Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

Признайте это.

- В Колорадо - гор. В Калифорнии - моря. И везде - бьющегося стекла.

- Скажите, что вы боитесь. Сознайтесь.

- Пугливый, как газель. К моей простыне прицепили датчик. Я не знаю, что он там выдает. Мне платят доллар за ночь. Резко просыпаясь, я замечаю, что он тут, никуда не делся. Я смотрю, как дряхлеет моя рука, пою песенку.

- Вы получили приглашение на вечер?

- Да, получил. Стоял там и улыбался. Я думал, брюки в обтяжку, как мило с ее стороны. Задавался вопросом, какая она под ними, оранжевая? Так что мы будем делать? Позвоним Маугли? Попросим его прийти? Вы любите язык? Ломтиками? С грибами? Это интимный вопрос? Скрябин, он действительно такой крутой, как можно подумать с виду? Он же дурак, чего ты с ним разговариваешь? Да, одежда у него интересная, но внутри - скучные, тусклые кости.

- Этот серый свет, не понимаю, как ты его терпишь?

- Везде, куда ни бросишь взгляд, бушует пожар порнухи - оранжевые образы, барханы, пустыни. Взрывы ссоры за стеной. Интересно, кто эти люди? Я пробовал Cuisine Minceur, не понравилось. О, выглядит это вполне привлекательно.

- Скажите, что вы боитесь.

- Я боюсь. Боюсь флейты, девочек-цветочниц и воя сирены. Мы часто слышим сирену, из-за этой больницы. Боюсь кофе, увядших вьющихся растений, людей, соображающих слишком быстро, церковных риз и колоколов.

- Купи витамин Е. Я принимаю по восемьсот единиц.

- Звук бьюшегося стекла. Господи, подумал я, неужели снова. Последний раз утащили велосипед, хитрый японский велосипед, оставленный кем-то в холле. Мы сменили замок. Парень забыл свою фомку. Собственно, это была не фомка, а ручка от домкрата.

- Я не боюсь преступлений как таковых, преступления есть и всегда будут, но вот способ, манера… я хочу сказать, если кто-то может обчистить твой банковский счет, попросту нажав пару кнопок, или как там это делается…

- Я не боюсь змей. Где мы отдыхали летом, там есть такая компания, общающаяся со змеями, руками их берут и по всякому. Я захожу иногда на их сборища, тоже немного общаюсь.

- Не боюсь почтового ящика, во всяком случае - не так, как когда-то, все эти письма с угрозами, я просто говорю бодливой корове, бодливой корове, это еще кто кого.

- Это только если вдруг задуматься. Я и не задумываюсь.

- Не боюсь ураганов, потому что они у нас часто бывали, где я раньше жил, не боюсь тарантулов, их там тоже хватало, они прыгают, приходилось рубить их тяпкой, только лучше длинной тяпкой, а не этой, коротенькой, для работы внаклонку.

- Природа в целом не видится враждебной. Так же, как и другие люди, за исключением тех, кто норовит шарахнуть тебе по уху, не представив предварительно разумно обоснованных, внятно сформулированных угроз.

- Поведение в целом это волшебное море, в котором мы можем плавать, или скакать, или спотыкаться.

- Она встала с кровати и такими маленькими, аккуратными шажками прошагала в ванную. Я страшился того дня, когда я увижу, как она ходит в действительности.

- А на закате стреляет пушка. Это значит, что мы можем скинуть напряжение и стать этакими рубаха-парнями. Думаешь, нам отколется что-нибудь из этих казенных денег?

- Я заказал бланки. Весело, весело встретим Новый год.

- Думаешь, нам отколются приличные суточные?

- Если решишь делать ноги, так лучше всего автобусом. Никто не сидит напротив тебя. Окна теперь стали больше, а водители чаще всего надежные.

- Вот уж чего мне бы очень не хотелось. Я насчет бежать. Слишком смахивает на капитуляцию.

- Но когда я приезжаю во все эти необыкновенные места, они кажутся пустыми, покинутыми. На улицах - никого, а я к такому не привык. Во всех тамошних ресторанах подают одно и то же: филе, серф-н-терф

[70], бифштекс на ребрышке. Проторчал несколько дней в гостинице и съехал, оставив доллар-другой чаевых горничным.

- Толкался без толку туда-сюда, пытаясь устроиться.

- Искать комнату, чтобы с ней переспать. А что, если она вдруг согласится?

- Со мной такое случалось, и не раз. Тут нужно просто быть честным.

- Корыстолюбие ненасытно. Это старая истина.

- Чего вы боитесь? Утра, дня, ночи?

- Утра. Я рассылаю уйму открыток.

- Сфотографируйте это поразительно грязное окно. Его серые тона. Пожалуй, я смогу добыть вам рыцарское звание, я знаю одного парня. Так что там насчет вечного возвращения

[71]?

- Все это не скоро, не скоро, не скоро. Спасибо, что пригласили Джима, было очень приятно с вами поговорить.

- Они играли «Уан о'клок джамп», «Ту о'клок джамп», «Три о'клок джамп» и «Фор о'клок джамп». Отлично работали. Я видел их по телевизору. Теперь они все уже на том свете.

- Это вас пугает?

- Не-а, это меня не пугает.

- Это вас пугает?

- Не-а, это меня не пугает.

- Что вас пугает?

- Меня пугает моя рука. С ней что-то не так.

- Слышал? Это волчий оклик

[72]. Неплохо, верно?

- Едва успел перезарядить, как на тебе - черный носорог, самка, как потом выяснилось, стоит и пьет себе воду.

- Позвольте мне сделать небольшую подсказку: найдите хоть одно животное, способное к личной дружбе.

- Так что я решил, что пора бы нам и встряхнуться. Я сменил пластинку, это сразу помогло, затем поколдовал с освещением…

- Позвонить Бомбе, который еще «Бесхвостый обезьян»? Получить его взнос?

- Зарядил пунш одной такой дурью, как раз под рукой была. Усложнил декор продуманно расположенными предметами садовой мебели, птичьими ванночками, солнечными часами, зеркальными шарами на подставках…

- От этого невольно начинаешь пристукивать ногой в такт, ты заметил?

- Они были очень довольны. Мы танцевали под «Инвенции и Симфонии». Получилось совсем неплохо. Здорово получилось.

- Именно это должны были отметить новые портреты.

- Затем из другого люка появилась невеста. Не задерживаясь ни на секунду, она прогарцевала, взбрыкивая, через всю арену.

- Я знал ее. Я ее очень любил. Я ее очень люблю. Я желаю им счастья.

- Я тоже. Она очень отважная.

- Думаешь, нам перепадет что-нибудь из этого сим- патичненького гранта?

- Если мы сумеем сделать так, чтобы нас поняли. Если я аплодирую, артисты понимают, что я доволен. Если я беру иголку и обжигаю ее кончик на спичке, ты понимаешь, что я занозил ногу. Если я спрошу: «А были жертвы среди живущих англичан?» - Ты поймешь, что я осведомлен о мятеже туземцев. Если я вручу тебе два

экземпляра реферата диссертации, переплетенные в черную ткань, ты поймешь, что я забочусь о своем росте. Призывы к патриотизму, предупреждения мелким плавсредствам.

- Скажите, что вы боитесь.

- Я боюсь. Только, пожалуй, не сегодня.

- Вот уж чего мне бы очень не хотелось. Вместо этого можно попросту прийти в бешенство. Я пришел в бешенство, в самое доподлинное бешенство.

- Искусственно распалять себя. Методика управляющих.

- Пришел в такое бешенство, что мог, пожалуй, перекусить долото.

- И очень любезно. Божественная кожа, следы краски, красные царапины, пятна от травы. Мы смотрели «Шестьдесят минут». Питались ирисами, диким чесноком, сердцевиной алоэ, соком акации. Она уже улетела, самым ранним рейсом. Как я себя чувствую? Великолепно.

- И снова великолепный солнечный день. Как вы себя чувствуете? Вы пробовали заказать в этом новом поезде выпивку? Это проще пареной репы. У вас есть что-нибудь, чем заделать окна? Толь или там доски? Вы хотите прослушать «Боевой гимн республики»? Там осталось еще красное?

- Навалом, вон сколько бутылок. Хватит двух недель. Две недели на фольксвагене «кролике».

- Домой.

- Нет, благодарю вас.

- Вы этого боитесь?

- Ну а правда, живу я еще или нет?

- Чего вы боитесь?

- Один старик наедине в комнате. Два старика наедине в комнате. Три старика наедине в комнате.

- Ладно, может быть, вам удастся поговорить с ними завтра или там еще как.

- И говорит: приветик, ты слыхал, что есть такая штука, удовольствие? А про веселье слыхал? Давай поедем в город, поставим на уши какой-нибудь бар, в кои- то веки. Что ты задумал, какие у тебя планы? Все еще

ворочаешь железо? Я всю ночь пилился, а как ты? «Мне счастье по душе!»

- Знаешь, я об этом не очень задумываюсь.

- Смиренность босиком, Распущенность физически привлекательна и держит в руке побег рапса, Час это колесо, а Доблесть душит льва, засовывает в львиную глотку бронированный кулак.

- Как закончилась вечеринка?

- Меня там уже не было. Мне пора линять, сказал я, пора уходить, пора сматывать удочки, ведь времени-то уже сколько, ночь. Матфей и Марк, Лука, Иоанн, благословите мою постельку.

- Скажите, что вы боитесь.

- Все меньше и меньше. У меня есть детектор дыма и билеты всюду, куда угодно. У меня есть ангел-хранитель, слепой от рождения, а также пакетик семян репы сорта «Белый шар с красной верхушкой», для крыши.