Голубой горизонт - Уилбур Смит

– Луиза? Что с тобой?

– Скачи! Скачи быстрей! Не позволяй ему коснуться меня! – кричала она. Джим понял, что она кричит в кошмаре. Разбудить ее было нелегко. Пришлось схватить за плечи и потрясти.

– Джим, это ты? – Она наконец вырвалась из мира сна. – Мне снился ужасный сон. Опять этот слон.

Она вцепилась в него, и он подождал, пока она успокоится. Луиза раскраснелась, у нее был жар, но немного погодя он сумел снова уложить ее и накрыть кароссом.

– Спи, маленький Ежик, – сказал он. – Я буду близко.

– Не оставляй меня, Джим. Побудь еще немного.

– Пока ты не уснешь, – согласился он.

Но он уснул раньше ее. Луиза почувствовала, как он расслабился и вытянулся рядом с ней. Дыхание его стало медленным и ровным. Он не касался ее, но его присутствие действовало успокаивающе, и постепенно Луиза тоже начала засыпать. На этот раз темные фантазии не преследовали ее.

Когда она пробудилась на рассвете от звуков просыпающегося лагеря, то потянулась, чтобы дотронуться до Джима, но его не было. И она остро ощутила утрату.

Она оделась и с трудом вышла из фургона. Джим и Баккат промывали царапины и мелкие раны, которые Драмфайр и Трухарт получили во вчерашней битве со слоном, и в награду за храбрость кормили лошадей драгоценным овсом с отрубями, смешанным с патокой. Увидев выходящую из фургона Луизу, Джим тревожно вскрикнул и побежал к ней.

– Ты должна лежать. Что ты здесь делаешь?

– Собираюсь готовить завтрак.

– Что за вздор? Зама сегодня обойдется без твоих указаний. Ты должна отдыхать.

– Не обращайся со мной как с ребенком, – ответила она, но ее ответу не хватало задора, и она улыбнулась Джиму, ковыляя к костру. Он не стал спорить. Утро было великолепное, яркое и прохладное и обоих привело в солнечное настроение. Ели под деревом под птичьи песни в ветвях, еда стала небольшим праздником в честь вчерашних событий. Оживленно обсуждали все подробности охоты, заново переживая возбуждение и ужас, но ни один из них не упоминал о ночных событиях, хотя думали они о них непрерывно.

– Теперь мне нужно вернуться к туше, чтобы извлечь бивни. Эту работу я никому не могу поручить. Неосторожное движение топора безвозвратно уничтожит слоновую кость, – сказал Джим Луизе, вытирая тарелку пресным хлебом. – Сегодня дам Драмфайру отдохнуть, он вчера перетрудился. Поеду на Вороне. Трухарт останется в лагере, она хромает, как ты.

– Тогда я поеду на Олене, – ответила Луиза. – Мне недолго натянуть сапоги.

Оленя, сильного, но послушного жеребца, они отобрали у полковника Кайзера.

– Ты должна остаться в лагере, чтобы полностью оправиться.

– Мне нужно вернуться за ружьем, я уронила его в кустах.

– Неубедительный предлог. Ружье могу отыскать я.

– Неужели ты думаешь, что я пропущу вытаскивание бивней, ради которых мы рисковали жизнью?

Он раскрыл рот, собираясь возражать, но по ее лицу понял, что это бесполезно.

– Велю Баккату седлать Оленя.

Существовало два традиционных метода извлечения бивней. Тушу можно оставить разлагаться, и, когда хрящи, удерживающие бивни в гнездах, размягчаются и распадаются, те можно рывком отделить от черепа. Но это дело долгое и зловонное, а Джиму не терпелось побыстрее заполучить трофей во всем его великолепии. Луизе тоже.

Вернувшись, они увидели над тушей самца стаю падальщиков, затмевавшую небо. Это было огромное сборище хищных птиц: орлы всех видов, а также журавли-могильщики с их чудовищными клювами и лысыми головами, которые казались обваренными. Ветви деревьев вокруг мертвого слона скрипели под тяжестью этой пернатой орды. Когда Джим и Луиза подъехали к туше, разбежалась стая гиен, а маленькие рыжие шакалы, насторожив уши, смотрели на них из колючих кустарников блестящими глазами. Стервятники выклевали глаза слона и пробивались через его задний проход, но не смогли прорвать толстую шкуру и добраться до плоти. Там, где на туше сидели стервятники, остались белые полосы их экскрементов. Джим почувствовал гнев при виде осквернения благородного животного. Он сердито извлек из футляра ружье и выстрелил в стервятника на вершине одного дерева. От удара свинцовой пули отвратительная птица упала клубком перьев и бьющихся крыльев. Остальные взлетели с насестов и присоединились к другим, кружащим в небе.

Отыскав свое ружье, Луиза увидела, что ложе лишь слегка поцарапано. Она вернулась и выбрала себе наблюдательный пункт в тени. Сидя на потнике, она зарисовывала процедуру и делала на полях рисунков примечания.

Первой задачей Джима было отделить огромную голову от туловища. Это делается для облегчения работы: иначе потребуется пятьдесят или больше человек, чтобы перевернуть тушу с одного бока на другой. Отделение головы заняло все утро. Мужчины, раздевшись по пояс, вспотели под полуденным солнцем, прежде чем дело было сделано.

Дальше пришлось удалить шкуру и вырубить кость вокруг бивней осторожными ударами топора – трудная работа. Джим, Баккат и Зама работали по очереди, неловким возчикам и погонщикам они драгоценную слоновую кость не доверяли. Вначале один, потом другой бивень извлекли из костного канала и уложили на нарезанную мягкую траву. Быстрыми ударами кисти Луиза запечатлела момент, когда Джим склонился к бивням и острием ножа высвободил у конца каждого бивня длинный конический нерв. Нервы извивались, белые и гибкие, как желе.

Бивни закутали в траву, погрузили на спины вьючных лошадей и торжественно повезли в лагерь. Джим распаковал весы, которые отец дал ему именно для этой цели, и подвесил их к ветке дерева. Потом при всех по одному взвесил бивни. Правый бивень слона, рабочий, более истертый, весил 143 фунта. Левый, более крупный, – ровно 150 фунтов. Оба были коричневыми от сока растений, но основания, находившиеся под защитой хрящей и костей, – замечательного кремового цвета, как драгоценный фарфор.

– Через Хай-Уэлд прошли сотни бивней на продажу, но таких больших я никогда не видел, – гордо сказал Джим Луизе.

Вечером они засиделись у костра. Баккат, Зама и слуги завернулись в одеяла и спали у своих костров, когда Джим провел Луизу к ее фургону.

Потом он долго лежал на своей постели голый – ночь была теплая. Засыпая, он слышал вопли и хохот гиен, которые бродили вокруг лагеря, привлеченные запахом слоновьего мяса, развешанного на стойках для копчения. Последней его мыслью было, достаточно ли прочно Смоллбой и другие слуги закрепили кожаную упряжь фургонов, чтобы не дотянулись стервятники. Своими мощными челюстями гиена разгрызает самую прочную кожу так же легко, как сочную устрицу. Но Джим знал, что Смоллбой всегда в первую очередь заботился о безопасности упряжи, и позволил себе уснуть.