Хризантема - Джоан Барк

— Вот как? Интересно… — Мисако встала, рассматривая затылок с помощью ручного зеркала. — Спасибо, очень хорошо получилось, мне нравится.

— Заходите почаще! — поклонилась хозяйка салона красоты. — Я всегда рада поболтать со старыми клиентами.

35

Поскольку Тэйсин, судя по всему, не нуждался в материнской опеке Кэйко, она стала уделять больше внимания молчуну Конэну. Началось с прыщей, которые высыпали на щеках у молодого человека все обильнее и стали кровоточить. Кэйко забеспокоилась и попросила у мужа какое-нибудь лекарство. Доктор Итимура велел мыть лицо несколько раз в день антисептическим мылом и дал специальный лосьон для высушивания прыщей, от которого лицо монаха делалось белесым, словно напудренным.

Забота Кэйко о здоровье молодого монаха была совершенно искренней, а кроме того, позволяла ей часто посещать храм, не вызывая недовольства мужа, который то и дело призывал ее оставить Тэйсина в покое.

Доброта и участие Кэйко благотворно отразились и на характере Конэна. Ограничиваясь первое время лишь сухими благодарностями между затяжками сигареты, он постепенно начал оттаивать, особенно когда лосьон оказал эффект и лицо стало заживать. Даже кое-что рассказывал о себе. Кэйко узнала, что он любит работать в одиночку, не против монотонных занятий и не хочет делать карьеру, предпочитая держаться в тени. Однажды за чашкой чая Конэн признался, что интересуется математикой. Кэйко сразу вспомнила, как высоко оценил Тэйсин помощь молодого монаха в бухгалтерских расчетах. Конэн сразу сильно вырос в ее глазах, они нашли общий язык и быстро подружились. Тэйсин был доволен их частыми беседами, радуясь, что теперь у Кэйко есть кому, кроме него, читать наставления, и тепло приветствовал Кэйко, когда жарким июльским утром она заглянула на кухню, где он рубил капусту.

— Я хочу вам кое-что показать, — серьезно сказала Кэйко. — Пойдемте в гостиную, там прохладнее.

Тэйсин вытер руки и покорно пошел следом. Сёдзи в гостиной были раздвинуты, открывая вид на бамбуковую рощу у храмовой стены. Через комнату с громким жужжанием пролетел шмель. Кэйко села на татами и достала из летней сумочки конверт. Сердце у Тэйсина упало. Новые интересы дочери покойного настоятеля не заставили ее забыть о планах в отношении личной жизни его преемника.

— Посмотрите сюда, — продолжала Кэйко, выкладывая на татами перед священником фотографию. — Симпатичная женщина, вам не кажется? Все хвалят ее спокойный характер и доброту. Так же как и вы, она выросла в деревне. Думаю, такая жена вполне вам подойдет и будет хорошим приобретением для храма.

Тэйсин снял с шеи полотенце, которое забыл оставить в кухне, и вытер внезапно вспотевший лоб. Потом вытер руки и взял снимок.

— Приятная женщина, — робко произнес он, сразу узнав дочь недавно умершего крестьянина, которая в последнее время под разными предлогами зачастила в храм.

— Я даже проверила гороскопы! — Кэйко сыпала словами с настырностью опытного торгового агента. — Вы, Тэйсин-сан, родились в год Кролика, а эта женщина — в год Собаки. Исключительно благоприятное сочетание, по всем параметрам! Поверьте, сорокалетнему холостяку найти невесту не так-то просто. Вы не представляете, какая это удача — отыскать незамужнюю женщину, которая подходит по гороскопу и согласна выйти за вас замуж! Мало кому хочется провести всю жизнь в храме.

Тэйсин низко поклонился, коснувшись лбом татами.

— Большое спасибо, уважаемая госпожа, за ваши труды!

— Да, но все-таки взгляните как следует на ее лицо. Как она вам? Стоит мне договариваться о встрече?

Покраснев, Тэйсин снова вытер лоб.

— Надеюсь, вы поймете, Кэйко-сан… Сейчас я не хочу думать о женитьбе или любых других переменах в жизни. Пока не прошел год со дня смерти Учителя, это было бы неправильно. — Он положил фотографию на татами и отодвинул от себя. — Извините, мне очень жаль.

Кэйко нахмурилась и подвинула фотографию к нему.

— Тэйсин-сан, пусть пока останется у вас. Взгляните еще раз на досуге и подумайте, какие преимущества даст вам женитьба. Встречаться до конца осени не обязательно, не говоря уже про обручение. Просто подумайте, пожалуйста!

Тэйсин тяжело вздохнул, отодвигая ненавистный клочок бумаги.

— Прошу простить мне мою невежливость, уважаемая госпожа, но я не могу даже думать о подобных вещах, пока не прошел положенный срок траура.

Такому аргументу Кэйко при всем желании ничего не могла противопоставить. Речь шла об уважении к памяти ее собственного отца.

— Хай, я понимаю, — вздохнула она, убирая фотографию обратно в конверт.

Сменив тему, они проговорили еще несколько минут, и Кэйко пошла искать Конэна, который, по крайней мере, хоть прислушивался к ее советам.

Тэйсин вернулся на кухню с тяжелым сердцем.

«Ну что они все привязались с этой женитьбой? — думал он, сердито кромсая капусту. — Зачем мне жена? Храм до сих пор прекрасно обходился без женщины, обойдется и впредь. С кухней я справляюсь, мне нравится готовить. Зачем? И вообще, она наверняка будет все пересаливать…»

Теперь Кэйко, конечно, отстанет, но всего на несколько месяцев. После годовщины все начнется опять. Учитель часто говорил, что с его дочерью спорить бесполезно: если что-то решит, не успокоится, пока не добьется своего…

Квасить капусту расхотелось. К счастью, имелось дело и поприятнее.

Директор Сайто был рад видеть монаха, который выказал такой интерес к его музейным экспонатам. После того как жена смотрителя подала охлажденные полотенца и ледяное кислое молоко в бокалах, Тэйсин начал свой рассказ:

— Сайто-сама, вам, наверное, будет приятно узнать, что мы установили личность девушки, останки которой нашли в пруду…

Директор несколько сомневался, что это ему приятно, но удивлен он был точно.

— Правда? Как интересно!

— Хай! — гордо кивнул монах и принялся описывать подробности проведенного им расследования.

Директор уважительно покачал головой.

— Так вы говорите, внучка покойного настоятеля уже навестила ту семью?

— Да, господин. Она и дзэнский монах из Камакуры. Рассказали им о давно пропавшей родственнице и даже встретились с родной сестрой погибшей девушки, которая еще жива.

— Невероятно! Просто невероятно!

Тэйсин скромно улыбнулся.

— Внучка настоятеля хочет вернуть прах девушки ее родственникам, чтобы захоронить по всем правилам рядом с предками. Все уже продумано. Мы с Мисако-сан едем десятого августа, за три дня до праздника Обон. Семья Хомма будет нас ждать.

— Замечательные новости, — улыбнулся Сайто. — Спасибо, Тэйсин-сан.

Директор на самом деле был доволен. Репутация музея успела пострадать из-за слухов о привидении. Заказов на проведение в саду чайной церемонии стало меньше. Теперь же никаких причин для появления духов не останется, даже с точки зрения самых суеверных горожан.

— Будь у меня время, я с удовольствием поехал бы с вами, — сказал Сайто, — но подарок семье Хомма пошлю непременно. Не будете ли вы так любезны передать его от моего имени? Завтра он будет в храме.

Священник с поклоном поблагодарил директора. Шагая по улице, он радовался как ребенок. Вот и еще один повод написать письмо Мисако. Как прекрасна жизнь! К своему собственному удивлению, в последнее время он все делал правильно. Даже директор музея, такая важная персона, сказал ему спасибо! А женитьба… Кому это нужно? Что с ней делать, с этой женой?

Не успела эта мысль промелькнуть в сознании, как Тэйсин вспомнил дни, проведенные в больнице, когда за ним ухаживала Мисако. Нежные образы, внезапно вспыхнувшие в памяти, так удивили монаха, что он опустил голову и пошел быстрее, надеясь, что никто не обратит внимания на его раскрасневшееся лицо.

Старинный праздник Обон, связанный с почитанием духов предков, отмечается в Токио в течение трех дней в середине июля. Иногда его называют праздником фонарей. Вечером тринадцатого июля принято зажигать огонь или вывешивать яркий фонарь, чтобы показать духам путь в дом. В последующие дни на семейный буддийский алтарь кладут свежие фрукты и другую пищу, а шестнадцатого духи вместе с подарками отправляются назад к своему таинственному местопребыванию, чаще всего на миниатюрных лодочках с зажженными свечами, которые спускают по реке или отправляют в море. Во время праздника люди собираются и танцуют вместе особый танец, называемый «бонодори».

В сельских районах Ниигаты Обон отмечают в августе, по старому календарю. В прежние времена госпожа Имаи никогда открыто не запрещала Мисако поездки к родным в это время, но относилась к ним с прохладцей. Теперь же, после развода, и речи не могло быть о том, чтобы пренебречь дочерним долгом. Никаких обязательств перед семьей Имаи у Мисако больше не оставалось, более того, если судить по тому, как с ней обошлись, духи их предков давно забыли о приношениях, полученных от Мисако в бытность ее невесткой.