Мертвая хватка - Андрей Воронин

– Кончай.., лапшу… – с трудом вытолкнул из себя Простатит вместе с пузырями кровавой пены. – Маленький, что ли? Гранату.., в кармане.., не успел. Уже близко.., можно…

Майков принялся шарить у него по карманам и почти сразу нащупал в одном из них ребристый желвак гранаты с коротким отростком вставленного запала. В это время заднее стекло у него за спиной взорвалось и разлетелось на сотни мелких осколков. Бормоча проклятия, папа Май оттолкнул в сторону безвольно обмякшее, мучительно хрипящее тело Простатита и, в спешке наступая на него ногами, полез в люк.

«Черкан» был уже совсем рядом. Оттуда больше не стреляли – не могли они стрелять, и видеть они ничего не могли из-за поднятой колесами «тойоты» густой пыли, тучами влетавшей в салон через выбитый лобовик. Папа Май выдернул чеку, отпустил рычаг, заставил себя выждать две мучительно долгие секунды и только после этого бросил гранату.

В самое последнее мгновение он передумал и метнул начиненный смертью стальной лимон не под колеса, а в черную амбразуру выбитого переднего окна. Он чуть-чуть недобросил, граната ударилась о капот «черкана» и, отскочив, на какое-то мгновение будто повисла в воздухе. Майков похолодел, но в следующий миг темное, забитое клубящейся пылью окно надвинулось на кувыркающуюся в воздухе гранату и сглотнуло ее, как вратарская перчатка-ловушка глотает летящую шайбу. Сейчас же, практически без паузы, раздался взрыв. Изо всех окон джипа выплеснулось черно-оранжевое пламя, во все стороны полетели сорванные с петель дверцы и еще какие-то темные куски и клочья. Горящая машина по инерции прокатилась еще несколько метров и остановилась. Теперь это был просто охваченный чадным бензиновым пламенем мятый жестяной гроб, погребальный костер на колесах.

Май устало сполз в салон и увидел, что Простатит еще дышит.

– Красиво сделано, братан, – не поворачивая головы, похвалил Рыба. – Давно я тебя таким не видел. Куда теперь?

– В аэропорт, – сказал Майков. – Куда же еще? Или ты думаешь, что это все?

– А Прос? – спросил Рыба.

– Прос…

Майков посмотрел на Простатита. Тот был без сознания, а крови из него вытекло столько, что непонятно было, где она до сих пор помещалась. Он буквально плавал в темно-вишневой луже, напоминая персонаж одного из кровавых фильмов Квентина Тарантино. Папа Май перевел взгляд на быстро удаляющийся столб черного дыма с оранжевыми прожилками пламени, поднявшийся уже до самого неба, и взял с сиденья свой пистолет. Ствол был еще теплый. Майков почесал им переносицу и повторил:

– Прос…

Он прижал дуло к правой глазнице Простатита и спустил курок.

Рыба грязно выругался, но так и не обернулся, а лишь прибавил скорость.

– Можешь делать что хочешь, – сказал ему Майков, стирая с лица красные брызги, – можешь говорить что хочешь, братишка, но если ты секунду помолчишь и подумаешь, то поймешь, что по-другому было просто нельзя.

– Знаю, – сказал Рыба. – Кто не спрятался, я не виноват… Эх, Прос!

Майков распахнул дверцу и, скрипя зубами от натуги, весь перемазавшись кровью, выбросил тяжелое тело из машины. Оглядываться, чтобы посмотреть, как оно катится, он не стал.

Выбравшись на шоссе, они вздохнули с облегчением: «хаммера» нигде не было видно. Заметно расслабившийся Рыба сунул в зубы сигарету, прикурил от зажигалки и немного опустил стекло со своей стороны. За ними, постепенно отставая, шла тяжелая, вдоль и поперек исполосованная иностранными надписями фура, впереди густо чадил дочерна набитый людьми междугородный автобус. Навстречу сплошным потоком шли машины, и Рыба сидел за рулем, сильно подавшись влево, чтобы не пропустить просвет в движущейся навстречу колонне и обогнать еле ползущий автобус. Наконец колонна кончилась, будто обрезанная ножом. Рыба сразу же бросил машину влево, на обгон, и в то же мгновение из-за фуры, как чертик из табакерки, вынырнул «хаммер». Рыба выругался и до упора выжал педаль акселератора. Двигатель взревел. Майкова вжало в спинку сиденья, и он понял, что рановато настроился на отдых.

Рыба снова выругался. Майков посмотрел вперед. Впереди был железнодорожный переезд, перед которым уже выстроилась довольно длинная колонна машин. Шлагбаум был опущен, и на нем тревожно перемигивались красные огни. Поезда пока не было видно, но дежурный в оранжевом жилете уже стоял на крыльце своей будки, держа наготове свернутый в трубочку замызганный желтый флажок.

Майков оглянулся. «Хаммер» приближался, хищно выпятив стальную челюсть защитной дуги.

– Гони, Рыба! – крикнул папа Май. – Авось проскочим!

Рыба нажал на газ, но тут же снова сбросил скорость, потому что из-за поворота вылетел поезд – тяжелый товарняк, груженный каким-то железом.

– Не успеем, Май.

– Гони, я сказал! Гони, урод, пока я тебе мозги не вышиб!!!

Рыба снова бросил машину влево, на пустую встречную полосу, и погнал ее прямиком на полосатый шлагбаум. Поезд приближался справа, и папа Май уже слышал его тяжелый вибрирующий гул. До переезда осталось пятьдесят метров, потом тридцать, десять…

– Стой! – заорал Майков, поняв, что им не успеть, ни за что не успеть. Не хватало какой-то доли секунды, но вот именно не хватало, не хватало наверняка, железно.

Рыба тоже понял, что они не проскочат, и ударил по тормозам. Машина пошла юзом, ее несло прямо на шлагбаум и дальше, под тепловоз, и тогда Рыба что было сил вывернул руль. Джип развернуло боком, почти задом наперед, он все-таки снес шлагбаум и косо замер посреди дороги, в каком-нибудь метре от рельсов. В следующее мгновение тяжелый грузовой состав с диким грохотом и ревом накрыл переезд.

Ничего не слыша, кроме этого грома и лязга, они вывалились из машины. «Хаммер» уже был тут как тут, его дверцы разом распахнулись, и из него резво, как тараканы, побежали согнутые пополам черные фигуры. Засверкали почти неразличимые при дневном свете вспышки, и по асфальту запрыгал свинцовый град. Рыбу срезало сразу, и он опрокинулся на спину, с маху ударившись затылком о рельс. Папа Май увидел его открытые, безразличные ко всему глаза, вскинул пистолет и успел дважды нажать на спусковой крючок, прежде чем автоматная очередь наискосок перечеркнула его грудь.

Глава шестнадцатая

Полковник Сорокин толкнул калитку и, привычно пригибаясь, чтобы не путаться макушкой в плетях разросшегося винограда, вошел во двор. Мимоходом ему подумалось, что вся эта яблочная история как-то незаметно превратила его в настоящего дачника: теперь он приезжал сюда при первой же возможности и, что характерно, по собственной инициативе.

Забродов сидел на веранде – чисто выбритый, без соломенной шляпы и, уж конечно, без бутафорских очков. И одет он был совсем не так, как одевался на протяжении всего своего дачного отшельничества. На нем были его любимые камуфляжные брюки, сильно поношенная майка защитного цвета и тяжелые армейские ботинки с высокой шнуровкой – словом, обычный полевой наряд, казавшийся его второй кожей.

Линялая камуфляжная куртка Забродова тоже была здесь, аккуратно повешенная на спинку его стула. Судя по всему, Илларион собирался в ближайшее время покинуть дачу Сорокина, и полковник не знал, радоваться ему по этому поводу или огорчаться.

Тут он заметил, что Забродов не один, и встревожился: ну, что еще?.. И добро бы, кабы с ним была Анна Беседина, – дело, как говорится, холостое. Так ведь нет! За столом напротив Иллариона сидел совершенно незнакомый полковнику Сорокину мужчина лет сорока или сорока пяти, невысокий, коренастый, очень основательный, неуловимо похожий на каменное изваяние – не на античную статую и не на поделку какого-нибудь современного скульптора, а на скифскую каменную бабу, грубо высеченную из дикого валуна и способную тысячелетиями противостоять любым разрушительным воздействиям. Одет незнакомец был так же, как и Забродов, с той лишь разницей, что его пятнистая куртка была новее и не висела на спинке стула, а красовалась на его округлых и твердых, как булыжники, плечах.

Оба курили. На столе между ними лежали пачка сигарет и зажигалка, пепельницу заменяла консервная банка – похоже, из-под тушенки, – а рядом с ней торчком стояло что-то вроде небольшой рации с выдвинутым на всю длину усиком антенны.

– Ба, – сказал Забродов, увидев вынырнувшего из-под виноградных лоз Сорокина, – какие люди!

Услышав этот приветственный возглас, незнакомец с каменными плечами не спеша вынул из-под стола правую руку. В руке у него ничего не было, но его неторопливый жест Сорокину все равно не понравился. То, как это было проделано, наводило на мысль о спрятанном под столом пистолете.

«Чепуха, – сердито подумал Сорокин, подходя к веранде и пожимая руку Забродову. – Это уже паранойя. Пуганая ворона куста боится, а Забродов – не куст. От этого черта в камуфляже можно ожидать чего угодно – так же, как и от его знакомых».

– Познакомьтесь, – лениво усаживаясь на место и принимая прежнюю расслабленную позу, сказал Илларион. – Это Матвей, а это – хозяин дачи, полковник Сорокин.