Рожденные лихорадкой (ЛП) - Карен Монинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прорвалась сквозь нее, уворачиваясь и чертыхаясь.
За каждой стеной вырастала ещё одна, но я прорывалась сквозь них, будто от этого зависела моя жизнь.
Что бы там Книга ни пыталась утаить от меня, я все равно увижу.
Все закончится.
Здесь и сейчас.
Я не уйду из этой пещеры, пока не выясню, с чем имею дело.
Стены падали одна за другой, я с яростью преодолевала их, пока моим глазам не предстала картина: на затейливо украшенном постаменте из черного дерева лежала сверкающая золотом Книга.
Открытая. Как и в моем недавнем кошмаре.
Застыв, я стояла в пещере.
Итак… Она могла открывать себя сама. Я и так знала это. Подумаешь, большое дело.
Я и раньше закрывала ее.
И закрою снова.
Но сперва я попытаюсь убедиться, что могу заглянуть в нее, понять слова и при этом не воспользоваться заклинанием.
И все-таки… если мне это не удастся… я превращусь в невменяемого маньяка?
Моя уверенность пошатнулась. Я стояла, с меня стекала вода, но я не могла заставить себя сделать шаг вперед.
Я могу развернуться и уйти. Сказать, что не смогла найти ее. Убраться отсюда и держаться от этого места от греха подальше.
Я вздохнула.
Готова ли я жить, пребывая в состоянии неуверенности? Готова ли день за днем страшиться неизвестного? Мне давным-давно пора встретиться со своими демонами.
Сжав зубы, я направилась к постаменту и заставила себя посмотреть вниз. Я была почти уверена в том, что не смогу понять ни слова. Возможно, там и вовсе не будет слов. Возможно, мои клокочущие воды ши-видящей стерли подчистую всю запрещенную магию.
И тут у меня кровь застыла в жилах.
— Нет, — выдохнула я.
Я стану злом, если воспользуюсь ей.
Стану сумасшедшей.
Психом.
А это всё не про меня.
По крайней мере, я так думаю.
— Нет, черт возьми, нет! — снова повторила я, отступая.
От Синсар Дабх не донеслось ни шепота, ни смеха, ни издевки.
Раздавалось лишь гулкое эхо моих шагов.
Это провал.
Нет, у меня не возникло проблем с чтением и пониманием слов, выгравированных на страницах Книги, обрамленных золотым орнаментом. Первоначальный Язык так же легко, как и английский, готов был слететь с моего воображаемого языка.
Слова казались знакомыми, как любимая детская песенка.
Синсар Дабх была открыта на заклинании воскрешения мертвых.
Глава 29
Держусь что есть мочи, Не гляжу вниз, не открываю очи…[48]
Джада двигалась по воздушному потоку в прохладе рассвета в идеальной гармонии с окружающим её пространством, с закрытыми глазами, ориентируясь на свои ощущения.
Шазам научил её тому, что всё существующее обладает своей собственной частотой, и тому, что все живые существа способны улавливать эти вибрации, если очистят свой разум — то есть отбросят эго, прошлое, будущее, все свои мысли. Очистят восприятие. Он утверждал, что люди не способны настолько освободиться, что они слишком поверхностны для этого, и что их ограниченность лишь усугубляется их одержимостью собой/временем, и что, учитывая сложное строение её ума, он сильно удивится, если ей самой это когда-либо удастся.
Как раз сложное строение её ума и придавало уверенности, что ей это удастся.
И ей удалось.
Она знала, как стать никем и ничем.
И сейчас она слышала с помощью необъяснимого чувства глухой, незамысловатый шум, издаваемый кирпичами, сложный гул живых, движущихся существ, вкрадчивую песню реки Лиффи, мягкий шелест бриза и, мгновенно реагируя, лавировала между препятствиями, которые сливались воедино с острыми углами зданий.
Её преследовали.
Она промчалась мимо небольших скоплений разъярённых, вооруженных людей, сжимающих листовки с её изображением. В основном это были мужчины, жаждущие обрести власть и толику стабильности в этом нещадно переменчивом городе, заполучив в свои руки легендарную Синсар Дабх.
Глупцы. Они ощутили лишь легкое дуновение ветерка, когда она пронеслась мимо них по пути к своему священному месту. Месту, с которого открывался обзор словно с высоты птичьего полёта. Она мчалась к водонапорной башне, где когда-то она в длинном чёрном кожаном плаще с мечом в руках смеялась вслух, опьяненная восхитительной жизнью.
Когда она соскочила на платформу с последней ступеньки наружной лестницы, на неё обрушился запах кофе и пончиков, и хотя лицо её осталось бесстрастным, внутренне она нахмурилась.
Она выпала из воздушного потока, чтобы послать Риодана куда подальше с её водонапорной башни. До их встречи оставалось ещё несколько часов, и это была её территория.
Но на уступе устроилась, как у себя дома, Мак. Она развалилась в автокресле, которое Джада собственными руками притащила сюда. Бейсболка прикрывала её лицо и плохо прокрашенные волосы. Одета она была почти так же, как и сама Джада: в джинсы, военные ботинки и кожаную куртку.
— Что ты забыла на моей башне? — потребовала ответа Джада.
Мак посмотрела на неё снизу-вверх.
— С чего видно, что она твоя?
— Ты знаешь, что это моя водонапорная башня. Я тебе об этом говорила.
— Прости, чувиха, — кротко ответила Мак.
— Не чувихай на меня, — резко отрезала Джада, а затем глубоко вдохнула. — В городе полно мест, где можно побыть. Найди свое собственное. Придумай что-то оригинальное.
— Час назад я наблюдала за тем, как Тёмная Принцесса убила одного из Девятки, — сказала Мак так, словно не расслышала её. — Теперь она использует человеческое оружие. Её сопровождает маленькая армия. Они прострелили в Фейде решето. А затем начали разрывать его на ошметки.
— И? — спросила Джада, позабыв о своём раздражении, вызванном присутствием Мак. Она пыталась заключить союз с Тёмной Принцессой, но могущественная фейри предпочла ей Риодана, договорившись с ним о том, что он убьёт трёх принцев. Очевидно, этому союзу пришел конец, раз она принялась убивать Девятку.
— Он исчез. Принцесса это видела.
Джада застыла. Она знала, что Девятка возвращается. Каким-то образом. Подробностей она не знала, хотя и очень хотела бы.
— Зачем ты рассказываешь мне всё это? Ты предана им, а не мне.
— У них нет эксклюзивного права на мою преданность. Она и твоя тоже. Кофе хочешь? — Мак протянула ей термос.
Джада проигнорировала его.
— У меня и пончики есть. Жирноватые, но блин, сладкого много не бывает.
Джада развернулась, чтобы уйти.
— Прошлой ночью я виделась с Алиной.
Она застыла как вкопанная.