История России с древнейших времен. Книга V. 1613-1657 - Сергей Соловьев

Правительство по-прежнему продолжало принимать в службу и раздавать поместья, не обращая большого внимания на происхождение этих новых помещиков. Но городовые дворяне и дети боярские неохотно впускали в свою среду людей низкого происхождения. В 1639 году углицкие дворяне и дети боярские били челом на угличанина же сына боярского Ивана Шубинского: «Верстан тот Иван царским жалованьем, поместным окладом и денежным жалованьем; а потом, не служа государю и не по отчеству, написан он в нашем городе по дворовому списку; а роду их, Шубинских, в нашем городе в дворовом списке не бывал никто при прежних государях и при тебе, государе, а были Шубинские в нашем городе в денщиках, дядя же его, Ивашка, родной был в нашем городе в нарядчиках. Милосердый государь! вели его, Ивана, из дворового списка выписать, чтоб нам от него бесчестным не быть, потому что он пущен в список не по отечеству своему и не по службе». Те же угличане били челом на двоих из своей братьи. Бориса Моракушева и Богдана Третьякова: «Написались тот Борис да Богдан по выбору не за службу, в осаде под Смоленском не сидели и ранены не были; а мы, холопи твои, служим тебе, государю, лет по 30 и по 40, а ложно о выборе не бивали челом. Милосердый государь! вели их из выбору выписать, чтоб нам перед ними в позоре не быть».

Служба мечом считалась честнее службы пером, и потому для дворян было бесчестно служить в дьяках; дьяк Ларион Лопухин бил челом, что родители его служили искони в городах по выбору, а он до дьячества служил в житье (в жильцах), и потому просил отставить его от дьячества. Государь пожаловал: вперед ему в бесчестье, упрек и случай того, что он в дьяках, его братьи дворянам не ставить, взят он из дворян в дьяки по государеву именному указу, а не его хотеньем.

Как еще крепко было основание местничества, родовое единство, видно из следующей челобитной: «Царю государю бьет челом холоп твой Степанка Милюков: указал ты, государь, на нас, холопах своих, на всем роде Милюковых, взять князю Сонцеву-Засекину денег сто рублей за его рабу, а за Васькину жену Милюкова и за его Васькина сына, которого он с нею прижил. Те деньги сто рублей платил я один, занимая в кабалы, росты давал большие и одолжал великим долгом, а не платили тех денег: Матвей Иванов сын Старого Милюков, Андрей Клементьев сын Милюков, Иван Федоров сын Милюков, Давыд Михайлов сын Милюков, Андрей, Федор, Яков и Астафий, дети Ивана Михайлова Милюкова, Ермолай Назарьев сын Милюков, Мосей Емельянов сын Милюков, Сергей Ульянов сын Милюков; а по твоему государеву указу велено взять те деньги на всем роду, потому что о том Ваське били мы челом всем родом Милюковых, а не один я».

Благодаря местническим делам и служебным назначениям, записанным в разрядах, мы можем знать сколько-нибудь о судьбе людей и родов, с которыми так часто встречались в Смутное время. Мы видели, что Годуновы должны были отказаться от тех местнических отношений, на которые давало им право положение их при царе Борисе; один из них, Матвей Михайлович, был боярином при царе Михаиле и воеводою в Тобольске (1620 год); в 1631 году он был послан в Рязань разбирать дворян и детей боярских, а в 1632 был воеводою в Казани; в придворных церемониях, за столом царским нередко упоминается окольничий Никита Васильевич Годунов; жена окольничего Ивана Ивановича Годунова Ирина Никитична, родная тетка царя, была еще жива, упоминается по случаю свадьбы царской в 1626 году. Дочь царя Бориса Ксения, или Ольга, умерла в 1622 году в Суздале; перед смертию она била челом царю, чтоб позволил похоронить ее в Троицком Сергиеве монастыре вместе с отцом и матерью; царь исполнил просьбу. Последний из Шуйских, князь Иван Иванович, возвратившийся из Польши и занявший между боярами следующее ему высокое по отечеству место, упоминается действующим только при одном значительном случае: он присутствовал при чтении обвинительной сказки Шеину перед казнию. Упоминаются между стольниками и воеводами Нагие. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой после несчастного похода своего против шведов и после победы, одержанной им в местнической борьбе над Морозовым, был послан в 1622 году по литовским вестям в Ярославль для разбора дворян и детей боярских, кому можно быть на государевой службе; в 1625 году был воеводою в Тобольске. Сын знаменитого Прокофья Ляпунова, Владимир Прокофьич, упоминается в 1614 году воеводою в Михайлове, потом вторым воеводою передового полка в Переяславле Рязанском; в 1625 году, по поводу местничества, обозначились отношения Ляпуновых к Рязани, где этот обширный род продолжал иметь важное значение: в Переяславль Рязанский назначены были стольник и воевода князь Петр Александрович Репнин и князь Иван Федорович Чермный-Волконский; в передовой полк на Михайлове воевода князь Федор Федорович Волконский-Мерин да Ульян Семенович Ляпунов. При этом назначении Ляпуновы, Владимир и Ульян, били челом на Волконских, позоря соперников незаконным происхождением. Второй рязанский воевода, князь Иван Волконский, испугался и бил челом государю, что ему с князем Петром Репниным в товарищах быть нельзя, потому что били челом на них Ляпуновы в отечестве, а князь Петр Репнин Ляпуновым свой: дочь Захара Ляпунова за ним, а семья Ляпуновых на Рязани великая, и пожалуй князь Петр станет ему мстить за Ляпуновых. Государь велел отставить Волконского и назначить на его место Ловчикова. Но Ульян Ляпунов бил челом и на Ловчикова, что ему меньше его быть нельзя; бояре приговорили отказать Ляпунову, потому что Ловчиковы в чести давно, а Ульянов отец ни в какой чести и нигде в воеводах не был. Тогда Ляпунов стал бить челом на Михайловского воеводу князя Федора Волконского. Бояре и тут приговорили Ляпунову отказать, потому что Волконские в чести, в окольничих, в стольниках и воеводах, а Ляпунов служил с Рязани, ему и то находка, что теперь велено ему быть в воеводах. Ляпунов на службу приехал, но никакого дела с Волконским не стал делать; послан был из Москвы Гагин заставить Ляпунова дело делать и в случае ослушания посадить в тюрьму; Ляпунов не послушался и был посажен в тюрьму; но Волконский доносил, что Гагин посадил Ляпунова в городню, а не в тюрьму, Ляпунов проломал мост и ходит из городни на башню и живет все на башне своим покоем, а не в тюрьме: тогда отправлен был из Москвы Пущин вынуть Ляпунова из городни и послать на службу, если же не захочет, то посадить в тюрьму вместе с другими тюремными сидельцами, а не в городню; Ляпунов уступил. В 1629 г. Владимир Прокофьич Ляпунов был назначен вторым воеводою сторожевого полка на Крапивне, и был потом отставлен по челобитью дворян и детей боярских тамошних городов, били челом на него недружбою (т.е. что он им недруг).

Князя Дмитрия Михайловича Пожарского мы встречали часто в царствование Михаила и в важных случаях, в походах и при сборе денег ратным людям. 27 сентября 1618 года был у государя у стола боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский, и была ему речь: «Ты был на нашей службе против недруга нашего литовского королевича, нам служил, против польских и литовских людей стоял, в посылках над ними многие поиски делал, острог ставить велел, многих польских и литовских людей побивал и с этим боем языки к нам часто присылывал, нашим и земским делом радел и промышлял, боярину нашему, князю Борису Михайловичу Лыкову, когда он из Можайска шел к Москве, помогал». За все эти службы Пожарский получил: кубок серебряный позолоченный с покрышкою, весу в нем три гривенки тридцать шесть золотников, шуба — атлас турский на соболях, пуговицы серебряные золоченые. Понятно, что Пожарский, вследствие известного стремления Филарета Никитича награждать людей, потрудившихся в безгосударное время, не мог ничего потерять с возвращением Филарета из Польши. Тотчас после посвящения Филарета в патриархи в сентябре 1619 года даны были ему: село, проселок, сельцо и четыре деревни за крепость и мужество, оказанные им во время последней войны; в 1621 году вотчина, данная Пожарскому царем Василием, пополнена и подкреплена жалованною грамотою. В это время он ведал Разбойный приказ; на свадьбе царя в 1624 году Пожарский был вторым дружкою с государевой стороны; на второй свадьбе в 1626 году он занимал то же место; жена его, княгиня Прасковья Варфоломевна, была второю свахою с государевой стороны, хотя в местнических челобитных и продолжали писать, что Пожарские — люди не разрядные, при прежних государях, кроме городничих и губных старост, нигде не бывали. В 1628 году Пожарский был назначен воеводою в Новгород Великий, где он пробыл 29 и 30 годы; в 1635 году был назначен в судный московский приказ. В последний раз Пожарский упоминается за царским обедом 24 сентября 1641 года; в 1642 году полагают его кончину. Говоря о судьбе князя Дмитрия Михайловича, нельзя не упомянуть о любопытной челобитной, которую он подал царю в 1634 году вместе с двоюродным братом своим, князем Дмитрием Петровичем. Из этой челобитной видна также вся крепость родовых отношений в описываемое время: дядя имеет право бить, сажать на цепь и в железа племянника за дурное поведение, и когда эти средства не помогают, жалуется царю из боязни, чтоб правительство за дурное поведение племянника не положило опалы на дядю, ибо при единстве рода старший родич отвечал за младшего. «Племянник наш, — бьют челом Пожарские, — племянник наш Федька Пожарский у нас на твоей государевой службе в Можайске заворовался, пьет беспрестанно, ворует, по кабакам ходит, пропился донага и стал без ума, а нас не слушает. Мы, холопи твои, всякими мерами его унимали: били, на цепь и в железа сажали; поместьице, твое царское жалованье, давно запустошил, пропил все, и теперь в Можайске из кабаков нейдет, спился с ума, а унять не умеем. Вели, государь, его из Можайска взять и послать под начал в монастырь, чтоб нам от его воровства вперед от тебя в опале не быть». Наконец мы должны упомянуть еще об одном случае, когда было произнесено имя Пожарского с указанием на поведение его во время избрания царя в 1613 году; это указание, впрочем, мы можем только принять к сведению, не имея возможности сказать что-нибудь решительное ни за, ни против. В 1613 году, на размежеванье границ русских и литовских со стороны Псковской области, поссорился стольник князь Василий Большой Ромодановский с дворянином Ларионом Суминым и бил челом, что Сумин у съезжего шатра говорил невместимое слово, а именно, «чтоб он, князь Василий, не государился и не воцарялся, что и брат его, Дмитрий Пожарский, воцарялся и стало ему в двадцать тысяч». Сумина допрашивали, в какое время князь Дмитрий воцарялся и докупался царства? и Сумин отрекся, что никогда ничего подобного не говаривал; но свидетели показали, что говорил.