633 году князья Куракин и Одоевский, назначенные в сход к Черкасскому, били челом, что они быть с Черкасским готовы, но если вперед кто-нибудь из равных или меньших им не захочет быть с ним в товарищах, то чтоб от этого им, Куракину и Одоевскому, и родичам их бесчестья и позору не было, причем Одоевский припомянул о деле Лыкова. Черкасский бил челом на Куракина и Одоевского, говорил, что Лыков бил челом, будто ему в одном полку с ним быть нельзя за тяжелым его нравом, а не за отечеством, да и за это недельное челобитье доправлено на князе Лыкове бесчестье 1200 рублей; а в отечестве князю Лыкову бить на него челом нельзя: при прежних государях с его, Черкасского, ближними родственниками бывали князь Шейдяков и другие многие большие роды, до которых и лучшим в их родах между Оболенскими, Куракиными и Одоевскими в отечестве многими местами недостало. Бояре приговорили Одоевского и Куракина посадить в тюрьму.

По-прежнему не было почти ни одного назначения на службу, при котором бы назначенные люди не били челом друг на друга; в 1624 году в Тулу были назначены воеводами князья Иван Голицын и Никифор Мещерский, и Голицын дал знать государю, что дворяне приходили к нему в съезжую избу с великим шумом, сотенные и подъездные списки перед ним пометали и сказали, что им в головах от него быть нельзя для товарища его князя Никифора Мещерского. В 1633 году послал государь в Стародуб к воеводе Бутурлину в товарищи воеводу Алябьева, да с ним велено быть дворянам московским, жильцам и дворовым людям; но дворяне и жильцы били челом государю на Алябьева, что у него в полку быть нельзя, потому что и последний дворянин и жилец ему, Алябьеву, в версту; тогда государь указал дворянам и жильцам быть с одним Бутурлиным, а с Алябьевым указал быть дворовым людям: подымочникам, сытникам, конюхам, кречетникам, сокольникам, охотникам и детям боярским царицына чина. Иногда дворянин бил челом, что ему нельзя быть в товарищах у такого-то по местническим счетам, а на деле выходило, что под этим предлогом он только хотел отбыть от службы: так, в 1614 году Кикин бил челом на Михалкова, а потом признался, что ему до Михалковых в отечестве дела нет, да и не сошлось, а бил он челом для того, что он человек бедный, подняться ему было в назначенную посылку нечем, и он думал, что его от этой посылки отставят. В 1618 году стольник Богдан Нагово растравил себе руку, чтоб не быть в рындах вместе с князем Прозоровским. Ревность к поддержанию родовой чести выводила иногда наружу удивительные дела: в 1621 году приехал в Москву с воеводства из Бежецкого Верха Максим Языков и подал в разряд послужные списки, как приходили к Бежецкому Верху черкасы, и в послужных списках написаны от него головы с сотнями: князь Андрей Мордкин, Давид Милюков, Алексей Ушаков: но Мордкин и Милюков подали челобитья, что все это Языков выдумал, они в головах у него не бывали, не сошлось им быть у такого в головах, да и службу свою Языков ложно писал к государю: литовских людей он никогда не побивал и приступу к городу не бывало. По государеву указу обыскивали всем городом и нашли действительно, что Языков литовских людей никогда не побивал, приступу к городу не бывало и в головах у него князь Мордкин, Милюков и Ушаков не бывали; государь велел Языкова за воровство бить батогами нещадно да жалованья денежного убавить 25 рублей и поместного оклада полтораста четвертей, а за бесчестье Мордкина, Милюкова и Ушакова посадить в тюрьму на три дня. Явилась попытка подчинить родовым счетам не только назначение на места, но и повышение в чины: князь Федор Лыков бил челом на брата своего, боярина князя Бориса Михайловича Лыкова, «что меньшой мой брат, князь Борис, в боярах, а мне позорно быть в окольничих». Но государь челобитья его не послушал, велел ему быть в окольничих. Назначение женщин к разным торжествам придворным, на обеды к царице подавало повод также к местническим спорам, и женщинам приказывалось иногда быть без мест.

Наскучив беспрестанными спорами и челобитными при всяком назначении, даже и при назначении в рынды, велели было назначать туда из меньших статей , из людей неродословных, которым нельзя было считаться службою предков; но и тут не избежали челобитий: так, стряпчий Ларионов, назначенный в рынды вместе с другим стряпчим, Телепневым, бил челом, что его, Ларионова, отец был городовой сын боярский, а Телепнева отец был подьячий, и из подьячих дьяк, и потому государь бы пожаловал, велел сыскать. Ему отвечали, что ему пригоже быть с Телепневым, потому что отец последнего был у государя думный дьяк, а его, Ларионова, отец — рядовой дьяк, и что они оба люди неродословные, и счету им нет: где государь велит быть, тот там и будь. Несмотря на то, Ларионов бил челом в другой раз; государь кручинился, велел его из стряпчих выкинуть и написать с города за то, что он государева указа не послушал; при этом думный дьяк говорил государевым словом, что государь для докуки и челобитья велел из меньших статей выбирать, к чему были и недостойны такие, но и те бьют челом! Но мало того, что неродословные считались с неродословными же, часто неродословные били челом на родословных, что особенно возбуждало негодование бояр, разбиравших местнические дела; при таких челобитьях родословные люди не хотели даже и судиться с неродословными: так, князья Ромодановские на суд не пошли с Левонтьевыми и сказали: «Нам с Левонтьевыми на суд идти неуместно, потому что они люди неродословные, молодые детишки боярские, а неродословным людям с нами, родословными людьми, никогда счета не бывает», и называли Ромодановские Левонтьевых коновалами. Когда в 1635 году Фустов бил челом на князя Борятинского на том основании, что дядя Фустова при царе Иване в немецких походах был больше одного из князей Борятинских, то думный дьяк сказал Фустову: «Ты бил челом не делом: Борятинские — люди честные и родословные, а ты человек неродословный, хотя родственники твои и бывали в разрядах больше Борятинских, только быть тебе меньше Борятинских можно». В следующем году, по поводу челобитья Голенищева на князя же Борятинского, челобитчику было сказано, что ему можно быть с Борятинским, ибо Борятинские князья нарочитые . Когда тут же Мясной бил челом на Ржевского, то ему сказано: «Вы люди нарочитые, а Ржевские нарочитые родословные люди». Неродословным иногда больно доставалось за челобитье на родословных; в 1617 году Левонтьев бил челом на князя Гагарина, за что думный дьяк бил его по щекам. В 1620 году Чихачев бил челом на князя Шаховского; бояре приговорили челобитчика бить кнутом, но думный дьяк, знаменитый Томила Луговской, сказал боярам: «Долго этого ждать», да, взявши палку, стал бить Чихачева по спине и по ногам, а боярин Иван Никитич Романов другою палкою бил также по спине и по ногам, и оба приговаривали: «Не по делом бьешь челом, знай свою меру». Двоевластие подало также раз повод к местническому делу: князь Петр Репнин, посланный от патриарха Филарета потчевать персидского посла, бил челом, что князь Сицкий, посланный прежде потчевать посла от государя, хвалится, что он этим стал больше его, князя Репнина; государь велел сказать Репнину, что каков он, государь, таков же и отец его, государев, их государское величество нераздельно, тут мест нет, вперед бы он об этом деле не бил челом и их, великих государей, на гнев не воздвигнул. В 1621 году государи велели сказать боярам: «Посылаются в разные государства послы, посланники и гонцы из дворян больших и городовых по разным государским делам, и те дворяне бьют челом государю, что им ехать невозможно, потому что прежде посылались в послах и посланниках их же братья дворяне, которые им в версту, а их посылают в посланниках, и в том себе ставят бесчестье и места; а прежде об этом не бивали челом и мест тут не бывало, потому что посылка послам, посланникам и гонцам бывает в разные государства по разным делам, и не вместе посылают и не за одним делом, часто случается быть дворянам в посланниках, потом в послах, а потом опять в посланниках или гонцах, смотря по делу; это челобитье дворяне вводят новое, для своей чести, а государеву делу чинят помешку; счет и челобитье дворянское прежде бывало в одном: кого с кем пошлют вместе на государеву службу». Бояре приговорили: вперед по таким делам ничьего челобитья не слушать.