Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках - Петр Стефанович

Понять, кто были эти лица, помогает другое соответствие императорского обрядника и договора 944 г., а именно – поразительное совпадение численности послов. В списках денежных подарков, которые приводит Константин, указаны в первом случае (приём 9 сентября) 20 послов, во втором (приём 18 октября) – 22. Однако, надо учитывать, что Ольга и её племянник, статус которого был явно выше всех остальных её родственников и которого вполне можно зачислить в ряд «князей»/«бояр» («архонтов»), не нуждались в представителях, поскольку присутствовали лично. По всей видимости, Святослава представляли его собственные «люди», указанные в первом реестре подарков. Размер денежных подарков этим «людям Святослава» был ниже, чем послам и даже купцам, но надо учесть, что их было несколько человек (возможно, даже десять) и общая сумма, потраченная на них, была явно выше (скорее всего, даже существенно выше) выплаты одному послу. В реестре подарков ко второму приёму они не упоминаются, и, возможно, они уже покинули Константинополь.

Так или иначе, в случае, если бы Ольга и её племянник не присутствовали лично при официальной встрече с византийской стороной, то к 22 послам, которые представляли «архонтов», надо было бы, как подсказывает список договора 944 г., прибавить по одному послу от Ольги и её племянника. Кроме того, должны были быть представлены интересы Святослава – в договоре от его лица действовал один посол, с посольством Ольги прибыли от него несколько человек, но они рассматривались, очевидно, как одна «структурная единица». Условно примем: от Святослава тоже один представитель. Всего, таким образом, получаем: 22+2+1=25 человек. В договоре же 944 г. фигурируют посол Игоря и 24 «обчих сла», которые представляют, соответственно, всего 25 «князей»/«бояр» («архонтов»). Цифры совпадают в точности.

Такого рода совпадения не могут быть случайными. Очевидно, за совпадающими цифрами стоит один порядок представительства интересов «правящей элиты» государства руси, который нашёл соответствующее отражение в договоре 944 г. и в описании приёма Ольги в «De ceremoniis». Эта логика предполагает, что 22 посла, прибывшие с Ольгой в Константинополь, тоже, как и при заключении соглашения в 944 г., представляли каждый одного «архонта». Та последовательность групп лиц в составе посольства Ольги, которая выстраивается в реестре денежных подарков в обряднике, свидетельствует о реальной социально-политической иерархии, в которой послы «архонтов» занимают место, причитающееся самим этим «архонтам» (то есть как бы замещают их по принципу «один в один»). В большем числе купцов в «De ceremoniis» по сравнению с договором 944 г. нет ничего удивительного– численность этой группы лиц не зависела прямо от политической организации (в отличие от послов архонтов) и естественно могла колебаться, в тот или иной момент быть больше или меньше в зависимости от сезона, интенсивности торговых операций и т. д.

Могли ли эти «архонты» представлять один родственный клан? Анализ императорского обрядника склоняет к отрицательному ответу на этот вопрос. Прежде всего, как выясняется, родственники Ольги составляли отдельную группу в её посольстве, никак не связанную ни с «архонтами», ни с их послами. Этих родственников (обозначенных в реестре денежных подарков «своими» – ) было 14 человек на первом приёме, а на втором – 16. Численность вполне достаточная для родственного клана даже по меркам архаического общества, если к тому же учесть, что несовершеннолетние и старики, вероятно, остались на Руси и в это число не попали. Другое дело, что помимо этих «своих» у Ольги были родственники, упоминание которых в обряднике указывает на их особый статус, – это её сын Святослав и некий не названный по имени племянник. Ничто не мешает этих двух причислить к «архонтам», тем более что и в договоре 944 г. помимо Игоря своих послов представили несколько его ближайших родственников, в том числе тот же Святослав. Не исключено, кстати, что кто-то из двух «нетиев», указанных в договоре 944 г., и был обозначен как « (племянник)» Ольги в «De ceremoniis».

Против «родовой интерпретации» списка договора 944 г. говорит и само совпадение численности послов и «архонтов» в договоре и обряднике. Трудно представить себе, что между 944 г. и визитом Ольги в Константинополь, когда бы он ни состоялся (а особенно, если принимать как более вероятную позднейшую дату 957 г.), число родственников киевского правителя оставалось тем же самым – те же 24 человека. Ведь помимо гибели Игоря надо предполагать и другие изменения в их составе, учитывая бурную военную деятельность руси, о которой как раз применительно к 940-м гг. мы располагаем известиями (борьба с древлянами, каспийские походы). Можно допустить, что эти архонты-родственники сидели по локальным центрам, и их число определялось именно количеством центров. Но из этого следует, что на самом деле родственный клан составлял значительно больше, чем 25 человек, потому что схема должна была бы быть такой: как только кто-то из «архонтов» умирал, на его место главы того или иного центра становился другой из очереди родственников, дожидавшихся своей доли. Такое допущение заставляет увеличивать этот клан до каких-то уж совсем неправдоподобных размеров и сильно усложняет и без того шаткую конструкцию.

Как было уже отмечено выше, одной теории, альтернативной «родовой интерпретации», в науке нет. Разные учёные предлагают разные варианты объяснения того, кем были лица, направившие своих послов для заключения договора 944 г. Однако все они так или иначе сталкиваются с проблемой, которую обозначил ещё С. М. Соловьёв, – умолчание договора о Свенельде и Асмуде, которых летопись рисует первейшими сподвижниками Игоря и Ольги в 940-е гг. Такое умолчание выглядит особенно странно, если предполагать, что отправители послов (все или частично, не так важно) были «дружинниками» или «служилыми людьми» киевского князя. К этому надо прибавить и тот факт, что имена обоих летописных героев без сомнения скандинавские. Но преимущественно скандинавской является и антропонимика именных списков договора – значит, и с «этнической» точки зрения в этом ряду логично было бы ожидать появления Свенельда и Асмуда или хотя бы одного из них.

На эти проблемы недавно указал А. В. Назаренко. Он справедливо отметил, что в любом случае нельзя предполагать в отправителях послов княжеских «дружинников», потому что среди них мы видим женщин – Передславу и Сфандру, а также, возможно, указанную в конце Уту[809]. Женщины не могли быть княжескими агентами, и статус «архонтов»/«архонтисс», то есть независимых политических фигур (правителей), они могли получить только по частно-родовому праву наследства (как Ольга стала княгиней после смерти мужа). Выход из тупика историк нашёл в «родовой интерпретации» Соловьёва[810]. Однако решение проблемы можно искать и на иных путях, и подсказку снова даёт описание приёма Ольги в «De ceremoniis».

Выше обращалось внимание на то, что послы «архонтов» руси были, судя по их статусу и по упоминанию их «людей» в реестре денежных подарков, люди сами по себе значительные. Но с политической точки зрения они были всё-таки не самостоятельными фигурами, представляя не собственные, а чужие интересы. Каждый из них выступал как бы заместителем, alter ego «архонта» (или «архонтиссы»), пославшего его. Такое положение послов полностью соответствует тому, как в летописи описываются те же Свенельд и Асмуд и прочие соратники и сподвижники князей: они имеют высокий социальный статус, влиятельны, богаты, могут иметь своих собственных слуг (ср. отроков Свенельда), но состоят на княжеской службе. Постольку, поскольку эти люди представляют (или должны представлять) княжеские интересы, они считаются «мужами» князя.

Именно так, княжеским «мужем», представился один из этих летописных героев – некий «Прѣтичь», персонаж рассказа об осаде Киева печенегами под 6476 (968) г. Этот Претич выступил во главе «людей оноя страны Днѣпра» в защиту осаждённого Киева, когда Святослав был в болгарском походе. Когда «князь печенѣжьскии» спросил его: «а ты князь ли еси?», Претич ответил: «азъ есмь мужь его и пришелъ есмь въ сторожѣх, по мнѣ идеть полкъ со княземъ…» После этого диалога летописец описывает заключение мира между печенежским «князем» и Претичем с рукобитьем и обменом дарами[811]. Претич выступает в сущности таким же «слом», каких мы видим в списке договора 944 г. Представляя-замещая князя, он выступает от его имени и защищает его интересы. Претич – «муж» Святослава, но вместе с тем он и в известной мере самостоятелен и значителен, ибо возглавляет некую группу местного населения и обладает достаточным статусом и имуществом, чтобы заключать договор с вождём печенегов и одаривать его.

Таким образом, если ожидать появления Свенельда и Асмуда в договоре 944 г., то их место было бы среди послов, а не тех лиц, которые этих послов направили от своего имени. То, что оба там на самом деле не появляются, вполне объяснимо. Ведь у киевского князя на службе состояли не один и не два человека, а многие, и наверняка их обязанности были каким-то образом распределены и специализированы. «Иворъ солъ Игоревъ, великаго князя рускаго», представлял в 944 г. интересы Игоря в Византии. Значит, Свенельд и Асмуд защищали его интересы где-то ещё. Так, собственно, и следует из летописи: Свенельд занят борьбой с древлянами, а задачей Асмуда была забота о молодом Святославе (и именно постольку, поскольку он, «кормилец» княжича, был занят попечением о ребёнке, он и не мог отправиться в Византию – интересы Святослава там представляет другой «княжий муж», некий Вуефаст). Нет ничего странного, что ни тот, ни другой не упоминаются в договоре 944 г.