Океан. Выпуск второй - Владимир Алексеев

Мне недавно пришлось видеть в Ленинграде замечательную постановку в театре имени Пушкина — «Оптимистическую трагедию» Всеволода Вишневского. Играли ее прекрасные артисты. Но как только поднялся занавес и открылась сцена первого действия, я невольно посмотрел на зал, потому что столько широко раскрытых молодых взоров было направлено на сцену, с ожиданием, с растерянностью даже. Что им показывают? Это флот в революции, эта краса и гордость? Не может быть. А на сцене жила бурная эпоха, правдиво жила, сильно, романтично, оглушая, поражая, вызывая на размышления, радуя высотой своих требований, ростом людей, подлинным героизмом.

В своих пьесах и сценариях Всеволод Вишневский с большой силой разрешил драматургическими приемами тему побеждающей социалистической революции на флоте.

Можно только пожалеть, что ярко начатый роман талантливого Леонида Соболева «Капитальный ремонт» не имел продолжения. Если бы он довел его до конца, мы бы увидели изображенные уверенным пером картины войны на Балтике 1914—1918 годов и победу революции. Новиков-Прибой, оставивший нам знаменитую «Цусиму», не дал большого произведения о флоте в гражданскую войну.

Я уж не говорю о разных очерках и маленьких рассказах многих авторов, затерявшихся на страницах старого комплекта журнала «ЛОКАФ».

Есть книги о море, созданные игрой сильного воображения. В них все вымышлено, но этот вымысел увлекает читателя. Есть книги смешанного характера, где подлинные истории дополнены вымыслом. И даже трудно определить, чего больше. Есть книги документального плана, написанные так скучно, что даже большой факт не звучит, задушенный ненужными деталями. Но есть книги, в которых отсутствует игра воображения, они на грани воспоминаний; кажется, что в них герои носят подлинные фамилии, но эти книги хорошо передают дух, и цвет, и голос эпохи. Они правдивы и скромны, но люди в них видны во весь рост, и это русские люди, показанные в решающие годы своей жизни.

К таким книгам относятся и произведения Сергея Колбасьева.

Как правдивый свидетель исторических событий, как участник гражданской войны, Колбасьев ведет вас на палубу революционных кораблей, в кубрики, где гремят страсти, в кают-компании, где строевые командиры, верные Советской власти, сидят рядом с завтрашними предателями, склонившись над картой, ведут вас в бой, который дают английским новым мониторам речные ветхие кораблики красной эскадры, показывает ночные поиски, тревоги, походы.

Он выводит перед нами своих сверстников по корпусу и их нелегкую жизнь в первые дни на красных кораблях. Им надо быть примером для команд в боевой обстановке, понимать, что революция совершилась бесповоротно. Иной из них, как молодой офицер Овцын, спросит, говоря о матросах, которые кажутся ему занимающимися только митингами и разговорами: «Всякие земельные вопросы и восьмичасовой день. Какая же тут служба? И потом: оказывается, что мы с тобой сволочи. Как же нам после этого ими командовать?» Овцын недоумевает, сложная обстановка корабля пугает его. Первое время, когда на флоте выступали эсеры и анархисты, эта обстановка была еще сложней.

Эту сложность испытал и такой честный офицер Октябрьской революции, как Бахметьев, который должен был по приказу реакционного начальника арестовать большевика, человека, которому он симпатизировал, которого знал как прекрасного знатока минного дела, человека, который только что спас его самого при взрыве миноносца.

Но вступавшие на честный путь служения революционной родине такие командиры, как Бахметьев — минный офицер на «Джигите», Сейберт — судовой минер, командир «Джигита» Константинов, Гриша Болотов, уже не испугаются трудностей службы и будут исполнять свой долг, не жалея жизни.

Они нашли общий язык, они накрепко сдружились с моряками-большевиками, и эти большевики являются для них примером нового отношения между командой и командиром, нового понимания того, что происходит в мире.

Старший минер унтер-офицер Семен Плетнев, который из старшины-минера становится командующим флотилией на реке и после гражданской войны — командиром дивизии, так же как комиссар Федор Ярошенко, как рулевой старшина Павел Ситников, артиллерист Лайцен, — люди нового, победившего мира, организаторы, строители Красного Флота.

Их не обманешь, их не запугаешь. Сейчас, когда вспоминаются те годы, кажется совершенно необыкновенным, как русские люди смело, уверенно, самозабвенно шли на самые небывалые трудности, преодолевали страшные преграды, осиливали сильнейших врагов, подымали дух у слабых, вдохновляли храбрейших.

Казалось, что в любом случае, на севере или на юге, крепко вооруженные корабли белых или интервентов всегда одержат верх над красными кораблями, не сравнимыми с ними по силе вооружения, по уходу, по тоннажу.

И, однако, мы видим, как сражаются умело, стойко, умно красные моряки, как они одерживают победу, как они заставляют врага отступить. И, руководя боевым духом этих храбрых людей, предводительствуемых офицерами-патриотами, большевики-комиссары воспитывают в походах и сражениях новый личный состав, умело цементируя отношения между командирами и командой.

На флоте начинаются новые отношения, и те командиры, которые думают скрыть свое настоящее чувство к переменам и не показать враждебности к новому, не могут приспособиться к революционному порядку, какие усилия в этом отношении ни употребляют.

Как ни менялся притворяющийся красным командир «Степана Разина» Безенцев, чистокровный старорежимный офицер по всем повадкам, он все-таки раскрылся до конца. А он применял много хитрости в своих отношениях с командой. Сначала он говорил офицерским языком старого времени, потом заговорил по-простецки и вовсе перестал нажимать на команду. Потом стал держаться командиром, но уже не прежним, а самым форменным красным, он даже начал ходить в рабочем платье, командовать на «ты», грубоватым голосом выражать красные, революционные мысли. Но ничто ему не помогало, потому что его белогвардейская сущность ощущалась не только комиссаром, но и маленьким салажонком. Он не успел перебежать к белым, но его единомышленники Гакенфельт и барон Штейнгель отлично ужились в стане врага, и то, что они плохо кончили, — это уже приговор истории, и не только по отношению к ним. Малиничев, который бежит к англичанам, расстрелян по всем правилам охранения, потому что с монитора приняли его катер за плавучую мину.

Колбасьев показывает жизнь на английском корабле. И там есть люди с разным отношением к совершающемуся в России, и там не очень-то симпатизируют перебежчикам. Наоборот, подчеркнуто любезно отношение английских командиров, например, к послушнику Амвросию из Нижнего монастыря, бывшему старому моряку, боцману с «Генерала Адмирала», который заставил английского капитана крейсера поставить крейсер на фертоингову скобу во избежание аварии.

Если в дореволюционное время на корабль могли попасть офицеры, выходцы из не рабочих семей, то революция выдвинула командиров из самых народных глубин.

Колбасьев хорошо рассказал историю такого командира в повести «Салажонок». Это история о том, как делаются моряком с юности. Мальчик-сирота Васька Саженков после приключений в отряде анархиствующего Чигиря попадает на настоящий боевой корабль. Его встречают, как ему кажется, фантастические люди. И вся обстановка вокруг неожиданна и удивительна. На его глазах землеотвозные шаланды «Буденный», «Красная звезда», «Свобода» превращаются в канонерские лодки. Капитаны мирных пароходиков становятся военными моряками.

И Васька Саженков начинает сам преображаться в Салажонка. Он ведет жизнь, полную боевых тревог, опасностей, приключений, неожиданностей. Плоские косы и песчаные берега совсем по-другому являются перед ним — покрытые десантом, в разрывах снарядов, в море плавают черные смертельные шары-мины, с воздуха бросают бомбы самолеты. Многообразие мира, окружающего салажонка, хорошо описано Колбасьевым. От командующего до маленького сигнальщика показывает он флотилию. Ничего, что корабли странные и маленькие, — великий дух революционного героизма ведет их к победе. У них однородные команды — моряки четырех морей, но одной революционной крови. Ничего, что среди этого множества людей есть негодные, трусливые, даже способные на предательство, — революция ведет свое хозяйство строго и сурово, во всем разбирается с беспристрастным, внимательным подходом судьи, который дорожит человеческой жизнью и человеческой судьбой.

В этом мире растет маленький салажонок, впитывая его дух, подчиняясь его законам, усваивая науку моряка. От страниц повести идет шум моря, ветра, запах моря, морских ночей, приносящих благоухание прибрежных садов. Повесть пахнет порохом, солью, арбузами…

Колбасьев хороший рассказчик. Он был увлекательным собеседником, который мог рассказать много веселых, остроумных морских историй. Он хорошо знал летопись морских войн и путешествий. Если бы не роковая случайность, он написал бы, я уверен, несколько книг для юношества, которые стали бы любимым чтением молодежи. Он мог представлять целые сцены в лицах, полные доброго юмора, который и сейчас присутствует в иных его рассказах.